"Держатель сего отправится сначала в замок Белькомб, расположенный слева от дороги в одном лье от Шартра. Хозяина Белькомба зовут Моди. Держатель сего покажет ему кольцо, и, когда сир Моди выкажет готовность выслушать приказания, ему надо поручить доставить в соседний с замком лес к двум часам ночи десять лошадей".
"Гм… сегодня вторник, значит, лошади нужны послезавтра! — сказал себе Ожье. — Но в таком случае в моем распоряжении двое суток, и я могу не торопиться!"
Он стал читать инструкцию далее и убедился, что ему придется побывать в шести замках, расположенных близ дороги в Гасконь. Прочитав, он спрятал обе записки в карман, затем снял с пальца кольцо наваррского короля и положил его в кошелек, подвешенный на шее за ремешок.
Тем временем лошадь была перекована, и Ожье снова пустился в путь.
К восходу солнца он добрался до замка сира Белькомб. Кольцо действительно проявило чисто магическое свойство, так как, увидев его, престарелый Моди де Белькомб низко поклонился Ожье и сказал:
— Все будет сделано так, как желает он. В инструкции, между прочим, было сказано, чтобы Ожье путешествовал главным образом ночью. Поэтому молодой человек провел весь день в Белькомбе, а вечером, с наступлением прохлады, снова отправился далее.
В десять часов он уже звонил у подъемного моста второго замка и, исполнив данное ему приказание и распорядившись лошадьми, поехал дальше, чтобы к утру успеть быть в третьем замке. Но тут его ждало некоторое разочарование: владелец замка уехал на охоту. Ожье расспросил о направлении, в котором охотился владелец, и поехал туда. Руководясь звуками охотничьего рожка и собачьим лаем, он разыскал охотника и, передав ему распоряжение Генриха, направился к Блуа. По дороге он заехал в гостиницу "Добрый король Людовик XI" и встретил тут Маргариту, которой до тех пор никогда не видал.
Мы уже говорили, что красота мнимой госпожи ШатоЛандон произвела глубокое впечатление на юного гасконца. Впрочем, и Маргариту тоже пленила изящная внешность Ожье. Нанси, входя с Раулем в зал, сразу заметила взаимную симпатию, чувствовавшуюся во взорах королевы и молодого человека, и спросила Маргариту:
— Мы сейчас едем, тетушка?
— Да, милочка.
— Стоит ужасная жара. Солнце просто палит!
— Неужели? Посмотрим! — и с этими словами Маргарита вышла из зала, а Нанси с Раулем вошла туда. Ожье окинул взором входящую парочку, и Рауль вежливо поклонился ему. Ожье с аффектированной поспешностью отдал поклон. Видя это, Нанси сделала ему глубокий реверанс, а затем подтолкнула Рауля локтем, давая ему понять этим, что ей желательно завязать разговор с незнакомцем. Поняв это, Рауль спросил:
— Должно быть, вы проделали долгий путь? Ведь ваша лошадь стоит вся в пене?
— Вы правы, — ответил Ожье, — я приехал издалека.
— Вы направляетесь в Париж?
— Нет, в Тур. В этот момент трактирщик принес Ожье бутылку вина и бокал.
— Не осмелюсь ли я обратиться к вам с просьбой? — вежливо спросил Рауля молодой гасконец.
— О, пожалуйста.
— Я ненавижу пить в одиночестве. Говорят даже, что это накликает беду. Не согласитесь ли вы выпить со мной?
— С большим удовольствием! — отозвался Рауль.
— Подай стакан! — приказал Ожье, и так завязалось знакомство с приезжим. Выпивая, Рауль и Левис разговаривали, а Нанси неоднократно вмешивалась в разговор. Ожье выдал себя за дворянина, возвращающегося из Парижа, где он получал наследство от покойного дяди, а Нанси и Рауль ответили ему сочиненной Маргаритой сказкой о госпоже Шато-Ландон.
Конечно, Ожье поинтересовался, свободна ли "тетушка" Рауля, и выразил явную радость, когда узнал, что она — вдова.
Вскоре явилась и сама "тетушка". Маргарита была очень удивлена, увидев, что Нанси и Рауль уже дружелюбно беседует с незнакомцем.
— Тетушка! — сказала Нанси. — Вот этот господин едет той же дорогой, что и мы.
— Он направляется в Тур, — прибавил Рауль. Ожье встал и низко поклонился Маргарите, причем на его лице загорелся румянец юношеского волнения. Маргарита сделала ему реверанс и в душе нашла молодого человека прелестным.
— Вот видите, тетушка, — сказал Рауль, — вы только что жаловались, что дорога далеко не безопасна.
— И что в такое смутное время, которое переживаем мы теперь, лучше не путешествовать одним! — добавила Нанси.
— Ну и что же? — сказала Маргарита. — А то, что, раз этому господину по дороге с нами…
Ожье поклонился на эти слова, но в душе подумал: "Черт возьми! Вдовушка — просто объеденье!.. — Но ведь у меня спешное поручение… Как быть?"
— Но, быть может, этот господин торопится! — ответила Маргарита.
— О, нет, совсем нет! — поспешно сказал Левис.
— Только недоезжая Блуа мне придется немного свернуть с дороги. Поэтому я попаду в Блуа довольно поздно. Но, быть может, вы скажете мне, в какой именно гостинице вы предполагаете там остановиться?
— В гостинице "Серебряный единорог".
— Вот и я тоже остановлюсь там!
— Ну, значит, мы увидимся в Блуа, — сказал Рауль, выходя, чтобы озаботиться запряжкой лошадей. Ожье тоже вышел, чтобы продолжать свой путь. Тогда Маргарита спросила Нанси:
— Скажи, пожалуйста, что это тебе пришло в голову знакомиться с молодым человеком? Нанси ничего не ответила, ограничиваясь таинственной улыбкой.
Ожье был молод, пылок, но еще никогда его сердце не было серьезно затронуто, и только впервые стрела шаловливого божка Амура коснулась его при виде пышной красоты Маргариты.
Поэтому наш герой с особенным рвением и торопливостью кинулся исполнять четвертое поручение, потому что хотел во что бы то ни стало застать в Блуа мнимую госпожу Шато-Ландон.
Бродили ли в голове Маргариты те же мысли, или Нанси дала Раулю тайные инструкции? — автор не может с точностью ответить на этот вопрос, но только маленький кортеж с первого же момента двинулся резвым аллюром и вскоре понесся по гладкому шоссе великолепным ходом.
Наваррская королева была молчалива и мечтательна. Нанси, искоса наблюдая за нею, думала:
"Надо согласиться, что этот молодчик, обещавший встретиться с нами в Блуа, — очень красивый парень и краснеет так мило, что невольно хочется полюбить его. Но надо согласиться и с тем, что королева Маргарита никогда не обратила бы на него внимания, если бы он был блондином, а не брюнетом, маленького, а не высокого роста, северянином, а не южанином. Но у него очаровательные черные усики, горбатый нос, блестящие глаза и гасконский акцент, что делает его слегка похожим на бедного наваррского короля. Следовательно, этот молодчик легко может оказаться той клубничкой, которую мы ждем".
Видя, что королева Маргарита погружена в свои размышления, Нанси не заговорила с нею. В течение целого часа в экипаже царило глубокое молчанье. Рауль скакал рядом, время от времени склоняясь с седла, чтобы встретить улыбку Нанси.
А Маргарита все молчала и молчала. Вдруг, немного недоезжая до Блуа, она подняла голову и сказала:
— Как прохладно!
— Очень прохладно, — согласилась Нанси.
— И как ярко светит луна!
— Светло, как днем.
— Вот я и думаю: если наши лошади не очень устали…
— Что тогда?
— Да я хотела бы проехать несколько лишних лье… Рауль, сколько нам осталось до Блуа?
— Одно лье.
— А после Блуа будет что?
— Какая-то деревушка, название которой я забыл.
— Что, если бы мы доехали до этой деревушки сегодня?
— Лошади уже стали, — ответил Рауль, переглянувшись с Нанси.
— Ну что же, — вздохнула Маргарита, — в таком случае придется остановиться в Блуа.
— Тем более что мы обещали этому господину встретиться там, — заметила Нанси.
— Ах, правда, а я и забыла! — сказала Маргарита. "Как бы да не так! — подумала хитрая камеристка. — Ты не только не забыла о нем, а только и делаешь, что мечтаешь о нем всю дорогу".
— Но это, конечно, не важно, — продолжала королева, — и если бы наши лошади не были утомлены…
— Бедный юноша был бы крайне огорчен, — заметила Нанси.
— Ты думаешь?
— Ну еще бы! Красота вашего величества произвела на него сильнейшее впечатление, и он способен загнать свою лошадь, чтобы вовремя поспеть в Блуа.
Маргарита мечтательно откинулась на спинку. Нанси с молчаливой улыбкой следила за ней.
— Он так молод! — сказала Маргарита после недолгого молчанья.
— Ему не больше двадцати лет.
— А как он показался тебе?
— Он очарователен. Отличное сложенье, красивое лицо, женские руки, улыбка…
— Однако! — заметила королева. — Ты успеваешь заметить очень многое в немногое время!
— Могу поручиться, — продолжала Нанси, — что у него совершенно нетронутое сердце. Он краснеет, словно девушка.
