просто путешествуя или же собирая материал для книг и журнальных статей. И так сложилось, что, несмотря на годы путешествий в разные уголки Италии, годы, потраченные на изучение её истории, я ни разу не была в Кремоне. Я ничего не знала о скрипках, которые сделали этот город знаменитым, и ничего не знала о музыке, которую оживляли эти скрипки. И стоя той ночью на темной улице, я впервые задумалась обо всем этом.
Толпа начала редеть, люди прощались и уходили, но скрипач, казалось, никуда не спешил. Я составляла ему компанию еще какое-то время, пока он не докурил свою сигарету. В моей голове проносились мысли обо всех историях, зашифрованных в скромном существе, которое я все еще держала в руках, о рассказах, которые обещали перенести меня в совершенно новые места в стране, которую я так давно знала - новые места в казалось бы знакомом ландшафте итальянской истории, новые пространства, которые нужно открывать и исследовать. В конце концов, я вернула скрипку, и мы пожелали друг другу спокойной ночи. Но когда я уходила в темноту, у меня было ощущение, что я оставила что-то хрупкое и очень ценное, и мне пришлось бороться с побуждением бежать назад и искать это неведомое что-то. Но если бы я вернулась, что бы я нашла там? Только пустой тротуар, на котором мы только что разговаривали, или, возможно, музыканта, все еще стоявшего рядом со скрипкой, которая, безусловно, была для него хрупкой и дорогой, но не имела ничего общего со мной.
Если я скажу вам, что в то лето снова и снова возвращалась в мыслях к старой скрипке, вы можете подумать, что мне просто нечего было делать, но на самом деле это было особенно загруженное время. Если вы заподозрите, что меня привлекала не сама скрипка, а воспоминание о её владельце-музыканте с его одухотворенным лицом и музыкой, полной страсти, то это тоже не так. Наша встреча совпала с печальным, странным моментом в моей жизни: только что умерла моя мать и мы освобождали дом от ее имущества, будто вырывали с корнями предметы, которые составляли его мир на протяжении всего моего детства, и отправляли их на произвол судьбы в поисках нового дома. У многих из них были свои истории, истории, которые, как я думала, знаю, потому что слышала их снова и снова на протяжении многих лет. Теперь, когда моих родителей не стало, я поняла, что никогда не слушала их внимательно, так что некоторые из этих воспоминаний были уже потеряны навсегда. И печаль от утраты делала еще более интригующими и притягательными новые истории, которые я воображала, возвращаясь в мыслях к скрипке Льва.
В последующие дни и недели я ловила себя на том, что представляю себе широкие площади и узкие улочки Кремоны, укрытые, как покрывалом, зимним туманом. Я начала оживлять этот город чтением книг о кремонских скрипичных мастерах, и вскоре была очарована тем, как они превратили скрипку из беспомощного новорожденного ребенка в мощный и технически совершенный инструмент, качества которого так и остались непревзойденными за четыреста лет. А потом мне повезло, потому что я получила предложение поработать несколько дней в Милане, всего в нескольких минутах езды на поезде от Кремоны. Я ухватилась за эту возможность, уже планируя использовать часть времени на поездку в родной город скрипки Льва.
ДИТЯ МНОГИХ ОТЦОВ
Кремона и современная скрипка
Я была на месте, когда солнце уже садилось, и посетители из переполненных баров перемещались на широкие площади, чтобы не спеша наслаждаться Аперолем цвета заката. Ателье скрипичных мастеров на узких улочках были уже закрыты, но в их окнах было выставлено множество инструментов, роскошный золотисто-коричневый лак которых отражал последние лучи солнца. Я ехала на велосипеде, который был стар, хром, и звучно дребезжал на брусчатке улиц. Велосипед принадлежал хозяйке дома, где я поселилась в Кремоне, у него была сломана корзина и не работал звонок; ни цепь, ни шестеренки не были смазаны, но он, тем не менее, не спеша катил меня по городу, вот только его скрипучий голос сопровождал каждый поворот педалей. Был час пик, и меня уже обогнал монах-францисканец, крутящий педали с безумной скоростью, а потом женщина с маленьким спаниелем, крепко спящим в корзинке на руле. Любой, кто видел, как я останавливалась, чтобы заглянуть в окно каждой скрипичной мастерской, попадавшейся на моем пути, мог бы подумать, что я приехала в Кремону, чтобы купить скрипку. Но единственная скрипка, которую я была бы не прочь приобрести, была сделана из шоколада, и видела я её в пастичерии недалеко от кафедрального собора. Мне не нужен был новый инструмент - мне хотелось узнать больше о старом. Я приехала в Кремону, чтобы посмотреть, где началась жизнь скрипки Льва. К тому времени я уже знала кое-что об истории скрипичного дела. В старых книгах этот городок обычно называли местом, где было переосмыслено ремесло создания скрипок - старомодные примитивные скрипки, звучавшие по всей Европе, превратились в сложные инструменты, которые мы слышим сегодня. Теперь, когда я ехала по узким улочкам, меня осенило, что Кремона стала не только началом истории скрипки Льва: пребывание там переносило меня в начало истории каждой великой итальянской скрипки, когда бы она ни была создана.
Ателье мастеров, или боттега, были повсюду, но не все были доступны прямо с улиц. Когда я увидела рекламу скрипки, свисающую с балкона второго этажа, я поняла, что это слишком просто – изучать только ярко освещенные витрины. Я прислонила свой велосипед к куче таких же и начала внимательно изучать медные таблички у больших входных дверей, чтобы найти имена скрипичных мастеров, мастерские которых прятались внутри палаццо вдоль Корсо - главной улицы. Затем я прижималась лицом к пыльным окнам, открывая для себя мастерские, скрывающиеся в маленьких двориках. Я даже проскользнула через заднюю дверь бара и обнаружила мастерскую, хитроумно спрятанную под каскадом вьющихся глициний в дальнем конце двора.
Мастера, которым повезло работать в ателье, выходящих прямо на улицы, демонстрировали богатое воображение в оформлении своих витрин. Кто-то сохранял дух золотой эры скрипичного дела Кремоны, превратив свои окна в гостиные начала восемнадцатого века, где скрипки, расположившиеся в позолоченных креслах, вели беседу с пухлыми херувимами, пристроившимися на пьедесталах между ними. Кто-то выставил свои инструменты рядом с антикварными аптекарскими сосудами, по-видимому, содержащими тайные ингредиенты, с шестнадцатого века
