Колинг с ужасом взглянул на нее.
- Он... тоже влюблен в вас? - спросил поверенный, едва переводя дыхание.
Диана улыбнулась, вынула из ридикюля зеркальце и напудрила лицо.
- Он волей-неволей влюбится в меня, - сказала она нежным голосом.
Глава 2
Мистер Гордон Сэльсбери считал себя эстетом и одним из тех немногих смертных, которые одарены умением видеть то, что недоступно другим.
Он жил в центральной части Лондона. Его профессия находилась в полном противоречии с его духовной организацией - он занимал пост генерального представителя одного из самых крупных страховых обществ и был прекрасно обеспечен. Часто, сидя у роскошного камина с серебряной решеткой, мистер Гордон размышлял о превратностях судьбы, уделившей ему такую пошлую деятельность. Тогда как другие в погоне за наслаждениями довольствовались жизненными благами, он был погружен в мир духовных интересов и чувствовал себя поставленным над окружающими с их мерзкой борьбой за существование, человеком, благодаря своей одаренности, подобным одинокой скале над туманными лощинами, среди покрытых снегом горных вершин. Больше всего удивляло мистера Сэльсбери то, что он мог спуститься с высот своей духовности на арену жизни, бороться с материалистами, побеждать их и даже вырывать из их крепко стиснутых кулаков немалые суммы грязных денег...
- Нет, Третнер, завтра после обеда меня не будет дома. Скажите мистеру Роберту, что он найдет меня в конторе.
Слуга почтительно поклонился и опять направился к телефону.
- Алло, сэр! Мистера Сэльсбери завтра не будет дома.
Роберт-Боб Сэльсбери был крайне раздосадован.
- Скажите ему, что он обещал сыграть партию в бридж со мной и моими приятелями. Попросите его, пожалуйста, к телефону!
Гордон неохотно поднялся со своего мягкого стула и незаметно для слуги зевнул.
- Алло... Да, да, знаю, - сказал он усталым голосом, - но я вспомнил, что уже условился встретиться с другом. Милый мой, постарайтесь скоротать время где-нибудь в другом месте... Да... Что ты вдруг рассказываешь мне о старом Мендельсоне?.. Ах, это нелепость!.. Я ничем не могу тебе помочь, ты должен подыскать другого партнера... Завтра после обеда у меня уйма работы... Я не говорю по телефону о коммерческих делах. До свидания!
Мистер Гордон вернулся в свой кабинет. В прежние годы он был спортсменом и внес свою лепту в победу Кэмбриджа на университетских состязаниях. Два скрещенных весла над камином свидетельствовали о его прежних успехах. Теперь он однако неохотно вспоминал о тех днях, когда отдавал дань грубой силе. Когда-то Гордон был необычайно жизнерадостным и веселым студентом. Особенно он любил проказы вроде кражи полицейских касок и поездок на велосипеде по запрещенным дорожкам. Студенческий суд не раз налагал на него штрафы. Никто не поверил бы этому, если бы увидел его, спокойного и уравновешенного, в рабочем кабинете. Мистер Гордон был высок ростом и сложен, как Аполлон из Бельведера, отличался очень белой кожей и имел широкий лоб мыслителя. Короткие бакенбарды менее всего подходили к его лицу.
Мистера Сэльсбери можно было принять за ученого или композитора, известного танцора или киноартиста.
- Третнер!
- Да, сэр!
Слуга почтительно, с напряженным вниманием, ждал распоряжений. Гордон медленно поднял голову и посмотрел на него в упор.
- Сегодня я случайно заметил, что вы целовали горничную. Вы ведь женаты, и на вас лежат обязательства, от которых нельзя просто так отмахнуться. Элеонора очень податливая девушка и в таком возрасте, когда быстро влюбляются. Абсолютно недопустимо искалечить жизнь молодой девушке, вызвав в ней безответную страсть. Затем, я так же страдаю из-за этого; утром Элеонора не подала мне вовремя воды для бритья. Чтобы этого больше не повторилось, слышите?
- Слушаю, сэр!
Подобные новости быстро распространяются среди слуг и становятся главной темой пересудов. Слова мистера Гордона каким-то телепатическим путем передались в людскую.
Элеонора - высокая, миловидная девушка с бледным лицом, сверкающими глазами и черными бровями, подкрашивала губы перед зеркалом. Вдруг, прервав это важное занятие, она с негодованием сказала:
- Только потому что он такой холодный и надменный Антоний из Падуа, он может думать, что у нас нет человеческих чувств. Бедная, холоднокровная рыба! Уж я найду повод заявить ему, что не терплю, когда обо мне так отзываются, вредят моей репутации. Ах, этот пройдоха, проныра, шпион!
- А кто же такой Антоний из Падуа? - спросил Третнер.
- Святой, искушаемый женщинами и вышедший победителем из испытания, ответила Элеонора. Она втайне не преминула бы сыграть роль искусительницы.
- Но кто же искушал мистера Сэльсбери? - раздраженно спросил слуга.
- Никто. Только не подумайте, что это была я. Хотела бы я посмотреть, как он посмел бы прикоснуться ко мне... он бы меня попомнил.
- Настолько он никогда не может забыться, - заметил Третнер.
Элеонора задорно откинула голову назад.
- Ах, я знаю. - Она взглянула на полнотелую кухарку. - Спросите у нее.
- Боже мой, миссис Мэйджлесарк, он ведь не забылся настолько, чтобы вас?.. - спросил слуга вне себя от ужаса.
К счастью, миссис Мэйджлесарк была непонятливой.
- Да, я его тоже видела, - сказала она.
Но Элеонора прервала ее, так как сама хотела рассказать эту историю.
- Мы с кухаркой сидели в прошлое воскресенье на крыше автобуса и...
- В Найтбридже! - Толстуха не удержалась, чтобы не вмешаться.
- Не перебивайте, миссис! Мы беседовали и смеялись, как вдруг она сказала: "Взгляните, вот наш достопочтенный сэр".
- Неправда! Я сказала: "Смотри, лицо этого господина точь-в-точь, как у нашего хозяина", - поправила миссис Мэйджлесарк.
- Но это был действительно он, - продолжала Элеонора. - Подумайте только, рядом с ним сидела стройная высокая девушка в черном... он гладил ее руку!
- Но не просто так... на улице? - недоверчиво спросил Третнер.
- Конечно, нет. Они сидели в авто. Сверху было хорошо видно, что там происходило.
- Она была красива? - заинтересовался Третнер.
- Право, не знаю. Многие назвали бы ее красавицей. Я... Скажите, миссис, она была хороша?
Миссис Мэйджлесарк - пожилая, а потому снисходительная к женской красоте, сказала, что дама мистера Гордона была красива.
- Гм... Он держал ее руку и гладил? - задумался Третнер. - Это ведь была не миссис Ван Ойн?
- Кто это?
- Американка, по имени Элойз. Очень красива и хорошо одевается. Обычно ходит в черном платье и в шляпе с райской птицей. Хозяин дважды приглашал ее к чаю.
- Да, да! Она была в шляпе с перьями райской птицы, - разом пропели горничная и кухарка.
- Если так, это была она. Но ничего предосудительного тут нет... она образованная и начитанная дама. Когда была здесь в последний раз, беседовала с нашим достопочтенным сэром о сущности личности "я". Я лишь урывками слыхал их беседу, но и то немногое, что мне удалось подслушать, было непостижимо.
Слова Третнера произвели на Элеонору огромное впечатление.
- Вот как? Удивительно! А я считала вас таким умным, - заметила она.
Мистер Сэльсбери мог говорить на любую тему. В беседах и философских дискуссиях с миссис Элойз Ван Ойн он показал себя блестящим аналитиком, подвергая исследованию все - начиная с кофейного деревца и кончая высшей метафизикой. Обычно вел разговор и задавал тему Гордон, но миссис Элойз не пропускала ни слова, и он верил, что собеседница понимает логическую цепочку его рассуждений.
В полдень они сидели в многолюдной гостиной отеля "Кобург".
- Я давно собирался сказать вам нечто очень важное, дорогая миссис Элойз. - Звучный голос Гордона стал таинственным и низким. - Просто не верится, что мы знакомы всего один месяц. Но мы уже встречались давным-давно, в отдаленные времена, тысячу лет тому назад - в храме Атланты, где суровые длиннобородые жрецы в белых плащах произносили магические заклинания. Вы были тогда знатной дамой, а я всего лишь презренным гладиатором. Я более чем уверен, что гладиаторская борьба на аренах Рима и цирковые игры позднейших императоров не были новостью, а происходили еще в древности. Не могли ли остатки погибшей Атлантиды способствовать расцвету культуры этрусков?
Элойз глядела на него как зачарованная.
- Какая блестящая идея - сопоставить две этих культуры! - Восхищенный взгляд однако мало соответствовал ее истинным мыслям.
- Самое лучшее в нашей дружбе то, что она не имеет ничего общего с грубым материальным миром, - сказал Гордон.
- Что вы хотите этим сказать?
Она наклонилась к нему и тем самым невольно напомнила ему Третнера... Неприятное сопоставление!
- Я думаю... - он снял крошку пирожного с брюк, - мы никогда не оскверним наш союз чувственной любовью.
- Ого! - Элойз Ван Ойн откинулась на спинку стула. - Совершенно верно, сэр! - она произнесла эти слова сладким, приятным голосом и с таким удовлетворенным видом, что обманула бы кого угодно, даже человека, душа которого была созвучна ее душе.
