он изображался маленькой пирамидкой, а на вершине ее стояла птица возрождения Феникс в виде грациозной цапли. Некоторые исследователи (в частности, бельгиец Робер Бюваль, тот самый, что обнаружил подобие в расположении на земной поверхности трех Великих Пирамид в долине Гиза трем звездам из Пояса Ориона на небесах, у египтян оно прослыло воплощением бога Осириса, или только его фаллоса (по А. Печенкину)) полагают, будто в незапамятные времена камень Бен-Бен венчал собой ныне усеченную вершину самой большой Пирамиды Хуфу (Хеопса). По древним поверьям, птица Феникс через определенные промежутки времени возвращалась к Пирамиде, вила гнездо, а затем умирала в пламени и вновь возрождалась. Так наступала очередная эпоха и длилась до следующего прилета Феникса. Когда Бен-Бен исчез, Феникс забыл дорогу в Египет и его блестящая цивилизация склонилась к закату. Возможно, что Александр Печенкин со своим фаллосом очень даже прав, поскольку Феникс олицетворял собой душу Осириса, корень же слова «Бен-Бен», т.е. «бен», переводится как «человеческая сперма» или «оплодотворение матки». На самой заре египетской эры Бен-Бен, вероятно, связывался с дающим новую жизнь семенем Феникса, а позднее превратился в семя самого Осириса. Так вот, войти в Бен-Бен, значит познать сокровенное, оказаться в ипостаси Бога, сотворить новый мир, но фараону доступ туда пока невозможен. 9. Моисей. Приход в Моав, отдых и грех с моавитянками, гнев Господа на поклонение лжебогам и мор среди израильтян. Фараон. Он попадает в то место, где боги производят Пламя и Огонь для Ладьи Ра, а также отдыхают «12 Божественных Гребцов Ладьи Ра». 10. Моисей. Он поднимается на гору, чтобы увидеть Землю Обетованную, в которую ему не велено вступать. Фараон. Он лицезреет верховных богов и, наконец, перед ним забрежжил выход из Дуата. 11. Моисей. Выбор нового предводителя иудейского народа – Иисуса Навина. Фараон. Он меняет свои одеяния, как бы «сбрасывает кожу» и принимает облик «перерожденного Ра». Фараон в одном шаге от Небес. 12. Моисей. Народ вступает в Ханаан. Фараон. Он поднимается на Небеса, приобщается к сонму богов, становясь Осирисом и летит по небу в Солнечной Ладье Ра.
Конечно, данное толкование рискует оказаться «притянутым за уши». Но главное во всем этом то, что такое могло иметь место и стремлением Моисея было не только одарить историей и культурой доселе дикий народ, но и посвятить его в особые ритуалы, провести запутанными коридорами древних мистерий, испытать многими искушениями, чтобы добрался он в конце концов до Земли Обетованной воистину избранным и бессмертным. Фараоном и Осирисом и мыслью, и духом, и телом…
При рассмотрении истории древних народов, так и хочется поддаться прямо-таки драконовскому очарованию суждения мудрого Конфуция: «Трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно, когда ее там нет». Хотя, поди пойми этих китайцев! Зачем искать то, чего нет, там, где невидно?… Мудрейший Леонид Якубович из «Поля чудес» легко нашел бы свой ответ Конфуцию, достал бы черный ящик и с изяществом искушенного мага что-нибудь из него извлек. Если бы даже и не стал этого делать, то, хитро ухмыльнувшись в усы, напомнил бы Конфуцию, а в его лице и всем китайцам, одну народную притчу в виде анекдота, когда подвыпивший русский мужичок, с виду ничем не примечательный, разыскивал под фонарным столбом то, что обронил в соседнем темном переулке. Уж не знаю, врожденно ли, а может и с умыслом посвященного в тайные знания, он открывал глазам стороннего наблюдателя одну фундаментальную истину, гласящую, что все материальное стремится к свету.
Так что, достиг ли Моисей результата своих мистических усилий, стал ли народ израильский в итоге избранным и бессмертным, судить не берусь. Как не раз отмечал на страницах «Иудейских древностей» сам Иосиф Флавий: «Впрочем, пусть судит об этом всякий по личному своему усмотрению»…
Под стенами монастыря Святой Екатерины гудит и переминается с ноги на ногу нетерпеливая разноязыкая толпа. Возле ворот толкотня, все ждут их открытия, чтобы войти внутрь Святой Обители. Три зубоскалистые молоденькие американочки, каждая чем-то похожая одновременно и на сочный чизбургер и на улыбчивую Бриттни Спирс, просят меня сфотографировать их. Я уже не помню, говорю ли им «чи-из» или «спи-ирс», и щелкаю затвором фотоаппарата. Первые солнечные лучи проникли в ущелье, где расположился монастырь, стало жарко, и усталость от бессонного и нелегкого восхождения, замороженная было прохладой ночи, мигом оттаяла и бесцеремонно взгромоздилась на плечи. Тело стало тяжелым, ноги обмякли и страшно захотелось спать. Я уже и не прочь было растянуться прямо на пыльных камнях, но в это время входная дверь в монастырь долгожданно отворилась и люди начали всасываться в нее, словно песок в воронку.
Свой крест надо нести до конца. Я вливаюсь в толпу у входа и через несколько минут оказываюсь внутри монастырского двора. Здесь поток людей раздваивается: одни устремляются за своими гидами направо – к колодцу Моисея, другие налево – к терновому кусту. Он традиционно считается той самой «неопалимой купиной», в пламени которой Бог явился Моисею и повелел ему вывести свой народ из Египта. Как я уже отмечал в самом начале, этот терновый куст способен расти только на территории монастыря Святой Екатерины и нигде более. Все попытки прижить его побеги в других святых землях ни к чему не приводили – саженец неизбежно засыхал.
Поток святостраждущих туристов, струящийся налево, подхватывает меня и выплескивает из своих рядов уже у самой «неопалимой купины». Здесь течение людей словно натыкается на незримый порог, бурлит некоторое время (все фотографируются на фоне легендарного терновника и пытаются подержаться за колючую веточку, чтобы нажелать и себе и своим близким побольше всякого добра – таково поверье), а затем разворачивается и течет вспять, уступая место новому притоку любопытных.
Я тоже как все, сую кому-то свою «фотомыльницу» и прошу запечатлеть меня на память для себя и на бахвальство – для других. Несбывшихся и несбыточных желаний много, поэтому, поможет – не поможет, но за веточку подержаться надо. Аккуратно берусь двумя пальцами за первую попавшуюся и… что-то происходит, не снаружи – внутри меня. Дотоле стройные мысли и ясно осознанные желания начинают паниковать и мельтешить в голове, словно потревоженный пчелиный рой. Шип терновника впивается мне в указательный палец и протыкает его до крови. Едва алая капелька просачивается из ранки, я чувствую, что становлюсь кем-то другим. Нет, не Моисеем, скорее Сталкером братьев Стругацких. Вокруг меня заинтригованно прохаживаются зеваки-туристы: мусульмане, католики, протестанты, православные, иудеи, может, и еще кто-нибудь. Я вспоминаю пожелтевшую от времени грамоту у входа в
