Вольность дворянская
Знаменитый указ Петра «О вольности дворянской» подвергся тому же натиску «мифологов». С одной стороны, его содержание искажается то ли умышленно, то ли по незнанию предмета, с другой – историю его появления на свет опять-таки сводят к скверному анекдоту…
Из книги в книгу кочует история, как недотепа Петр, сбежав на свиданку к своей Лизавете, запер в комнате вместе с «датской собакою» своего секретаря Волкова, велев за время его отсутствия сочинить какую-нибудь государственную бумагу, чтобы все были уверены потом: государь не по бабам шлялся, а с заката до рассвета пребывал в трудах, аки пчелка. Дисциплинированный Волков, почесывая репу и бродя по комнате, смотрел-смотрел в поисках озарения на датскую собаку, но, не добившись от нее толковой подсказки, в конце концов, все же и сам допер – ба, а не сочинить ли мне чего-нибудь этакое о вольности дворянской? И накропал за ночь…
Историю эту уже в конце XVIII века сам Волков рассказал князю Щербатову. Тот сдуру поверил, вставил в свои труды – и пошла писать губерния… Даже великолепный историк Эйдельман, внимательный к источникам, пересказывал этот дурацкий анекдот, как реальность…
Дело даже не в том, что Екатерина, между прочим, оставила исчерпывающие воспоминания о Волкове как о субъекте бесполезном для серьезной работы: красноречив, но ветрен до крайности, любит лишь пить и веселиться, и единственное его достоинство – красивый почерк…
Указ этот – слишком серьезная и проработанная бумага, чтобы быть «нацарапанным» за ночь недалеким секретарем. Более того, еще за месяц до той приснопамятной ночи, проведенной Волковым в компании датского дога, Петр III посетил Сенат и в общих чертах изложил содержание будущего указа! Что вызвало всеобщее ликование. Сгоряча предлагали даже воздвигнуть императору памятник из чистого золота. Однако Петр ответил: «Сенат может дать золоту лучшее назначение, а я своим царствованием надеюсь воздвигнуть более долговечный памятник в сердцах моих подданных».
Итак… Вопреки устоявшемуся мнению этот указ вовсе не означал некоего права дворянства на «всеобщее безделье». Наоборот, он всего лишь ликвидировал тяжелое наследие «дракона московского», когда люди, вопреки и состоянию здоровья, и склонностям-способностям и личному желанию выбрать ту или иную область деятельности, обязаны были каторжным образом служить четверть века «куды начальство рассудит».
Указ подробно регламентировал все стороны жизни дворянства – как раз для того, чтобы вольности не превратились в беспредел. Выходить в отставку как с военной, так и с гражданской службы разрешалось только в мирное время, с разрешения начальства. Это правило утрачивало силу во время военных действий, а также за три месяца до их начала. Было разрешено поступать на службу за рубежом – но только в «союзные» державы с обязательством по первому требованию вернуться в Россию. Чиновников Сената и его контор отныне должны были выбирать сами дворяне «ежегодно по препорции живущих в губерниях».
Строгая ответственность возлагалась на родителей за надлежащее воспитание детей. Родители всякого дворянского недоросля по достижении им двенадцати лет обязаны были письменно отчитаться, чему их сын обучен, желает ли учиться дальше, и если да, то где и чему (сравните с воспоминаниями Головина об обычаях Петра I). Новаторским было установление «прожиточного минимума» – те, кто имел меньше тысячи крепостных, должны были определять детей в Кадетский корпус. Тех, кто вздумал бы оставить детей «без обучения пристойных благородному дворянству наук», Петр III прямо пугал «тяжким нашим гневом». А тех, кто решит уклоняться от надлежащего обучения детей, предлагалось рассматривать «как нерадивых о добре общем» и презирать «всем нашим верноподданным и истинным сынам Отечества». Им запрещалось не только появляться при дворе, но и бывать «в публичных собраниях и торжествах».
Конечно, многие дворяне, получив вдруг возможность невозбранно оставить службу и вернуться в поместья, использовали нежданную свободу исключительно для того, чтобы трескать наливочки и таскать в баню крепостных девок. Но немало было и других – тех, кто занимался в своих имениях науками, собиранием библиотек, просвещением. Достаточно вспомнить Болотова, именно благодаря этому указу ставшего крупным ученым.
С легкой руки авторов анекдотов в советскую историографию без малейших поправок перешло мнение, будто все эти указы дурачку Петру «подсовывали» мудрые приближенные, а он их подмахивал не глядя, одной рукой держась за бутылку, а другой – то за Лизку Воронцову, то за Ленку Куракину. Однако все, что мы уже узнали, позволяет говорить с уверенностью: практически все реформы Петра были его личной инициативой, приходившей в голову не «вдруг», а после долгого изучения тех или иных вопросов, после напряженной интеллектуальной деятельности. Не зря после смерти Петра все эти «мудрые советчики» как-то незаметно растеряли мудрость и совершенно ничем себя не проявили, зато Екатерина многие годы проводила в жизнь многое из намеченного Петром (разумеется, приписывая авторство себе).
Уже цитированные Заичкин и Почкаев, надо отдать им должное, в своей толстенной книге старательно перечисляют реформы и нововведения Петра, однако делают из всего рассказанного ошеломляющий по наивности вывод: «Указы не принесли Петру желаемой популярности».
Не принесли?! Да лучшее доказательство популярности Петра в народе – прямо-таки фантастическое количество самозваных Петров Федоровичей, быть может, превосходившее по численности всех «двойников» других коронованных особ. Напоминаю: самозваные «Петры» появлялись не только в России, но и за рубежом – и за ними шли, им верили, им подчинялись, за них дрались и умирали. Если это не доказательство популярности, то что такое популярность вообще?!
Заичкин с Почкаевым – интересные ребята. В одном месте они в полном соответствии с исторической правдой пишут, что до четырнадцати лет юный Петр воспитывался в лютеранстве, но всего несколькими страницами далее объявляют его… католиком! Почему уж тогда не магометанином? Господа мои, между лютеранством и католичеством есть некоторая разница, и ее следовало бы ведать тем, кто пишет претендующие на научность толстенные книги!
Но Заичкин с Почкаевым правы все же в одном. Все указы Петра, вся его деятельность не принесли ему популярности… у гвардии! Вот уж у гвардии точно не принесли! Наоборот. А это, как мы помним, в России Гвардейского Столетия значило очень и очень много…
И пахло это – смертью!
За рассказом о Петре III и его деятельности мы как-то позабыли о наших янычарах… Где они, кстати? Чем дышат, о чем толкуют, чего хотят?
Переворота!
Екатерина долго ждала – и наконец-то дождалась своего часа. Она пережила панический страх, когда провалился «заговор Апраксина», и уцелеть удалось только чудом: ведь если бы Апраксина в Тайной канцелярии взялись пытать… Она отказалась участвовать в «предприятии Бестужева», когда пройдоха-канцлер (интересно, не по наущению ли тех, от кого получал жирный «пенсион»?) собирался после кончины Елизаветы предъявить поддельное завещание, согласно которому трон переходил бы к Павлу Петровичу. Должно быть, своим острейшим практическим умом (а она была умна, невероятно умна!) поняла, что риск чересчур велик. Так, кстати, и оказалось: кто-то (до сих пор неизвестно кто) заложил Бестужева Елизавете, и это стало главной причиной его падения.
Екатерина отказалась и участвовать в «заговоре Дашкова» – когда в день агонии Елизаветы к ней пришел князь Дашков, тогдашний командующий гвардией, и предложил, отстранив Петра, возвести ее на престол. Она сама в своих воспоминаниях приводит тогдашний ответ: «Ваше предприятие есть ранновременная и не созрелая вещь».
Умна, до чего умна… Терпеливо ждала, когда придет настоящее время, когда все созреет. Дождалась!
Гвардия кипит! Петр за нее взялся так, как не брались давненько. Для начала он «раскассировал», то есть отменил самую бесполезную часть гвардии – лейб-кампанию, обходившуюся российской казне в два миллиона рублей в год. Это уже был тревожный звоночек…
Совсем скоро последовали еще более оскорбительные для гвардии новшества. Петр безмерно оскорбил гвардейских капралов и унтер-офицеров: велел им самим носить свои ружья и алебарды. До этого, отправляясь на учения, в наряды и по другим служебным надобностям, означенные чины шествовали налегке, а ружья и алебарды за ними несли либо рядовые, либо слуги. А «голштинский выродок» вдруг заставляет самим тащить этакую тяжесть. Ну не безумец ли? Не агент ли прусский?!
Дальше – больше. Петр заставляет все воинские части, в том числе и неприкасаемую гвардию, каждый день заниматься строевой подготовкой и прочими воинскими учениями, причем, вот изверг, «во всякую погоду»! Садизм неприкрытый: не при ясном солнышке и безветрии, а во всякую погоду! Ну не тиран ли древнеэллинский? Не сатрап ли древнеперсидский?!