над территориями, что часто приобретало характер насильственных действий. В принципе, конфликты такого рода не должны были происходить, поскольку наиболее могущественные из этих государственных образований — архиепископство и орден — признавали своим верховным сюзереном римского папу, а многие из крупных землевладельцев были их вассалами. С точки зрения теории феодализма вассалы одного и того же сеньора должны были жить в мире друг с другом и со своим сеньором. Однако в период позднего Средневековья везде в Европе порядок, который поддерживался феодальными отношениями, в массе своей разрушался, и стремление к власти и богатству заменило собой такие добродетели, как верность и преданность сеньору. Наряду со многими другими вещами европеизация принесла на восточное побережье Балтики запутанные конфликты среди правящей элиты, на долгий срок ставшие характерными для Западной Европы.
Вслед за подчинением каждого из местных племен и еще до завершения конфликта крестоносцы заботились о том, чтобы контроль над захваченными территориями перешел к одной из структур, участвующих в их завоевании. К концу XIII в., таким образом, Ливонский орден (изначально Орден меченосцев) контролировал около 18 400 кв. км земель, принадлежавших ранее ливам и латгалам. Епископ Сааремаа контролировал весь остров и часть эстонских территорий на побережье, епископ Тарту — территорию к юго-западу от Чудского озера, а епископ Курляндии — три небольшие территории, не граничившие друг с другом, расположенные в западной части побережья и ранее принадлежавшие куршам. Эти епископы, конечно же, подчинялись архиепископу Риги. Город Рига был самым небольшим среди этих государственных образований — под его контролем находились лишь сама территория города, огороженная стенами, а также земельные владения вокруг него. Его действительное могущество и влияние являлись результатом обширной деятельности Риги как торгового и административного центра. В самом деле, в описываемое время Рига располагала собственным городским правительством, являлась местопребыванием архиепископа, а также штаб-квартирой Ливонского ордена. Здания, где размещались центры этих конкурирующих структур, находились в пределах получаса ходьбы друг от друга. В конце XIII в. население Риги составляло примерно 10 тыс. человек, что делало ее крупнейшим городским центром всего Балтийского побережья.
За исключением Риги, которая стремилась (и зачастую успешно) устанавливать контроль над торговой и коммерческой деятельностью вдоль Даугавы, другие корпорации — архиепископство (то есть церковь), орден и епископства основывали свою власть на контроле над землями. Когда сопротивление местных племен новым властителям заканчивалось завоеванием или заключением договора, завоеватели распределяли земли между теми, кто сражался на их стороне. Передаваемая таким образом земля считалась отданной в «держание», а не в бессрочное «владение». Концепция частного владения землей в том, что касалось именно земли нигде во всей средневековой Европе не действовала в полном объеме. Получавшие землю вассалы взамен должны были быть готовы оказать военную поддержку сеньору, от которого получили эту землю в держание. Разумеется, местным народам выделялась земля для проживания, и они никак не относились к феодальной системе. Несложно догадаться, что одним из основных источников конфликтов после завоевания было то, что вассалы предпринимали попытки сделать контроль над управляемыми ими землями перманентным, чаще всего — добиваясь у сеньоров прав на наследственное держание. Во время существования Конфедерации многие семьи землевладельцев не только получили земли в бессрочное держание, но и держали одновременно различные участки земли от разных сеньоров, что являлось фундаментальным нарушением принципов феодализма. Неудивительно, что к XV в. корпоративный принцип — согласно которому властными полномочиями облекались несколько корпоративных образований — сменился процессом социальной стратификации: семьи землевладельцев, считавшиеся лояльными сеньорам, стали осознавать свои общие экономические интересы и самих себя как новую группу — знать. Властные отношения сместились с вертикальной оси на горизонтальную. Разумеется, изменения затронули только членов доминирующих корпораций и не коснулись простых земледельцев.
В Ливонской конфедерации, как и во всех средневековых обществах, права и обязанности относились в большей степени к группам, а не к личностям, и, таким образом, корпоративная концепция нуждается в некоторых объяснениях. Появление самой этой идеи на побережье Балтики стало еще одним аспектом европеизации, и в течение XIII в. она стала более актуальной, чем какие-либо другие принципы организации групп, существовавшие в коренных обществах. Помимо наиболее важных корпоративных структур — церкви и ордена, — по мере того как Ливония стала стабильным политическим образованием, появились и другие. Рига добивалась прав «вольного города»; внутри этого города купеческие и ремесленные гильдии в течение XIII в. также развивались как корпорации. Неравенство было ключевым элементом этой базовой общественной философии: различные корпорации имели различные права, и то, какие именно права принадлежат какой корпорации, являлось предметом постоянных споров. Поскольку право участвовать в управлении имели лишь определенные корпорации, не все группы могли требовать представительства в каких-либо существующих властных структурах. Аналогично оспаривалось и право владения землей. Обладавшие наибольшим могуществом требовали больших прав и могли лучше их защитить, а гарантировать это могли церковь и орден как самые могущественные корпорации в Конфедерации. Более того, права были специфическими и конкретными: их необходимо было получить от высшей власти, согласовать в договоре, зафиксировать в документе или кодексе законов, или, по меньшей мере, они должны были быть освящены традицией. Всё XIII столетие, таким образом, стало в Ливонии периодом, во время которого права и свободы приспосабливались к новому распределению власти, и в результате проигравшими оказались местные жители. Факт их подчинения, в конце концов, стал основываться не на праве сильного, как это было сразу же после военной победы над ними, но на новом распределении прав, свобод и ответственности, зафиксированном во множестве различных (и иногда конфликтующих между собой) сводов законов. Еще одним усложняющим фактором стало то, что распределение прав могло различаться в разных регионах; ни одна конфигурация прав не относилась в равной мере ко всем местностям. Идея сепаратизма в сфере законов шла рука об руку с представлением об обществе, построенном на корпоративном принципе.
Малочисленность источников не позволяет понять не только то, как распределялись права, свободы и ответственность, прежде чем новый порядок был установлен в полном объеме, но и то, как подчиненные народы реагировали на это новое распределение. Установления, в соответствии с которыми они жили, были по большей части неписаными; у этих народов существовало множество местных систем «обычного права» и традиций. Хроники упоминают мелких землевладельцев, имевших особые права и, очевидно, происходивших из верхнего слоя старых племенных сообществ, что позволяет предположить, что не все представители подчиненных народов были немедленно ввергнуты в полное бесправие. Однако в долгосрочной перспективе их определенно ожидало уменьшение имевшихся ранее прав и свобод. Хотя этот процесс шел на протяжение жизни четырех-пяти поколений, наиболее сильно потери должны были ощущаться первым поколением, лично испытавшим изменение системы. Последующие поколения уже принимали новый порядок как естественное положение вещей,
