а на фоне войн, которые вела Россия в начале XX в., привело к непримиримому расколу в лагере российских социалистов.
Другим аспектом интересов революционных народников к военному вопросу было отношение к армии как части общества и институту государства. Ее облик и качественное состояние целиком определялись сущностью самодержавия как государственного уклада, при котором вооруженные силы государства являлись средством захватнических войн и подавления народных протестов. В публицистических и агитационных работах революционные народники характеризовали порядки в российской армии как противоречащие демократическим и гуманистическим идеалам, внешнюю политику царизма как ведущую к разорению крестьянских хозяйств, к многочисленным неоправданным жертвам. П.Л. Лавров соотносил самодержавные устои с «солдатчиной», «самым жестоким способом пожирания» народа [291]. П.Н. Ткачев называл российских солдат «бездушными автоматами», «бессмысленными, слепыми и часто бессознательными орудиями в руках небольшой кучки аристократов» [292].После неудачного покушения на Александра II у Д.В. Каракозова была обнаружена прокламация, где говорилось: «Прослышал об этом (неповиновении крестьян помещикам. - И.Г., А.Р.) царь и посылает своих генералов с войсками наказать крестьян-ослушников, и стали эти генералы вешать крестьян да расстреливать. Присмирели мужички, приняли эту волю-неволю, и стало их житьишко хуже прежнего» [293]. Видный деятель революционного подполья начала 1860-х гг. М.Л. Михайлов вспоминал, что село его отца было «подвержено всем ужасам военного усмирения» за выступления против «господ» [294].
Критика военной системы царской России занимала важное место в трудах М.А. Бакунина. Неизгладимый отпечаток в его социальном опыте оставили собственные впечатления от армейской службы. Вдохновленный декабристами, М.А. Бакунин поступил в 1829 г. в Петербургское артиллерийское училище. Однако он испытал большое разочарование от порядков николаевской армии: молодым военным его круга оказались чужды идеалы офицеров, выступивших на Сенатской площади. Для М.А. Бакунина, по его собственному признанию, это стало «первым столкновением с русской действительностью» [295]. В письме родителям он сообщал: «Вино, карты и другие занятия, которых стыдливость не позволяет мне назвать, составляют почти единственное препровождение времени» учащихся [296]. Рассказывая сестрам о быте и нравах в училище, он осуждал свое окружение за чрезмерную склонность к развлечениям, а не к интеллектуальному развитию [297]. Тягостное впечатление на М.А. Бакунина оказала последующая служба в Гродненской губернии. Уже в одном из первых писем к родным он признается, что «мысли и чувства» сослуживцев далеки ему, а «их образ жизни невыносим» [298]. Писателю Я.М. Неверову он обрисовывает свое пребывание «в глуши, в кругу скотов, а не людей, без одной книги и без надежды когда-нибудь вырваться из этого ада» [299].
Подобно А.И. Герцену, М.А. Бакунин увидел в офицерской среде эпохи Николая I не последователей декабристов, а носителей реакционных взглядов, верную опору самодержавия. Так, размышляя о чертах социально-политического строя России, он приходит к выводу, что усилия правительства направлены «исключительно на завоевания», а от народа требуются только «деньги, солдаты и внешнее спокойствие» [300]. Поэтому самодержавие целенаправленно формирует изолированную от общественной жизни армию, «завоевательную машину», готовую к выполнению любых приказов [301].
Во время революционных событий в Европе 1848 г. М.А. Бакунин выступил с рядом агитационных материалов, обличавших пороки общественного строя в России. Особое внимание он уделял состоянию военной сферы. По мнению мыслителя, царская армия устроена бесчеловечно по отношению к нижним чинам. Условия службы таковы, что солдат становится в них «машиной, скотиной, обреченным на постоянный голод и нестерпимые побои» [302]. Обращаясь к венгерским повстанцам, Бакунин сообщал: «Солдатская служба у нас настолько ужасна, что многие только для того, чтобы от нее избавиться, уходят в леса, а часто даже калечат себя» [303]. Столь же мрачно он характеризовал обстановку в военных учебных заведениях, утверждая, что корпуса и училища намеренно обращают молодых военных в «тупые машины» [304].
М.А. Бакунин скептически относился к результатам военной реформы Александра II, считая, что, «несмотря на все старания нашего военного министра, господина Милютина, огромная масса нашего офицерства осталась тем же, чем была прежде, грубой, невежественной и почти во всех отношениях вполне бессознательной. Ученье, кутеж, карты, пьянство и когда есть чем поживиться, именно в высших чинах, начиная с ротного или эскадронного или батарейного командира, правильное, чуть ли не узаконенное воровство составляют до сих пор ежедневную поблажку офицерской жизни в России» [305].
В то же время М.А. Бакунин, как и большинство народников, считал, что русский народ, в отличие от властей, чужд захватническим войнам: «Россия не есть жаждущая завоеваний нация, она есть жадная до завоеваний государство» [306]. Поэтому он рассчитывал, что как крестьянам, так и солдатам будет понятна и близка антивоенная риторика радикалов. В частности, размышляя о перспективах революционной борьбы в России, М.А. Бакунин утверждал, что «половина войска в случае восстания дезертировало бы и присоединилась к инсургентам» [307]. Причины тому он видел в тяжелых условиях службы рядовых, произволе начальства, сочувствии нижних чинов делу освобождения крестьян.
Молодые радикалы в России имели схожие взгляды, однако желали видеть армию в качестве организованной силы соучастницей грядущего народного восстания. В своем манифесте-прокламации «Молодая Россия» П.Г. Заичневский одной из движущих сил революционного переворота полагал армию, принявшую сторону народа: «Мы надеемся на войско, надеемся на офицеров, возмущенных деспотизмом двора, той презренной ролью, которую они играли и теперь еще играют, убивая своих братьев поляков и крестьян, повинуясь беспрекословно всем распоряжениям государя» [308]. Обращаясь к крестьянам, Заичневский утверждал, что народное выступление непременно должно быть подкреплено вооруженный силой: «Я им указывал на безрассудство возмущения без оружия и говорил, что, как бы ни многочисленна была толпа безоружных, ее всегда разгонят несколько десятков солдат. Для успеха оружия нужно оружие, а оно - в городах» [309]. Как пример выступления, совершенного без вооруженной поддержки и поэтому лишенного перспектив, он приводил народные волнения в селе Бездна.
Идеологи революционного народничества обратили внимание на ту решающую функцию, которую в эксплуататорских государствах выполняет аппарат насилия. Например, П.Л. Лавров отмечал, что политические режимы современных европейских стран существуют, опираясь на «войско, на полицию, на тюрьмы» [310], причем армия выступает не только инструментом власти, но является источником экономического господства правящего класса. Лавров приводил наблюдения известного своей антивоенной позицией английского политика Дж. Брайта, согласно которым британская армия является «громадной системой государственного пособия на дому для английской аристократии» [311]. Исходя из этих соображений, П.Л. Лавров считал, что реформирование российской армии приведет к уменьшению численности постоянно служащих и создаст возможность сократить расходы на
