Настал исторический момент, объявил он. После наглых налетов британских бомбардировщиков на Берлин фюрер приказал в качестве отмщения провести большую атаку на Лондон. Он, Геринг, лично взял на себя ответственность за это и теперь слушал рев его люфтваффе, когда самолеты средь бела дня пролетали над Ла-Маншем, чтобы ударить прямо в сердце врага. И так далее.
С того дня и до 3 ноября, в течение 59 ночей, Лондон был главной целью люфтваффе, каждую ночь 200 немецких бомбардировщиков атаковали английскую столицу. Это было очень впечатляюще и захватывающе, принесло лондонцам бессонные ночи, но также дало Доудингу возможность перевести дыхание. Его поврежденные аэродромы были восстановлены, его понесшие потери эскадрильи реорганизованы, перевооружены и пополнены, и вскоре он снова восстановил свои силы. Гитлеровские налеты мести на британскую столицу, вероятно, спасли истребительное командование от полного исчезновения.
В девять часов утра 15 сентября радарные посты, а затем и корпус наземных наблюдателей начали сообщать о подходе немецких самолетов. Два часа позднее в штабе истребительного командования появились записи: «Плюс сорок… Плюс шестьдесят… Плюс восемьдесят…» Сообщалось о больших соединениях немецких бомбардировщиков с истребительным эскортом между Данджнессом и Рамсгитом, летящих к столице на высотах между 4600 и 7600 метров. Эскадрильи, каждая из семи — девяти бомбардировщиков, сопровождались Me-109. Над Кентом[114] развернулись ожесточенные воздушные бои. И немецкие и английские истребители стремились спикировать со стороны солнца на своего противника. Несмотря на все усилия английских истребителей, многочисленные бомбардировщики прорвались к Лондону, где по ним открыли яростный огонь зенитные батареи, состоявшие из 180 пушек всех калибров.
Истребительное командование находилось под все возраставшим давлением, и скоро ситуация стала критической. К полудню в сражении участвовали все имевшиеся истребители. Приблизительно в два часа дня пришло сообщение о приближении к Дувру еще 350 немецких самолетов. Чтобы встретить их, в воздух поднялась 21 английская эскадрилья, но эти эскадрильи уже не были полностью укомплектованными, и в этот момент 11-я авиагруппа уже не имела в резерве ни одной машины. Это означало очень многое, поскольку резервы Королевских ВВС обычно были очень большими. В среднем каждая их эскадрилья имела в резерве полную эскадрилью самолетов против трех резервных самолетов в немецкой эскадрилье. К юго-западу от Чатема группа Не-111 была рассеяна, и сражение превратилось в сотню отдельных «собачьих схваток».
Когда день завершился, в Королевских ВВС полагали, что ценой потери 40 своих самолетов они уничтожили 185 немецких, но эта оценка была изрядно преувеличенной. В действительности люфтваффе потеряли только 56 самолетов. Однако даже такие потери были очень серьезными; впервые люфтваффе оказались неспособными заменить людей и машины, и их потери достигли недопустимого уровня 25 процентов. Даже самые мощные военно-воздушные силы не смогли бы выдержать их длительное время. И даже еще более важными, чем материальные потери, были потери обученного персонала: летчиков-истребителей и экипажей бомбардировщиков. Люфтваффе начали угасать. Между 1 августа и 1 октября два воздушных флота, участвовавших в операциях против Англии, потеряли 500 самолетов.
Но власти в Лондоне, не знавшие реального положения, передали кодовое слово «Кромвель», которое означало, что немецкое вторжение неизбежно и что все мероприятия, предусмотренные для этого случая, должны быть теперь приведены в действие. Хорошо осведомленные круги полагали, что если бы немцы предприняли попытку вторжения, то они имели бы хорошие шансы на успех. Все рода войск были теперь в наивысшей степени готовности, все отпуска были отменены, и все доступные самолеты Королевских ВВС стояли на площадках перед ангарами, готовые взлететь, как только поступит приказ. Все считали, что за исключительно тяжелыми ударами с воздуха в последние несколько дней последуют выброска парашютистов и само вторжение.
Наступила ночь. Она была очень темной, и повсюду глаза людей с беспокойством вглядывались в небо или всматривались в море. Радиолокаторы, посты радиоперехвата и наблюдательные посты были начеку. Время от времени в небо с шипением взлетали ракеты, вспыхивали и плавно опускались вниз, в море или в дюны. Время от времени в небе можно было услышать гул самолетов. Снова в темно- синее небо взлетали и через минуту или две исчезали веера красных, белых и зеленых ракет. Прожектора на побережье медленно обшаривали море. Над Лондоном было красноватое зарево, и можно было расслышать сердитый грохот зенитного огня.
Но наконец ночь закончилась, постепенно на востоке занялся рассвет. Стало ясно, что Ла-Манш по-прежнему пуст. Они не появились. Но вероятно, появятся на следующий день, или на другой день, или еще через день. А возможно, на следующей неделе. Поэтому дневной свет принес лишь временное облегчение. Опасность представилась большей, чем когда-либо, и никто не мог позволить себе расслабиться. Так что казалось, что это была осажденная крепость, но фактически это было не так. Вторжение, запланированное на 17 сентября, теперь было отложено на неопределенное время.
Лондон, с учетом Большого Лондона, город с семью с половиной миллионами жителей, построен на глине и гравии. Многие здания вдоль Темзы опираются на сваи. В ходе подготовки к ожидаемым бомбежкам было сделано очень немного. В парках и на открытых местах поспешно вырыли траншеи, подвальные этажи домов, использовавшиеся для защиты от воздушных налетов, усилили балками, а во многих частных садах устроили так называемые укрытия Андерсона. Позднее на первых этажах установили укрытия Моррисона, достаточно мощные, чтобы устоять при обрушении дома над ними. Если помощь прибывала достаточно быстро, то заживо похороненные в них могли надеяться на спасение. Кроме больших, современных зданий со стальными балками, очень немного зданий Лондона имели шанс выдержать бомбежку — даже маленькими бомбами. Единственную реальную безопасность обеспечивали станции метро, большинство из которых располагались значительно ниже уровня земли. Но сначала они официально не использовались. Местные жители стали занимать их по ночам, и эти действия были впоследствии одобрены.
Налеты на Лондон начались 7 сентября. Прежде никакой большой город не подвергался систематическим бомбардировкам, потому и нападавшие и оборонявшиеся сталкивались с новыми проблемами. Кроме нескольких «Кондоров» (FW-200) Германия не имела никаких стратегических четырехмоторных бомбардировщиков, а грузоподъемность ее двухмоторных бомбардировщиков была ограниченна. Использовались 50-, 250-, 500- и 1000-килограммовые бомбы. Позднее сбрасывались намного более мощные бомбы массой от 1800 до 2500 килограммов. Бомбовые прицелы в тот начальный период были не очень точными, естественно, и достигаемые результаты были таковы же. Пилоты и бомбардиры, прошедшие обучение перед войной, добивались 2 процентов прямых попаданий с высоты приблизительно 4 тысяч метров и от 12 до 25 процентов — со значительно более малых высот, в цели протяженностью не менее 45 метров. Ju-88 могли обеспечить 10 процентов прямых попаданий, и то если им не мешал вражеский огонь. Ковровые бомбардировки были тактикой будущего, и в те дни бомбы обычно сбрасывались с самолетов, летевших колонной, сериями или залпом.
В ходе трех первых ночных налетов зенитки практически не мешали бомбардировщикам. Внизу соблюдалась светомаскировка, но уличное движение продолжалось как обычно, рестораны, театры и кинозалы оставались открытыми. Первые массированные налеты концентрировались на районах доков, и скоро казалось, что берега Темзы утопают в огне. В других частях города население собиралось на крышах и на возвышенностях, чтобы наблюдать за пожарами.
Но вскоре налеты распространились на другие части города, наступала очередь одного района за другим. На следующее утро жители разбирали обломки и те, кто должен был работать, шли к станциям метро и остановкам автобусов, чтобы занять свое место в очереди. Через некоторое время люди стали выглядеть бледными и уставшими, но они не унывали. Жизнь шла своим чередом. В течение ночи служба уборки развалин[115], спасательные службы и вспомогательная пожарная служба интенсивно работали, и на следующий день остальная часть населения шла в магазины, конторы и на предприятия. Первым большим уроком налетов стало то, что гражданское население не впадало в панику. Люди защищали сами себя лучше, чем в любом из предлагаемых укрытий. Фактически очень много людей, как обычно, спали в своих кроватях. И на следующий день все они шли на работу.
Все это было очень вдохновляюще. «Лондон все выдержит!» Но в отличие от всеобщей решимости и оптимизма власти были обеспокоены. Подобно любому живому существу, большой город имел жизненно важные нервные центры, и если бы они оказались разрушены, то даже жизнерадостность и невозмутимость кокни[116] была бы поколеблена. Предположим, из строя были бы выведены канализация и водоснабжение, — это означало угрозу эпидемии. И, помимо подобных бед, накапливавшиеся разрушения в конце концов превратили бы Лондон в груды руин. Были ночи, которые делали бездомными 20 тысяч мужчин, женщин и детей. С разрушениями такого масштаба прежде не сталкивались еще ни одни государственные власти. Неудивительно, что, несмотря на весь демонстрируемый оптимизм, власти испытывали тревогу.
