Однако в своей работе английский ученый явно старается преуменьшить тот урон, которое монгольское нашествие нанесло Руси, а также всячески сгладить его последствия. Но самым главным недостатком в его книге является то, что он резко отвергает все летописные известия, которые достаточно подробно освещают тот погром, который устроили монголы в русских землях, а также не привлекает археологические данные, подтверждающие эти сведения. «Как это часто бывало в ранней русской истории, письменные источники содержат поразительно мало сведений, позволяющих сделать какое-либо обоснованное заключение о реальном ущербе, политическом, культурном или экономическом, нанесенном татарами» (Д. Феннел). О самих летописных текстах, которые описывают те зверства, которые творили монголы в захваченных городах, автор пишет, что это «общие места, используемые в летописи для описания катастроф, ввергавших время от времени русские города в руки захватчиков». В желании подтвердить свой тезис Феннел иногда передергивает факты или просто-напросто игнорирует моменты, которые его теорию не подтверждают — например, рассказывая о разорении Рязани Батыем, автор утверждает, что «Каковы были потери и какой ущерб был нанесен городу, оценить невозможно». Странное заявление, если учесть, что есть очень много археологических и летописных данных, которые утверждают обратное, но, как говорилось выше, в авторскую концепцию они не вписываются и потому просто игнорируются. Когда в «Повести о разорении Рязани Батыем» идет описание тех зверств, которые творили степные варвары в захваченном городе, английский историк спокойно утверждает, что «эти клише используются для усиления чувства неотвратимости бедствий, чувства, которое пронизывает все произведение».
Не менее странно звучат рассуждения англичанина по поводу некоторых знаковых моментов вторжения — обороны Москвы и битвы на реке Сить. «Москва, в то время не более чем маленький городок или укрепленная застава, почти не оказала сопротивления: местный военачальник был убит, а другой сын Юрия, Владимир, взят в плен или убит». Вот так — укрепленная застава и почти не оказала сопротивления! А про пять дней непрерывного штурма ни слова, и про то, что взять «укрепленную заставу» сумели только объединенными силами всех Чингизидов, тоже ни слова. Наивысшего полета фантазия историка достигает тогда, когда он рассказывает о битве на реке Сить и о судьбе, которая постигла Владимиро-Суздальского князя Георгия (Юрия). «Большая часть войска бежала, убив, возможно, великого князя, пытавшегося их остановить: на гибель Юрия от рук своих людей указывает не только сообщение об отрубленной голове, но также и новгородский летописец, который в своем рассказе о событиях 1237–1238 годов относится к Юрию непочтительно, бросая тень сомнения на обстоятельства его смерти». Почему Великому князю отрубить голову могли только свои воины и больше никто, для меня остается загадкой, да и само заявление об убийстве Георгия Всеволодовича своими ратниками, представляется по меньшей мере диким. Ну а насчет оскорбительного отзыва летописца цитирую дословно — «Бог же весть како скончася: много бо глоголють о нем инии». Что здесь обидного для князя усмотрел Д. Феннел, непонятно, на мой взгляд, автор летописи просто честно указал, что не ведает, при каких обстоятельствах погиб князь Георгий, а передавать многочисленные слухи и сплетни не имеет желания — ведь сказать можно все что угодно. И делать на основании подобных цитат из летописи далекоидущие и ничем не подкрепленные выводы, по-моему, не вполне уместно. А само нашествие и погром, который устроили монголы на Руси, автор скромно называет разграблением — дескать, пограбить пограбили, но ничего не порушили.
Другой тезис английского историка о последствиях нашествия прямо вытекает из изложенного выше, однако опять-таки грешит против истины. «Но Русь вовсе не была такой сокрушенной, разоренной и деморализованной, какой ее пытаются изобразить многие историки нашего времени». И тут хочется задаться вопросом — а какой же она была в таком случае? Десятки сожженных городов и деревень, тысячи убитых и уведенных в полон людей явно не самым лучшим образом влияли на ситуацию в стране и не способствовали ее развитию, а уж о моральном аспекте проблемы и говорить не приходиться. Жители мощнейшего государства, каким была Владимиро-Суздальская Русь и которая не только не уступала, но по многим параметрам превосходила политические образования Европы, своими глазами видели, как под ударами степняков пало могущество их страны. Полностью было разгромлено Рязанское княжество, столица которого, один из самых значительных городов на Руси, так никогда и не достигла прежнего величия, а захирела, была оставлена жителями и сгинула в безвестности. А про Южную Русь и говорить страшно — через небольшой промежуток времени Черниговское княжество распалось на мелкие уделы и перестало быть единым государственным образованием, Переяславское княжение вообще исчезло с политической карты, а древний Киев, который монголы практически смели с лица земли, превратился в небольшой захолустный городок. Но у Феннела и этому есть объяснение — «Действительно, мало что слышно о южных землях: Киеве, Чернигове и Переяславле второй половины XIII века, но это не обязательно свидетельствует о физическом разрушении или экономическом застое, а скорее о прекращении потока информации, перерыве или исчезновении киевского летописания и разрыве политических и культурных связей между Суздальской землей и югом Руси». Вот так все просто — страдая от недостатка информации, не знали летописцы в Залесской Руси, что в южных землях все хорошо и замечательно, а потому освещали события неверно. И в итоге следует глобальный вывод — «В замечательно короткое время все вернулось в свою (или почти в свою) колею». Массовое переселение жителей из постоянно подвергавшейся набегам Южной Руси в земли Руси Северо-Восточной Феннел тоже старается не замечать, как будто такого явления не существовало.
Ну а в том, что касается причин, по которым нашествие имело успех, а сопротивление на Руси было обречено на неудачу, то ученый называет таких четыре. Это численное превосходство армии вторжения, более совершенная тактика и стратегия степняков, с которой князья были совершенно незнакомы, отсутствие центра единого руководства у русских и истощение княжеских сил предшествующими междоусобицами. И если два первых положения вопросов не вызывают, то по поводу последних двух возражения имеются. Дело в том, что в Северо-Восточной Руси такой центр был, и сначала он находился во Владимире-Суздальском, стольном городе княжества, а после его взятия монголами он переместился на реку Сить вместе с князем Георгием и русским воинством. Владимирская земля была достаточно централизованной и самой сильной в регионе, а потому вполне естественно, что именно ее правитель решал вопросы обороны от нашествия не только своего княжества, но и соседнего Рязанского, князья которого обратились к нему за помощью. С другой стороны, если автор имел в виду совместные действия дружин Северо-Восточной и Южной Руси, то такое объединение было просто нереальным, поскольку на тот момент это были отдельные государственные образования. Везде правили местные династии, интересы которых лежали в абсолютно разных плоскостях, наиболее сильные княжества (Владимиро-Суздальское, Черниговское, Галицко-Волынское) вели самостоятельную внешнюю политику, и, по большому счету, в эту эпоху их практически ничего друг с другом не связывало. Ну а что касается истощения от усобиц, то это касалось только Южной Руси, где они практически не затихали, а вот в Залесских землях все было наоборот. После битвы на Липице в 1216 г. прошло 20 лет, выросло новое поколение, которое не знало, что такое княжеская междоусобица, а Суздальская земля наслаждалась миром. Походы на Волжскую Булгарию и мордву только увеличили мощь страны, и об истощении не могло быть речи — наоборот, строились новые города, развивалась торговля, и Северо-Восточная Русь находилась на подъеме.
Ну а дальше главное внимание автор уделяет фигуре Александра Невского — вот уж кому досталось от английского историка! Здесь его утверждения тоже достаточно голословны, хотя понять ученого можно — ведь именно Александр Ярославич являлся самым ярким символом той борьбы, которую Русь вела против Запада. «Претензию Александра представить себя могучим защитником русских против немецкой и особенно папской агрессии с Запада нельзя рассматривать с той серьезностью, с какой это пытаются делать многие советские историки». Но это отношение к русскому князю по крайней мере понятно — ведь когда читаешь «Кризис средневековой Руси. 1200–1304», то иногда возникает ощущение, что герой Невской битвы чем-то обидел английского историка, который эту самую обиду ему простить не может. Только обидел Ярославич не профессора Феннела конкретно, а весь Запад, который, пользуясь сложившейся ситуацией, пытался в XIII в. распространить влияние на Русские земли и поживиться за их счет. «Ваш папа — волк, а не пастырь» — эти слова принадлежат другому, не менее известному персонажу отечественной истории, но их явно мог бы произнести и князь Александр папским легатам. Сомнения терзают Джона Феннела и по поводу другого события — битвы на льду Чудского озера: «Но была ли эта победа столь великой? Явилась ли она поворотным моментом в русской истории? Или это просто митрополит Кирилл или кто-то другой, написавший «Житие», раздул значение победы Александра, чтобы скрасить в глазах своих современников последовавшее раболепствование Александра перед татарами». Все познается в сравнении — пусть Невский герой голову перед Ордой и склонил, зато натиск с Запада, который пришелся на один из самых страшных периодов отечественной истории, отразил. А сумев устоять в этот труднейший отрезок времени, в дальнейшем русские уже не дали западным агрессорам никаких шансов, а Раковорская битва знаменовала уже новый этап противостояния, который закончился уничтожением Ливонского ордена при Иване Грозном.
