Президент Вильсон заявил, что он не представляет себе, чтобы кто-нибудь мог не согласиться с этими словами Ллойд Джорджа. Он предложил созвать особое совещание на Принцевых островах или еще в каком-нибудь «легко досягаемом» месте, чтобы выяснить возможности мира в России. Объективности ради он считал необходимым пригласить делегатов и от советского правительства, и от белогвардейских групп…
«Тигр» Клемансо — рупор французских держателей царских акций и генерального штаба — выступил с ответным словом от лица сторонников интервенции. Клемансо был уверен, что хитрая политика Ллойд Джорджа не получит поддержки в английских правящих кругах, и что английские милитаристы и служба разведки уже втянуты в антисоветскую войну. Однако Клемансо считал необходимым специально ради Вильсона опровергнуть доводы Ллойд Джорджа внушительным заявлением об угрозе большевизма.
— В принципе, — начал Клемансо, — я против переговоров с большевиками не потому, что это преступники, а потому, что, дав им понять, что они достойны вести с нами переговоры, мы подняли бы их до нашего уровня. Если французскому премьеру будет позволено так выразиться, английский премьер-министр и президент Соединенных Штатов заняли слишком академическую и теоретическую позицию в вопросе о большевизме. Большевистская опасность сейчас очень велика, — продолжал Клемансо. — Большевизм распространяется. Он захватил Прибалтийские провинции и Польшу, и только сегодня утром мы получили очень дурные вести о его проникновении в Будапешт и Вену. Италия тоже в опасности. Там опасность, вероятно, еще серьезнее, чем во Франции. Если большевизм, распространившись в Германии, дойдет через Австрию и Венгрию до Италии, Европа окажется перед лицом весьма серьезной опасности. Поэтому против большевизма необходимо что-то предпринять!
Не полагаясь на свое красноречие, Клемансо попросил разрешения вызвать «экспертов». Первым из них оказался посол Нуланс — в бытность свою в Петрограде друг посла Фрэнсиса и зачинщик антисоветских интриг в дипломатическом корпусе. Нуланса представили Вильсону и Ллойд Джорджу.
— Я ограничусь констатацией фактов, — сказал посол Нуланс и тут же пустился, не жалея красок, расписывать «большевистские зверства»,
— Расстреливают не только мужчин, но и женщин, — утверждал Нуланс. — Людей топят, отрезают языки и носы, живыми закапывают в землю, калечат, инсценируют расстрелы для устрашения, насилуют и грабят.
Нуланс повторил все россказни антисоветски настроенных членов дипломатического корпуса и царских эмигрантов. «В Петропавловской крепости держат роту профессиональных палачей… Большевистская армия — не армия, а сброд!»
— А судьба английского морского атташе капитана Кроми! — продолжал Нуланс. — Он был убит, когда защищал английское посольство, и тело его было выставлено в окне посольства в течение трех дней! Террор, массовые убийства, вырождение, коррупция, полнейшее презрение к союзникам — вот отличительные, черты советского режима…
— И, наконец, — сказал Нуланс, — я хочу указать, что большевистское правительство ведет империалистическую политику. Оно намерено завоевать весь мир и не заключать мира ни с одним правительством!
Однако, несмотря на все старания Нуланса, убедить президента США не удалось. Всего за несколько дней до того американский агент Баклер по указанию Вильсона имел частную беседу с уполномоченным советского правительства М. М. Литвиновым. В своем донесении от 18 января 1919 г. Баклер сообщал президенту:
Литвинов заявил, что советское правительство жаждет прочного мира… Русским вовсе не по душе военные приготовления и дорогостоящие кампании, к которым Россию вынуждают после четырех лет изнурительной войны, и им очень важно узнать, желают ли мира Соединенные Штаты и союзники.
Если да, то договориться об условиях мира будет нетрудно, ибо, по словам Литвинова, советское правительство готово идти на всяческие уступки, включая охрану существующих иностранных предприятий, предоставление новых концессий в России и пересмотр вопроса о долгах союзникам… Сомневаться в миролюбивом настроении советского правительства не приходится… В той мере, в какой Лига наций сможет предотвратить войну, не давая хода реакции, она может рассчитывать на поддержку советского правительства.
Далее Баклер сообщал, что в рядах большевиков есть элементы, решительно противящиеся мирной политике советского правительства. Эти оппозиционные элементы, писал Баклер, «надеются на более активную интервенцию союзников»; он предупреждал, что «продолжение такой интервенции только на руку этим экстремистам».
Казалось, план Вудро Вильсона, поддержанный Ллойд Джорджем, вот-вот будет принят, несмотря на Клемансо и Фоша. Вильсон составил ноту, в которой сформулировал свое предложение, и послал ее советскому правительству[17] и всем белогвардейским группам. Советское правительство не замедлило принять план Вильсона и было готово послать делегатов на Принцевы острова. Но, как позже выразился Уинстон Черчилль, то был «неблагоприятный момент» для прекращения войны с Россией. Большинство союзнической верхушки было уверено, что советская власть скоро будет свергнута. По тайному указанию союзников белогвардейские правительства отказались встретиться с советскими делегатами на Принцевых островах.
Атмосфера на мирной конференции изменилась. Ллойд Джордж увидел, что зашел в тупик, и неожиданно уехал в Лондон. На его место в Париж помчался Уинстон Черчилль, юношески проворный английский военный министр и представитель крайних антибольшевистских кругов.[18]
Наступило 14 февраля 1919 г.; на следующий день Вильсон должен был отбыть в Америку, где ему предстояла встреча с возглавляемой сенатором Лоджем изоляционистской группой конгресса, подрывавшей все усилия президента создать систему всемирного сотрудничества и безопасности. Вильсон понимал, что потерпел неудачу в Европе и боялся новой неудачи в Соединенных Штатах. Он был разочарован, утомлен и совсем пал духом.
Уинстон Черчилль был представлен президенту английским министром иностранных дел А. Дж. Бальфуром, заявившим, что английский военный министр прибыл в Париж, чтобы изложить точку зрения английского кабинета по вопросу о России. Черчилль тотчас же повел атаку на вильсоновский план встречи на Принцевых островах.
— Вчера в Лондоне, — сказал Черчилль, — состоялось заседание кабинета, проявившего серьезное беспокойство в связи с положением в России и, в частности, в связи с предполагаемой встречей на Принцевых островах… Если на совещание явятся только большевики, то, по мнению кабинета, оно ничего не даст. Необходимо учитывать военную сторону вопроса. Ведь в России гибнут в боях английские солдаты.
Вильсон отвечал:
— Поскольку мистер Черчилль приехал из Лондона специально с тем, чтобы еще застать меня здесь, я чувствую себя обязанным изложить мое личное мнение по этому вопросу. Многое в нем не ясно, но по двум пунктам у меня нет никаких сомнений. Во-первых, я считаю, что войска союзных и объединившихся держав не приносят в России ни малейшей пользы. Они не знают, за кого и за что воюют. Не приходится и говорить об участии их в какой-либо серьезной попытке установить в России порядок. Они поддерживают чисто местные движения, как, например, казаков, которых невозможно заставить двинуться за пределы их территории. Поэтому я пришел к убеждению, что союзным и объединившимся державам следует отвести свои войска из всех районов русской территории.
— Второй пункт, — продолжал Вильсон устало, — это Принцевы острова… Мы стремимся не к сближению с большевиками, а к полной осведомленности. Сообщения, поступающие из России как официальным, так и неофициальным путем, столь противоречивы, что невозможно составить себе связное представление о положении в этой стране. Встреча с русскими делегатами могла бы пролить свет на всю обстановку.
Дав президенту договорить, Черчилль ответил:
— Полный отвод вооруженных сил союзников — это логичная и ясная политика, но она привела бы к уничтожению всех небольшевистских войск в России. В настоящее время они исчисляются в полмиллиона, и хотя качественно они не первоклассны, количество их растет. Принять такую политику, значило бы вынуть тот винтик, без которого развалится вся машина. Вооруженное сопротивление большевикам прекратилось бы, и для всей России наступила бы нескончаемая эра насилий и бедствий.
— Но ведь кое-где эти войска и военные материалы безусловно помогают реакции, — возразил Вильсон, — а значит, если союзников спросят, кого они поддерживают в России, они будут вынуждены ответить, что и сами не знают!
