В Петербурге Психиатрическим Обществом был создан специальный комитет для разбора заключений Сикорского; ректор Военно-медицинской Академии предупредил двух членов этого комитета, что если в связи с экспертизой Сикорского среди студентов произойдут беспорядки, профессоров уволят со службы.
Сикорский пожаловался администрации, что нападки на него, по резкости и страстности тона превосходящие все когда-либо появившееся в печати, производят угнетающее впечатление среди русского населения и одновременно возбуждают евреев.*
Киевский губернатор заверил Петербург, что им будут приняты меры "влияния" на киевские газеты, если оскорбления против проф. Сикорского не прекратятся.**
4.
Администрация предвидела, что ей придется добавить религиозную экспертизу к уже имеющейся у нее медицинской.
Но вот тут-то все усилия завербовать лицо с достаточной эрудицией, согласное поддержать своим авторитетом миф ритуального убийства, оказались бесплодными; нельзя было этого добиться ни лестью, ни, обманом, ни подкупом.
Первый улов администрации в этом направлении впервые зарегистрирован в протоколе 3-го мая 1911 г. - следующего содержания:
"Я, архимандрит Амвросий, православного вероисповедания, лично я не изучал по источникам учения о ритуальном убийстве христиан евреями, но в бытность мою наместником (86) Почаево-Успенской Лавры, с 1897 по 1909 год, я неоднократно имел случай беседовать по этому предмету с несколькими лицами и в частности с двумя православными монашествующими, принявшими православие из еврейства, а затем приходилось трактовать и в Киеве о том же, по моему настоящему месту служения.
Все эти беседы, насколько я могу припомнить, выработали во мне мнение, что у евреев, в частности у хусидов или хасидов, есть обычай добывать христианскую кровь по преимуществу убиением христианских непорочных отроков. Кровь эта требуется хотя бы в самом ничтожном количестве для приготовления еврейских пасхальных опресноков (маца) в следующей цели. По Талмуду, кровь служит символом жизни и по тому же Талмуду евреи единственные господа мира, а все остальные люди лишь их рабы, и вот употребление в маце христианской крови знаменует, что им принадлежит право даже жизни этих рабов. С другой стороны им хочется, чтобы это сознавали и все не евреи, гои, а потому тело христиан, из которых взята кровь, не может быть так уничтожено, чтобы оно исчезло бесследным. Поэтому, всегда такое тело евреи устраивают так, чтобы с одной стороны не было указаний на место и лица, где и которыми совершено это преступление, а с другой, чтобы гои, найдя со временем тело, не забывали бы, что над их жизнью евреи имеют право, как господа, с правом жизни и смерти.
В совершении этого акта должен участвовать раввин, который читает положенные на этот предмет молитвы, и окончить их должен еще когда несчастная жертва жива, но кровоточит".
Показание это было сделано в присутствии следователя Фененко, и он должен был внести его в протокол; по истечении года незадолго до того как Фененко был снят с бейлисовского дела, он вызвал отца Амвросия и добился у него добавочного показания; оно было кратким:
"Оба монаха, перешедшие из еврейства в православие, были кантонистами (так назывались евреи, завербованные в отроческом возрасте на 25 лет на военную службу и обыкновенно терявшие всякую связь со своей прошлой жизнью* - они не имели образования). Из разговоров с этими монахами (87) я не мог сделать вывода, что они когда-либо читали еврейские книги и таким образом знакомились с еврейским ритуалом; они просто рассказывали о своих жизненных впечатлениях".
Это второе показание сводится к рассказам кантонистов, выкрестов-евреев, в свою очередь подслушавших народные сказки в армии и в разных других местах.
Вся ценность "объяснений" Амвросия состояла в том, что тело Андрюши было найдено в месте, где его непременно должны были найти, а книги, лежавшие возле его тела, неминуемо должны были быть использованы для его опознания.
Но "объяснение" это было о двух концах: если бы преступники хотели симулировать ритуальное убийство, то именно вот этот фольклорный сказ мог бы послужить руководством для неграмотных и полуграмотных людей.
Для своего эксперта - "звезды" - по религиозному вопросу, администрации пришлось удовлетвориться темным католическим священником; имя его было отец Юстин Пранайтис, и отыскивать его нужно было в таком отдаленном городе, как Ташкент.
Прошлое этого человека представляет некоторый интерес: в 1893 г., проживая в то время в Петербурге, он написал памфлет под заглавием: "Христиане и еврейский Талмуд" или же: "Тайное учение раввинов о христианстве". Этим памфлетом он хотел доказать, что в еврейской религии содержалось учение о ритуальном убийстве.
Памфлет в свое время привлек к себе очень мало внимания, он вызвал некоторое презрение, а затем был совершенно забыт.
По не вполне выясненным обстоятельствам (при попытке к вымогательству) у Пранайтиса возникли неприятности с полицией, вследствие чего он переселился в Ташкент, где и проживал до 1911 года. В феврале этого года он вернулся в Петербург, где он стал распространять свой памфлет на седьмом ежегодном собрании Дворянского Объединения.
На старости лет (ему уже было за шестьдесят) он снова стал мечтать об осуществлении своей мечты - еврейский вопрос снова стал в программе дня.
Дворянское Объединение было ничем иным, как (88) двойником Союза Русского Народа; среди мелкопоместных помещиков оно сделалось ведущей организацией по борьбе против улучшения правового положения евреев.
Главный их представитель и оратор, Марков 2-ой, член Государственной Думы, выразил их идеалы в одной из своих речей:
"Первым делом, сказал он, всех евреев надо загнать в черту оседлости; во-вторых, надо окончательно выгнать их из России; не должно быть евреев ни врачей, ни адвокатов, ни ремесленников; нельзя назначать их присяжными заседателями, и уж конечно их нельзя брать на государственную службу. Все это - минимальные требования, предлагаемые дворянством вниманию правительства".*
На одном заседании Думы Марков выразился еще гораздо сильней: "Мое мнение об еврейской расе всем известно: это преступная раса человеконенавистническая! Ввиду непреложности этого факта, все ограничения, примененные к ним в прошлом, должны оставаться в силе и в наше время. Права евреев были урезаны в прошлом не по злому умыслу других народов, включая и русский народ, а потому что все государства и народы должны были защищать свое благополучие, да и спасение души своей, против преступной еврейской расы.
Русский народ не в силах защищать себя от евреев их же методами. Сила евреев невероятна, почти сверхъестественна.
Я утверждаю, как я утверждал и в прошлом, касательно евреев, что подавление чуждой народности не идет в разрез с принципами мудрого государственного управления".**
Отец Пранайтис торжественно заявил, что, написав свой памфлет, он рисковал жизнью, так как евреи за это могли его убить и что он во второй раз рискнул жизнью, раздавая свой памфлет на собрании Дворянского Объединения.
Герой не сразу получил свою награду; почему-то Дворянское Объединение не провозгласило его божьим посланником для спасения России; памфлет не был перепечатан, а Пранайтис не достиг мученичества.
Ему снова пришлось вернуться в свою провинциальную столицу Туркестана, и только спустя год, кто-то из киевской администрации вспомнил об его брошюре, и только тогда его вызвали, чтобы поручить ему роль эксперта еврейской религии.
(89)
Глава седьмая
РАСТЕРЯННОСТЬ В КИЕВЕ
В сентябре 1911 года царь исполняя свое обещание, прибыл в Киев на открытие памятника своему деду Александру II-му (чье убийство тридцать лет тому назад наложило роковую печать на последующие два поколения Романовых).
Среди цветов и фейерверков, Чаплинский особенно счастлив был осведомить царя, что в деле Ющинского (фактически превратившегося в дело Бейлиса) достигнут был определенный успех. К этому времени, все вместе взятые улики сводились к свидетельствам фонарщиков и Волковны, указывавших на Бейлиса, как на убийцу.
Этот доклад царю был третьим по счету; первые два были сделаны министром Щегловитовым.
Трагический инцидент испортил все торжества: во время парадного спектакля в киевском городском театре, молодой еврей Дмитрий Богров застрелил председателя Совета министров, П. А. Столыпина. Не дело Бейлиса послужило причиной убийства (оно еще находилось в зачаточном состоянии и не привлекало внимания еврейской общественности), но убийство это было для Бейлиса чревато последствиями.
Было с ужасом отмечено, что ведь Богров мог также легко застрелить царя, как и Столыпина. Если царь-антисемит проявлял большой интерес к развитию судебного дела о ритуальном убийстве, этот интерес должен был превратиться в нечто похожее на манию после убийства председателя Совета Министров, да еще в присутствии царя; и маниакальными должны были стать соображения Чаплинского, Щегловитова и их сообщников.
