Меншиков, «понеже иных на море знающих не было». Пушек и лодок наши не имели и потому против орудийного огня неприятеля пришлось выступить «с одною мушкетной стрельбою». «Получившие викторию» — бомбардирский капитан и поручик, он же «Шлиссельбургский и Шлотбургский комендант», «учинены были кавалерами ордена Св. Андрея» (Первозванного). В память этого события выбита медаль с надписью «Небываемое бывает».
Чтобы описанное дело предстало в надлежащем историческом освещении, необходимо пояснить, что в исходе XVII ст. в Швеции для разных надобностей при корабельном флоте строились малые посыльные суда, которые, хотя и числились военными, но по своей конструкции ни в чем не разнились от прочих коммерческих судов того времени. Все различие их состояло в том, что в их бортах повыше палубы прорезывались отверстия или порты для постановки мелкокалиберных орудий. Одномачтовое судно «Гедан» имело вид грузового палубного коммерческого судна.
Первая морская победа чрезвычайно обрадовала Петра, как это видно из его писем к своим приближенным Н. Ю. Рамодановскому, Б. А. Голицыну, T. Н. Стрешневу и др. Он особенно был доволен тем, что через Неву России открывался путь в Балтийское море и являлась возможность торговых сношений с Голландией, Данией и Англией.
«Таким образом, — как писал Царь Паткулю, — Господь Бог посредством оружия возвратил большую часть дедовского наследия, неправильно похищенного. Умножение флота имеет единственной целью обеспечение торговли и пристаней. Пристани эти останутся за Россиею; во-первых, потому, что они сначала ей принадлежали, во-вторых, потому, что пристани необходимы для государства, ибо через сих артерий может здравее и прибыльнее сердце государственное быть».
Петр обладал Невой на всем её протяжении. Русское владычество было вновь водворено на её берегах. По Неве русские стали плавать беспрепятственно, как при Вещем Олеге, Владимире Св., Ярославе Мудром. Но только по Неве. Из русских первых «Ведомостей» узнаем, что «11 фуркатов пришли, чтобы не допустить московским войскам кораблями из Ноте-бурга в море приходить». Петр имел речную флотилию, но боевых судов у него не было и отразить шведские корабли, стоявшие все лето близ устьев Невы, он не мог. Петр планировал поэтому так, чтобы выиграть время для устройства флота на Свири.
Военный совет, собранный по взятии Канец (Ниеншанца), должен был решить: «тот ли шанец крепить или иное место удобное искать». Совет усмотрел, что целесообразнее отыскать новое место для крепости, чем возобновлять старую крепостцу. Остров Энисаари, Люст-Эйланд, был признан более подходящим и на нем 16 мая 1703 г. заложена Петропавловская крепость, около которой сейчас же начал возводиться С.-Петербург. На месте, занятом Петербургом, жил шведский помещик с немногочисленными финскими крестьянами и рыбаками.
По описанию очевидца, жители петербургской местности были здоровый и от природы дюжий народ, говоривший необыкновенно скоро на особом финском языке. Носил он лыковую обувь, плоские шапки, а за поясом — небольшой топор. К его лютеранской религии примешано было много суеверных языческих обрядов.
Взятие шведских судов в устье Невы
Хозяйство у него было очень скудное и дурное. Избы строились на русский лад, большей частью из одной комнаты. Вместо окон — маленькое отверстие, с задвижной дощечкой. У зажиточных встречалось крошечное окошечко, в две ладони, из слюды, бумаги, или пропитанной маслом холстины. Постелей в деревнях не знали. Лежали все вповалку, тут же пристраивались собаки, кошки, свиньи, куры и пр. Освещали избу лучиной.
Взяв Канцы (Ниен), Петр повелел срыть его укрепления и свои батареи, возведенные для завоевания этой местности. Вместо шведского города возникло Охтенское адмиралтейское селение, которым царь дорожил для своего судостроения. Здесь он устроил смольный склад (двор), церковь и пр. На этом дворе хранилась смола для всего его флота. Двор огорожен был палисадом и охранялся от огня крепкими караулами. В охтенском селении сосредоточивались плотники — переведенцы из разных городов для корабельного и галерного строения. Для них сооружен был храм во имя св. Иосифа Древодела. В 1718 г., на берегу Фонтанки, против Летнего Сада, Петр велел выстроить Партикулярную Верфь, где строились всякие мелкие парусные и гребные суда. Петр хотел, чтобы жители новой его столицы без всякого страха «по водам ездили» и для этого им «безденежно» раздавались суда, сделанные по европейскому образцу. Царь желал, чтобы по воскресным дням жители совершали на этих судах прогулки и всякие «экзерциции», а в тихую погоду собирались целой флотилией и по нескольку часов катались «по Неве реке».
Крепость была построена непостижимо скоро. Землю носили или в полах своей одежды, или в небольших рогожных мешках. В четыре летних месяца 1703 г. крепость была вчерне окончена. Строили крепость и «Парадиз» вместе с русскими финны и ингерманландцы. На мысе Васильевского острова — где ныне биржа — Петр устроил передовой оборонительный пункт.
Смольный двор в первые годы Петербурга
Тысячи народа заняты были на прежней земле водской пятины возведением укрепления и постройкой домов, а на волнах взморья покачивались суда эскадры Нумерса, у Сестры-реки стоял отряд генерала Крониорта, который, — как значится в первых русских «Ведомостях», — укреплял Карелию и Финляндию. Эти обстоятельства Петра не смущали. Вся Европа удивилась столь отважному предприятию, — писал один иностранный историк; да и не без основания. Петр начал дело столь великой важности в самое то время, когда казалось, что «настоящая война имеет одна занять все его попечение» ...
Таким образом, на земле древней Новгородской пятины возникла будущая столица новой Империи.
В факте основания Петербурга крылась угроза Выборгу. О постройке нового города русские сведений не распространяли, и когда встречались с отрядами, превосходившими их в силе, неизбежно отступали, чтобы не потерять людей, могущих дать сведения о заложенном укреплении.
В пределы новой крепости никого постороннего не впускали. Крестьяне, привозившие для продажи свои продукты, останавливались у ворот; припасы отбирались и продавец ожидал уплаты вне крепости. Однажды из Стокгольма прибыл парламентер, для переговоров о пленных. Далеко от крепости ему завязали глаза. Когда повязку сняли, он находился в большом зале. Его встретил русский с длинной бородой, в туфлях, он прогуливался по полу и курил трубку. Комендант Брюс, немец по происхождению, но московский уроженец, принял письмо и заговорил на чисто шведском языке, причем рассказал, что у него в крепости 150 орудий, но трубача к окну не допустил. Рядом в комнате находился молодой человек высокого роста, перед которым все снимали шляпу. Вот, все что знали в Выборге осенью 1703 г. о новом создании Петра Великого.
Эренмальм, описывая Петербург (1710 г.), разделяет его на четыре части:
