Из летописи явствует, например, что действия Игоря во время похода на Византию направляли воинствующе антихристианские цели. Воины Игоря так обращались с пленными христианами: «одних распинали, в других же, расстанавливая их как мишени, стреляли... Много же и святых церквей предали огню».
А ведь из той же летописи известно, что в дружине Игоря было много христиан, которых в то же самое время «приводили к присяге в церкви святого Ильи, что стоит над Ручьём» (в Киеве). Л. Н. Гумилев обоснованно отмечает, что воины Игоря, вошедшие в Византию, «имели опытных и влиятельных инструкторов» — из непримиримо враждебного христианской Византии Хазарского каганата [3]...
У Руси не было никаких основательных причин атаковать Византию, которая никогда на нее не нападала и была для нее важнейшим торговым партнером. Л. Н. Гумилев доказывает, что на определенное время Хазарский каганат «сумел подчинить себе русских князей до такой степени, что они превратились в его подручников и слуг, отдававших жизнь за чуждые им интересы», и что князь Олег «в наследство Игорю ...оставил не могучее государство, а зону влияния Хазарского каганата» [4].
Об этом же говорит и совсем другой видный современный исследователь — В. Н. Топоров, полагающий, что во времена Игоря «ситуация в Киеве... характеризуется наличием в городе хазарской администрации и хазарского гарнизона»[5].
Это, в частности, подтверждает летопись, в которой упомянуты существующие с X века киевские урочища (местности, районы) Козаре и Жиды (ведь иудейская религия господствовала в Хазарском каганате), а также Жидовские ворота.
Но существуют и свидетельства прямого современника и даже собеседника святой Ольги — византийского императора Константина Багрянородного (905—959), фактически правившего с 945 года. В своем известном сочинении «Об управлении империей» он сообщает, что в Киеве есть крепость, называющаяся «Самватас». Современный исследователь А. А. Архипов убедительно доказывает, что это древнееврейское название («Самбатион»), означающее «пограничную» реку (то есть Днепр, который правители Хазарского каганата считали своей западной границей)[6]. В этой крепости и размещался «хазарский гарнизон».
Кроме того, император свидетельствовал, что юный сын Ольги Святослав находился отнюдь не в Киеве, а в «Немогарде»; долго считалось, что речь шла о Новгороде, но сейчас высказывается точка зрения, согласно которой имелся в виду Невогород (ныне — Ладога), расположенный в 200 км к северу — не у истока, а у устья Волхова, впадающего в Великое озеро Нево (теперь также называющееся Ладожским). Во всяком случае бесспорно пребывание юного Святослава не с матерью в Киеве, а в отдаленном на 800 или 1000 км городе Северной Руси.
Но более тоге, и сама княгиня Ольга пребывала не в Киеве с его хазарской крепостью Самбатион, а в двадцати километрах севернее, где на крутом берегу Днепра ею был создан мощно укрепленный Вышгород. Новейшие археологические исследования в Вышгороде установили, что в нем сохранились — особенно в местности, до сих пор зовущейся Ольжиной горой, — следы жизни середины X века, в том числе византийская керамика и восточные украшения (например, бронзовый цеподержатель IX—X веков), которые можно даже было бы отнести к вещам самой княгини.
Наиболее же существенно, что, как выяснено археологами, «в X в, часть городища (Вышгородского. — В. К.) была занята производственными комплексами, связанными с железообрабатывающим производством. К середине XI в. «квартал металлургов» суживается, на его месте появляются жилые усадьбы»[7].
Из этого естественно сделать вывод, что именно при Ольге в Вышгороде изготовлялось оружие, необходимое на случай хазарского нападения (иначе просто непонятно, зачем создавать «квартал металлургов» в городке, расположенном всего в двадцати верстах от Киева; примечательно к тому же, что позднее «квартал» суживается за ненадобностью).
Л. Н. Гумилев, доказывающий, что ко времени правления Ольги Хазарский каганат сумел в той или иной мере установить свой диктат над Русью, связывает с этим, в частности, и гибель Игоря, который вынужден был увеличить размер дани, собираемой им с племени древлян, не из личной корысти, а потому, что приходилось платить большую дань Хазарскому каганату. Но древляне не хотели с этим считаться и обрекли супруга Ольги на жестокую казнь[8].
Княгиня Ольга отомстила древлянам за гибель мужа и, как сказано в летописи, «возложила на них тяжкую дань: две части дани шли в Киев, а третья в Вышгород Ольге, ибо был Вышгород городом Ольги». Вполне вероятно, что «две части» дани попадали в расположенную тогда в Киеве хазарскую крепость Самбатион...
Но княгиня Ольга смотрела далеко вперед. Она отправила сына на север, в Новгород или же з Незогород (Ладогу), и не только ради его безопасности, но и ради того, чтобы он, подрастая вдали от хазарских глаз, готовил могучую дружину для войны против каганата. Ольга вступила а тесный союз с Византией, что в свою очередь помогло ей установить союзные отношения со связанными с империей воинственными печенегами (эти отношения испортились лишь позднее, в 968 году, когда Святослав вступил в конфликт с Византией); печенеги, как известно, поддержали Русь в войне с хазарами.
Современные историки (В. Т. Пашуто, А. Н. Сахароз, Г. Г. Литаврин) выдвинули версию, согласно которой княгиня Ольга, отправляясь в Константинополь, взяла с собой Святослава, имея намерение, в частности, попытаться обручить его с дочерью византийского императора, который, правда, не согласился на это предложение. В составе блестящего посольства Ольги (более ста человек, среди которых 14 знатных приближенных, 20 специальных «послов», священник Григорий, три переводчика, 43 купца и т. д.) был некий анонимный «родственник», который имел ранг второго лица после княгини. Не исключено, что это был оберегаемый своим инкогнито будущий князь. Путешествие в Константинополь, без сомнения, обогатило его сознание.
Позднее Ольга женила сына на дочери побежденного и убитого ею древлянского князя Мала, которую она взяла (после гибели ее отце) в свою свиту. Тем самым княгиня, несомненно, добилась определенного примирения и с древлянами.
Когда в 960-х годах (историки сейчас спорят о точной дате) молодой Святослав отправился в победный поход в столицу Хазарского каганата Итиль, он, в сущности, во всем опирался на предшествующие деяния своей матери.
Все это говорит об истинном величии святой Ольги как политической и государственной деятельницы Руси, И, конечно, величайший духовный смысл имело обращение русской княгини к христианству.
Правда, это обращение не дало прямого продолжения и развития, так как Саятослав, выросший в Северной Руси, в человеческой среде, куда свет христианства еще не проник (в Киеве ко времени крещения Ольги было ужа много христиан; в 944 году там имелось несколько церквей, в том числе соборная церковь святого Ильи), не смог разделить духовное озарение своей матери. Он говорил ей: «Как мне одному принять иную веру? А дружина моя станет насмехаться».
Святая Ольга так выразила свою надежду: «Да будет воля Божья; если захочет Бог помиловать род мой и землю Русскую, то вложит им в сердце то же желание обратиться к Богу, что даровал и мне». И то, что жило в Ольге, воскресло в ее внуке (сыне Святослава) Владимире, который рос на ее руках[9]. Как писал в X! веке монах Киево-Печерский лавры Иаков, «взыскал и воспринял спасение Владимир от бабки своей Ольги»...
А. Я Аврех. Царизм и IV Дума М., 1981. с. 11
Следует отметить, что историки — прежде всего Г. Г. Литаврин — в последнее время ведут содержательную полемику вокруг даты посольства Ольги в Константинополь: отстаивается и 946, и 955 год, и даже идет речь с возможности двух посольств Ольги.
Л. Н. Гумилев. Древняя РУСЬ И Великая степь. М., 1989. с. 194 — 195.
«Русская литература», 1974. № 3. с. 167, 168.
Russian Literature, Amsterdam, 1988, XXIV, с. 24.
История русского языка в древнейший период. М., 1984. с. 224 — 240.
Археологические исследования Киева 1978 — 1983 гг.. К., 1985. с. 13.5 (работа Л. В. Пекарской и В. К. Зоценко «Археологические исследования Вышгорода в 1979 — 1981 гг.»). М., 1989. с. 200 — 205]
