Глава VII
СКОМОРОХИ
Зима подошла к концу, а Голован все еще ходил с нищими. Холопы Артемия Оболенского частенько наезжали в московский дом князя и жили подолгу. Андрей не раз видел на улицах знакомые лица из муромской княжеской вотчины. Спасало Андрея скромное положение поводыря слепого великана. Голован жил в постоянной тревоге, стал боязливым, раздражительным; высокий стан юноши согнулся, лицо похудело...
Артель Силуяна поговаривала, что пора подаваться на полдень: нищие не любили засиживаться на месте. Андрей слушал такие разговоры с тоской. Что ему делать? Пойти с нищими, бродить по Руси, питаясь подаянием? А зодчество? А выкуп Булата? Головану казалось, что жизнь зашла в злосчастный тупик, из которого нет выхода.
"Пойду в Холопий приказ! - надумал Андрей. - Открою всю правду-истину, как меня Мурдыш не по закону закабалил. И буду просить защиты..."
Нищие единодушно отвергли отчаянный замысел:
- Али ты с ума сошел? У дьяков вздумал правду искать! Тебя же с головой Оболенскому выдадут. И уж тогда не сбежишь... С сильным не борись, с богатым не судись!
И опять Голован не знал, на что решиться. Если бы не была заказана дорога во Псков...
В начале апреля нищие ушли из Москвы на юг. Голован остался. Баба-пирожница обещала давать ночлег.
- А уж кормить не буду, не прогневайся! Сам видишь мои достатки...
Голован тоскливо бродил по городу. Милостыню просить он не хотел. Надо искать работу, а как взяться за это в нищенской одежде, без поручителя...
Погруженный в невеселые думы, Андрей вышел на площадь. Шумел и толкался народ. Двое в забавных пестрых костюмах, в колпаках с бубенчиками кружились, приплясывая, сходясь и снова расходясь.
Скоморохи!
Во время странствий по Москве Голован не раз видел скоморохов, и зрелище это было для него не ново. Один из скоморохов, высокий, вихлястый, с жиденькой козлиной бородкой, колотил в бубен; бубну вторили колокольчики, пришитые к колпаку. Второй, низкий и коренастый, играл на свирели; он мало двигался, довольствуясь тем, что повертывался вокруг себя.
Зато высокий вертелся волчком и кружился вокруг товарища. Он ухарски взвизгнул, тряхнул бубном и завел плясовую:
Прокалила Еремевна толокно
Да поставила студить за окно.
Ниоткуда тут возьмись Елизар,
Толоконце все до крошки слизал!..
- Ой, ловко! Молодец, Нечай! Молодчага! - восторженно кричали зрители.
В лице Нечая играла каждая жилка, губы, казалось, слизывали толокно из чашки, глаза щурились то озорно, то испуганно, руки упирались в бока, как у разгневанной бабы, или подхватывали и прятали пустую посудину. Товарищ Нечая высвистывал задорную плясовую, а лицо его оставалось сосредоточенным и даже угрюмым.
- Дуй вовсю, Жук! - вскрикивал Нечай, бешено округляя веселые глаза и учащая пляс. - Сыпь, Матвей, не жалей лаптей! - отбивал он присядку под гул, хохот и крик толпы.
Проворно оглядевшись вокруг, Нечай завел новую песню, резко отличную от первой. Лицо скомороха изобразило великую спесь и полное презрение к окружающим. Выпятив брюхо и важно толкая ближайших зрителей, Нечай медленно выводил:
Как у нашего боярина хоромы высоки,
Как у нашего боярина собаки злы...
У него ли, милостивца, мошна толста...
Что душа ни пожелает, то и все у него есть...
А чего же у боярина, братцы, нет?
У боярина у знатного совести нет!
У боярина великого правды нет!..
- А ну, ты, детина, насчет великих бояр полегче!
Из-за спин зрителей неожиданно появился рыжий мужчина, кривой на один глаз. Толпа встретила выходку пристава91 злобным гулом:
- Недоля! Княжеский заступник выполз!
- Крив, собака, а боярское поношение сразу узрел!
- Ищейка господская!
Кривой Недоля, не обращая внимания на угрозы, пытался пробиться к Нечаю, но возмущенные зрители крепкими толчками выпроводили пристава за круг.
- Ты нашего Нечая не тронь! Он за правду стоит! Еще полезешь не в свое дело - бока переломаем!..
Злобно ворча, Недоля ушел в соседний переулок. Представление кончилось. Сдернув колпак, Нечай начал обходить зрителей; в его шапку изредка падали медные гроши.
Толпа рассеялась, на площади остались только два скомороха и замешкавшийся Голован.
- Нет, Недоля каков! - весело подмигнул юноше Нечай, тряхнув колпаком со скудным сбором. - Он давно до меня добирается, а донести боится: знает, что за меня народ отплатит... А ты, паря, по обличью вроде не московский...
"А что, если я этому скомороху откроюсь? - неожиданно подумал Голован. - Едва ли он станет боярскую руку тянуть. А мужик, видать, бывалый..."
Так наболело у Андрея на душе, что он откровенно рассказал скоморохам свое прошлое, свои страхи и мечты.
Слушатели и рассказчик сидели на паперти ветхой церквушки. Голован уселся лицом к лицу с Жуком. У Жука были черные волосы, спутанная, торчащая вперед короткая черная борода.
- Так-то, друг Андрюша! - тепло и просто сказал Нечай. - Не минула и тебя боярская милость! Худо жить одинокому бедняку. Это ты, милый, ладно сделал, что нам правду выложил. У нас, скоморохов, хоть шуба овечья, да душа человечья, и мы тебя в беде не бросим... Как, Жук, возьмем малого с собой?
- Пущай, - согласился Жук. Был он молчалив, а когда говорил, то запинался и как будто боролся с каждым словом.
- А все же ты, паря, попробуй завтра по постройкам походить, посоветовал Нечай. - По твоим рассказам, работник ты дельный. Коли войдешь в почесть к сильному, то и от Оболенского тебя заступит. А там справишься с делами, одежонку заведешь - станешь и деньги копить на выкуп наставника.
- Попробую, - согласился Андрей.
- Нос не вешай! Бог не выдаст, свинья не съест. Пошли!..
Нечай шагал, нелепо выворачивая ноги: приучила кривляться скоморошья жизнь. Демид Жук ступал твердо, точно сваи вколачивал.
Покуда добрались до переулочка у Трубы92, скоморохи успели дать три представления и собрали еще несколько медяков.
Изба, куда привел гостя Нечай, служила пристанищем многим скоморохам. Голована накормили, уложили на лавку. Сон сморил усталого парня, но и сквозь сон он слышал, как входили в избу новые люди, шумели, рассказывали, кто сколько заработал, делили деньги...
* * *
Изба поднялась чуть свет. Высокая сгорбленная старуха, артельная хозяйка, поставила на стол щи, разложила огромные горбуши хлеба. Ели быстро, сосредоточенно, все торопились.
После завтрака вспыхнула ссора между Нечаем и Жуком. Повздорили, куда идти.
- На Арбат двинем, дружок, на Арбат! - бойко сыпал словами Нечай. - На Арбате мужики щедры, на Арбате бабы добры... Пошагали, сват, на Арбат?
Демид отрицательно качал черной головой.
- Так куда ж? Ну куда ж тебе хочется?
- В Крутицы, - буркнул Жук.
Нечай так и завихлялся длинным развинченным телом.
- В Кру-ути-ицы? - тоненько протянул он. - В Крутицах чорт крутился, последнего умишка лишился!.. Идем, сват, на Арбат!
- В Крутицы! - упрямо повторял Жук.
Кончилось тем, что оба побросали котомки, бубны и свирель, зачем-то сняли колпаки и стали наступать один на другого. Нечай скороговоркой исчислял обиды, причиненные ему Жуком чуть не за десять лет, а тот твердил одно:
- В Крутицы!
Плотный старик с кудрявой головой хихикал и подзадоривал спорщиков:
- А ну, ходи веселей! На кулаки давай! - Повернувшись к Головану, сказал: - Думаешь, раздерутся? Не-е... Они каждое утро так. Пошумят - и перестанут... Их водой не разольешь!
Крик в самом деле прекратился. Порешили идти в Крутицы. Нечай подошел к Андрею:
- А то, может, с нами, дружок? Кафтан достанем, колпак. Живем хоть не густо, а все хлебаем шти с капустой!
- Попервоначалу опробую, по твоему совету, искать работу.
- Не приневоливаю. А коли нужда прихватит - приходи! Всегда пригреем... Хозяйка! Ежели малый без нас придет, примай, как свово! А ты, Андрюша, коль куска хлеба не сыщешь, сюда путь держи. Дорогу запомни получше!..
* * *
Мечты о работе разлетелись в прах.
Голован обращался к артельным старостам на стройках, спрашивал, не нужно ли зодчего. Исхудалого просителя в лохмотьях строители встречали насмешливо:
- Хо-хо, гляди, робя, какой зодчий набивается!
- Бо-огат! Шестерней приехал!
- Да ты, паря, алтын в руках держивал?
Голован уходил под улюлюканье. Вслед неслось:
- Озорной! Похвальщик!93
В одном месте его согласились принять подручным каменщика. Андрей с радостью ухватился за это предложение. Но его ожидало горькое разочарование. Уж он собирался, не теряя времени, приступить к работе, когда староста остановил его:
- Погодь, малый! А у тя заручник есть?
- На такую работу? - спросил озадаченный Голован.
- Пускай заручится, что ты не беглый холоп либо вор. Ин возьмешь без заручника, хлопот не расхлебаешь...
Голован повернулся и медленно пошел прочь.
Обида переполняла сердце. Почему добры к беднякам только последние люди - убогие да скоморохи? Почему только они жалели бесприютного, давали пропитание и укрывали от преследований? А чуть кто повыше, к тем не приступись. Даже старосты на постройках смотрят с презрением и недоверием...
