В Интернете без труда можно найти сведения об этом художнике. В частности, и то, что в мире существуют сотни подделок под его картины. Отчего бы это? Вполне возможно, что Каналетто вообще не писал этой картины, просто его имя недостойно использовали после смерти. Как в случае с нашим Ломоносовым. Вместе с тем, такая информация говорит о пользе подделок для обитателей закулисья: бери любую для своих целей, если есть деньги и влияние, твори свою ущербную реальность, авось люди ухватятся. Недаром один мудрейший муж Реформации восхищался глупостью, которая людям (точнее, тем, кто ими манипулирует) импонирует гораздо больше, чем правдивая мудрость [212*].
На этой же теме мнимого Колизея пытался утвердиться и Стендаль [213*]: «с. 269. В Колизее нужно быть одному: часто вам мешает молитвенный шёпот благочестивых паломников, которые группами в пятнадцать-двадцать человек совершают остановки посреди своего «крёстного пути», или капуцин, который со времён Бенедикта XIV, реставрировавшего это здание, проповедует здесь каждую пятницу. Целый день…здесь работают каменщики, которым помогают каторжники, — постоянно приходится восстанавливать какую-нибудь часть обрушивающихся развалин…На вершине развалин Колизея живёшь одновременно с Веспасианом, который выстроил его, со св. Павлом и с Микеланджело».
Для провокации сгодилось имя великого мастера: «В то время, когда Микеланджело, уже очень старый, работал над этой церковью, однажды зимой, после большого снегопада, его увидели разгуливающим среди развалин Колизея. Он пришёл сюда настроить свою душу так, чтобы почувствовать красоты и недостатки своего собственного проекта купола св. Петра. Такова сила великой красоты: театр порождает замысел церкви». Но Стендаль в своей услужливости власти совершает грубую ошибку, повторяя вслед за «античными» авторами: «с. 274. У римлян, как и у нас, был обычай торжественно праздновать открытие какого-нибудь нового здания; дедикация театра ознаменовалась необычайно торжественным драматическим представлением, дедикация навмахии сопровождалась битвою кораблей». И попадает под огонь критики ФН, которые утверждают, что в римском Колизее для корабельных игрищ неоткуда было взять столько воды [110*]. А вот в старом Константинополе и воды хватало, и места.
В описании Стендалем Колизея мог быть и извиняющий момент, если он по недоразумению, нередко докучающему путешественникам (чего стоят одни только миражи), принял строительство развалин за реставрацию «античного» сооружения. Или его авторитет для этой провокации специально использовали? А может, на этом он и составил себе имя? Имеются сведения, на которые ссылается комментатор издания, позволяющие предполагать, что литературный авантюризм и лжеисторический пафос вполне в духе знаменитого француза: «с. 388. Даты, указанные в книге, совершенно произвольны, а сведения, которые Стендаль сообщает о себе как об авторе, в большей своей части ложны. Он не был в Риме в 1802 году и не присутствовал ни при похоронах папы Льва XII, ни при избрании папы Пия VIII, так как в течение всего 1829 года находился в Париже. Некоторых памятников, которые он описывает, он никогда не видел, а сведения о них почерпнул из путеводителей, которые в большом количестве имел в своей библиотеке….Стендаль любил перечитывать собственные произведения с пером в руках. До сих пор были известны три экземпляра «Прогулок по Риму», принадлежавшие Стендалю и испещренные его пометками…Перечитывая свою книгу, Стендаль исправлял не только стиль, но и мысль, указывал на ошибки, допущенные им из-за неосведомлённости, или слепому следованию традиции, или доверию к источникам и т. д.»
Теперь, когда ты познакомился с тем, как фабрикуют историю, понятен будет и сарказм другого выдающегося француза, не способного на обман своего читателя — не для того он взялся за перо. Это Анатоль Франс, он писал в «Острове пингвинов»: «Зачем же, голубчик, так утруждать себя составлением исторического труда, когда можно попросту списать наиболее известные из имеющихся, как это принято. Ведь если вы выскажете новую точку зрения, какую-нибудь оригинальную мысль, если изобразите людей и обстоятельства в каком-нибудь неожиданном свете, вы приведете читателя в удивление. А читатель не любит удивляться. В истории он ищет только вздора, издавна ему известного. Пытаясь чему-нибудь научить читателя, вы лишь обидите и рассердите его (моё выделение). Не пробуйте просвещать его, он завопит, что вы оскорбляете его верования… Оригинально мыслящий историк вызывает всеобщее недоверие, презрение и отвращение». Повторим [52*] и урок Гёте:
ИНОЙ РАЗ МЫ УЧИМСЯ ОДНОВРЕМЕННО ИСТИНЕ И ЗАБЛУЖДЕНИЮ, НО НАМ РЕКОМЕНДУЮТ ПРИДЕРЖИВАТЬСЯ ПОСЛЕДНЕГО
6 июля 2013 г. Суббота
Малютка!
Сегодня можно опять продолжить. Всё время с предыдущей даты переносил содержимое этой тетради на компьютер, ради полива будущего урожая активнее посещал дачу, проводил и с тобой немало часов. Теперь преодолёно более 80 страниц текста через полтора интервала. Пора двигаться дальше, но это, на мой сегодняшний взгляд, будет уже последний «заплыв на дистанцию» в рамках второй части наших бесед. Ты прямо сейчас уезжаешь с родителями и бабушкой в Добрянку, где находится наша дача. Там вас ждёт самый большой урожай виктории за последние 5 лет. А я остаюсь, чтобы продолжить виртуальные путешествия с тобой. Будь готов к сюрпризам, иначе бы я и не взялся за перо. Но сначала слово тому же А. Франсу («Остров пингвинов»), который на свой неординарный лад выражает старую мысль: обнаружение нового факта ещё не всё; важнее то, в какую интерпретационную систему знания он попадёт, а если проще: кому он достанется — друзьям или врагам истины: «Писать историю — дело чрезвычайно трудное. Никогда не знаешь наверное, как все происходило, и чем больше документов, тем больше затруднений для историка. Когда сохранилось только одно-единственное свидетельство о некоем факте, он устанавливается нами без особых колебаний. Нерешительность возникает лишь при наличии двух или более свидетельств о каком-либо событии, — так как они всегда противоречат одно другому и не поддаются согласованию».
Ты много слышал про легендарного купца Афанасия Никитина. Но реально это школьное знание укладывается всего в несколько строк памяти: ездил далеко, добрался до Индии, едва ли не раньше всех других русаков. По крайней мере, тех, кто оставил записки после себя. Возможно, ты вспомнишь, что и родом он из Твери. Так утверждают историки и учёные [114*]. Да, ещё приговаривают при этом: «Тверь — в Москву дверь». Так ли уж?
Это издание было приурочено к 500-летнему юбилею окончания путешествия в «Индию». Его украсили миниатюрами знаменитых палехских художников, что, к сожалению, составило едва ли не главное достоинство книги. Дело в том, что это вовсе не оригинальное произведение А. Никитина, а рассказы советской писательницы о «Хождении за три моря». Сие паломничество на Восток представлено ею как ещё одна или несколько колоритных сказок, к которым не обязательно относиться серьёзно. Это неверный подход.
Записки А. Никитина — документ, проливающий свет на неясные или скрытые следы истории, что стало понятным после исследований ФН. Последний раз само оригинальное произведение автора увидело свет более полувека назад [115*]. Мне никак не удаётся его достать. Важнейшей особенностью путевых заметок является то, что они написаны не только на русском, но и восточных языках. У советских комментаторов [114*] это вызывает большое беспокойство, и они традиционно применяют гипотезу ad hoc (в то время книги могли писать только хозяева жизни, которым власть выразила своё благорасположение, а хозяин, как известно — барин): «…слова написаны не по-русски, а на той смеси восточных языков, которой Никитин придерживался во всех случаях, когда желает скрыть свои подлинные мысли»; а также: «…знает, что если дойдут его записки до тверских князей, его непосредственных господ, они не только разгневаются, но могут обвинить его в измене. Поэтому Никитин, скрывая затаённую мечту всего русского народа, возносит хвалу всей Руси на смеси восточных языков». Теперь позаимствуем интересные места у ФН [27*].
«с. 129. Мы уже отмечали поразительное на первый взгляд обстоятельство, что на русском оружии, парадном убранстве русских царей и даже митре епископа, хранящейся в Троице-Сергиевой лавре, употреблялись АРАБСКИЕ изречения, а иногда даже ЦИТАТЫ ИЗ КОРАНА. Это безусловно означает, что история Русской церкви до XVII века известна нам плохо и, скорее всего, в очень искажённом виде. Вероятно, Романовы ПОСТАРАЛИСЬ СКРЫТЬ ПРЕЖНЮЮ БЛИЗОСТЬ ИЛИ ДАЖЕ ЕДИНСТВО ПРАВОСЛАВИЯ И МУСУЛЬМАНСТВА В ЭПОХУ XIV–XVI ВЕКОВ».
Такое введение предшествует главе, описывающей книгу Никитина «Хождение за три моря». Да, и сама она бережно хранилась в той же Троице-Сергиевой лавре, пока её не извлёк на свет белый Н. М. Карамзин. Читаем далее там же:
