"Ах ты паршивец, - рассердился воображаемый Софрониск, - да ведь ты выдумал этих Харит вовсе не ради украшения Афин, а ради дочки башмачника, чтоб всегда была под рукой и ты мог бы раздевать ее..."
- Клянусь Герой, нет! Я думал о городе, и только твои замечания навели меня на мысль о Коринне - в танце она будет великолепна...
И, подпевая себе своим звучным голосом, Сократ, словно дикарь, стал отплясывать вокруг факела танец Эвфросины.
Из-за угла вышли два скифа - блюстители покоя и порядка в Афинах.
- Что тут происходит?! - загремел один из них.
- Я - Эвфросина, богиня хорошего настроения... И вот - танцую...
Другой стражник узнал его при свете факела:
- Вот так так! Да это Сократ... Откуда ты взялся?
- Иду домой. Был у Перикла на ужине.
- Да, вино не только чувствуется - его даже видно! - засмеялся скиф.
Сократ выдернул факел из земли, сунул ему в руки:
- Дарую вам свет, о мужи! Отсюда я уже и впотьмах доберусь.
И помчался словно наперегонки - возвестить родителям великую новость; однако насчет будущего участия Коринны в этом чудесном деле он решил пока умолчать.
Вскоре он вбежал к себе во дворик, и встретили его запахи родного дома - запахи лаванды, шалфея и козьего молока.
9
Сократ, босой, шагает рядом с двуколкой, которую тащит Перкон по ухабистой, каменистой дороге. В двуколке сидит Коринна в белом пеплосе, перехваченном в поясе. За повозкой идут товарищи Сократа, освободившиеся на сегодня от всех прочих дел. Они вышли ранним утром и двинулись вверх по течению Илисса, к Агре. Дорога все время поднимается - Гиметт выслал свои довольно высокие отроги до этих мест. Утро стоит янтарное. В воздухе носятся рои пчел, пахнет медом, которым славится этот пчелиный рай даже за пределами Эллады.
Гуди - маленькое селение на западном склоне Гиметта, неподалеку от Афин; там предки оставили Софрониску в наследство клочок земли с виноградником - пять сотен кустов, сорок олив и несколько фиговых деревьев.
Цель похода - сбор оливок. Помощники получат свою долю. А в том, что соленые оливки - отменное лакомство, никого не нужно убеждать.
Сократ шагает бодро, копыта ослика постукивают в веселом ритме, двуколка тарахтит по камням, а чтоб шуму стало еще больше, Сократ во все горло запел импровизированную песенку, восхваляя прелесть деревеньки Гуди:
Тебя, о Гуди, славное местечко,
Со сказочной Аркадией сравню!
О Гуди, ты лежишь в нежнейшем
Объятии лугов, во влажно-хладной тени
Оливовых дерев!
Давно я не пил чистых твоих вод,
Черпнув из родника
Обеими ладонями - той чашей,
Которую всегда ношу с собой...
Симон. Критон, Пистий и Киреб шагают в такт Сократова пэана.
Калиткой сквозь медовый аромат вошли в сад Софрониска на окраине Гуди.
В верхней части сада расположилось хозяйство соседа, сын которого Главк - сверстник Сократа. Сразу за калиткой был сарай, там друзья взяли по шесту для сбивания оливок и по корзине. Теперь они стали похожи на отряд гоплитов с копьями и щитами. А Главк бежит навстречу с радостным криком:
- Сократ, наконец-то!
Он падает в его объятия, оба валятся наземь, борются, тузят друг друга, в свалку встревает овчарный пес, тоже старый знакомый, мягкими губами покусывает Сократа и Главка.
Когда они, смеясь и задыхаясь, поднялись с земли, Сократ представил свой отряд:
- Мой милый Главк, ты сейчас узнаешь героев Троянской войны, которая готовится здесь. Что этот, - он показал на Критона, - сам Агамемнон, царь Микен и верховный вождь ахейских войск в походе на Трою, тебе, конечно, известно. Но этот вот, - жест в сторону Пистия, - его брат, спартанский царь Менелай, он оттого так худ, что в Спарте на завтрак, обед и ужин едят одну черную похлебку с уксусом. Негодный Парис, сын троянского царя Приама, похитил его жену, прекрасную Елену. В том, что упомянутая Елена не очень-то противилась похищению, виновата, пожалуй, эта самая черная похлебка с уксусом, после которой рот отнюдь не благоухает, а Елена была особа тонкого воспитания. Слушай дальше, милый Главк: вот этот человек (пекарь Киреб) замечательный герой Ахилл, прославившийся не только своей знаменитой пяткой, но и неслыханной храбростью и кровожадностью. Здесь, - он подтолкнул вперед Симона, - ты видишь друга Ахилла, Патрокла, убитого жестоко и жестоко отомщенного. А эта красавица - нет, это не Елена, из-за которой вспыхнула и угасла братоубийственная Троянская война. Посмотри, Главк, как хороша она, с какого бока ни взгляни! То сама Афродита, которая, получив яблоко от Париса, раздула весь этот пожар и теперь спешит с нами вместе погасить его. А вот, Сократ ударил себя в грудь, - стоит перед тобой самый доблестный воитель, злоязычный, но правдивый, метким словом одинаково сбивающий спесь и с царя, и со щитоносца, - Терсит, которого боятся все! Но это еще не все, о муж из Гуди, ибо вот это животное, - он притянул за узду Перкона, - вовсе не осел, а знаменитый Троянский конь, в чьей утробе... ну, да вы сами знаете, что содержится и должно содержаться в такой утробе!
Под общий хохот Сократ закончил речь столь неожиданным поворотом, сорвал оливку и с удовольствием стал ее жевать.
- Я нахожу, что наши неприятели, вот эти тысячи оливок, готовы пасть. Призываю военачальника и верховного вождя, царя Агамемнона, отдать приказ к наступлению!
Критон весело подхватил:
- Ахейцы! Воины! Вперед на врага - и всех в плен!
- Стойте! - закричал Главк. - Сначала перекусить после длительного похода!
Ячменные лепешки, три кувшина молока - и, разделившись попарно (один сбивает плоды, другой собирает их в корзину), они бросились на "врага".
- Я еще не видывал и не слыхивал, чтоб Афродита оказывалась в паре с трещоткой Терситом... Ну что ж! Сегодня вижу такое впервые, - пошутил Критон, когда Сократ с Коринной направились к высокому и довольно удаленному от всех дереву.
Сократ поднял девушку как перышко, подсадил на дерево. Усевшись на ветке, она стала болтать ногами, засмеялась, открывая зубы, белизной превосходящие паросский мрамор. Сократ снял с нее сандалии, перецеловал все пальчики на ногах. Ей было щекотно, она смеялась так, что, посрамленные, умолкли все птицы в саду. Сократ погладил пятки Коринны - как влюбленный и как скульптор.
- Вот это пяточки! - восхитился он. - Как два каштана...
- А щиколотки, по-твоему, пустяк? - по-детски наивно кокетничала Коринна.
- Щиколоточки нежные, как горлышко высокой вазы для одного цветка, а здесь ваза так красиво округляется, - любовался Сократ, поглаживая ей стройные икры. - Коленочко маленькое, круглое, как яблочко, а выше...
- Сократ! Сколько у вас уже корзин?! - озорно крикнул Симон.
Коринна показала брату язык и ответила:
- В два раза больше, чем у тебя! - Но тут же смущенно посмотрела на Сократа. - Я виновата, соблазняю тебя...
- Соблазняй, милая, и не бойся: мы их догоним. Я знаю одну хитрость, как ускорить сбор.
Он поставил корзину под веткой, отягощенной плодами, и сильно тряхнул ветку, после чего осталось сбить шестом лишь несколько оставшихся оливок; корзина быстро наполнилась.
По всему саду раздавались шутки, возгласы, смех. Труднее всего было добраться до верхних оливок. Коринна, поскольку была легче юношей, залезала выше всех и сбивала плоды с самых недоступных веток, - сама смуглая оливовая веточка. Сократ пристально следил за каждым ее движением, бесстыдно заглядывал под задравшийся подол пеплоса, на бедра и живот девушки и, восхищенный явленной ему красотой, забывал об оливках.
Коринна - простое и чистое дитя природы. Нет в ней ложной стыдливости городских девиц. Она знает, что хороша, видит, как восхищается ею Сократ.
- Я тебе нравлюсь? - тихонько спрашивает она.
- Ах, нравишься! Нравишься! Ужасно ты мне нравишься!
- И мои длинные ноги тебе нравятся?
- У тебя красивые длинные ноги, будто созданные для танца...
- Я люблю танцевать, когда меня никто не видит.
- Тебе как раз надо танцевать, чтоб тебя видели. Жаль, когда пропадает втуне хоть малая капелька красоты... Станцуешь?
- Ладно, если хочешь. Я очень рада, что нравлюсь тебе. Вся ли?
- Вся - все то, что я вижу.
- Тогда смотри на меня, раз я тебе нравлюсь!
Сократ понизил голос:
- Вечером осмотрю тебя всю, хорошо?
Девушке было невдомек, что это говорит не только влюбленный, но и скульптор.
- Осмотришь меня? Зачем?
- Хочу знать во всех подробностях, что я люблю.
- Ну хорошо, - беспечно согласилась Коринна и полезла еще выше.
Он не сводил с нее глаз, пока она не спустилась на нижнюю ветку и не спрыгнула прямо в его объятия, губы к губам.
Сестры Главка тем временем зажарили баранину на ужин себе и гостям. Хорошенькие, славные девушки лет около двадцати, они накрыли ужин под фиговым деревом, расстелив циновку прямо на траве. После трудов золотисто-поджаренное мясо, пахнущее чесноком, было съедено с большим аппетитом и обильно запито домашним вином.
