В Коковцев - Из моего прошлого 1903-1919 годы (Часть 1 и 2)

{80} Я застал у него Министра Иностранных Дел, который успел уже до моего приезда высказаться совершенно отрицательно по поводу предположения С. Ю. Витте, выражая свое недоумение, каким образом можно созвать такое Совещание и как согласовать его заключение с пределами власти Государя. Он особенно настаивал на том, что положение Государя может быть даже гораздо хуже, если, получив заключение Совещания, Он примет решение несогласное с ним.

Мнение Гр. Сольского было тождественно по существу, но шло еще гораздо дальше с точки зрения простой невыполнимости намеченного предположения. По его словам, переговоры в Портсмуте и без того настолько затянулись, что еще на днях была получена телеграмма от нашего Главного уполномоченного, с извещением, что Президент Рузвельт начинает терять терпение.

Созыв Совещания, даже если бы он мог быть допущен и осуществлен, настолько замедлил бы ответ России, что вся ответственность за неразрешение вопроса падала бы неизбежно на нее, и это одно делает мысль С. Ю. Витте неприемлемою.

Еще более неосуществимым окажется самый выбор участников Совещания и выработка каких-либо справедливых и приемлемых для общественного мнения оснований для участия в таком небывалом Совещании.

Особенно подробно останавливался Гр. Сольский на соображениях об особой щекотливости применения такого приема в данном случае и решительно поддержал Гр. Ламсдорфа в его резко отрицательном отношении к поднятому вопросу. Он просил нас обоих составить совместно краткое изложение высказанных мнений и представить его в письменной форме, не далее как завтра утром, непосредственно Государю, с тем, чтобы Он имел возможность обдумать все высказанное и принять Свое решение.

Вечером того же дня содержание телеграммы С. Ю. Витте и мнение высказанное нами тремя по ее содержанию было передано Гр. Сельскому и отвезено за общими нашими подписями в Петергоф.

В тот же день около двух часов пополудни Министр Гр. Ламсдорф сообщал мне, что Государь без малейших колебаний утвердил представленное Ему заключение и высказал целый ряд соображений незатронутых в нашем письменном заключении, но вполне совпадавших с сущностью непосредственного между нами обмена мнений.

{81} Телеграмма об этом была послана Витте в тот же день; спустя два или три дня пришла, от него и депеша, излагающая последний фазис переговоров, послуживший к описанному уже выше окончательному решению принятому Государем.

В правительственной среде, да и в общественном мнении заключение мира прошло как-то мало заметно. Война велась слишком далеко от всех нас, ее отражение на повседневной жизни было слишком мало, и все жило под влиянием тех непосредственных впечатлений, которые чувствовались на каждом шагу, тем более, что эти впечатления становились все более и более грозными, и никто не давал себе ясного представления о том, к чему все это приведет.

Забастовочное движение на фабриках росло и ширилось. Движение по железным дорогам становилось все более неправильным, и остановки в пути стали повторяться часто. Балтийский край был весь в самом тревожном состоянии и, так сказать, под боком у Петербурга, нападения на полицию и воинские части делались все более и более частыми. Курляндия шла в этом отношении впереди своих соседок и вызвала необходимость карательных экспедиций, возложенных на гвардейские части.

Я уверен, что многие помнят до сих пор дикую расправу, учиненную над драгунским отрядом в Газенпоте. Заживо сожженные солдаты не могли не вызвать отпора со стороны военной силы, посланной на усмирение восстания, а сплошные грабежи в имениях, с разорением замков ясно указывали на то, какое направление принимают эти провозвестники событий 17-го и 18-го годов.

Все эти события наложили особый отпечаток на ту область, которая была мне особенно близка. Государственные доходы стали поступать туго и в кассовом отношении стали замечаться явления, которых вовсе не знали полтора года войны.

Думать о возможности найти необходимые средства помощью внутреннего займа не приходилось, и мне оставалось только ждать возвращения Витте, тем более, что на посланное мною ему приветствие по поводу заключения мира, я получил от него очень любезную телеграмму, в которой он напоминал мне, что хорошо помнит о данном мне обещании и остановится нарочно в Париже с этой целью, будучи твердо уверен в том, что легко достигнет успеха, так как отпало теперь главное препятствие. Затем из Парижа я получил от него некую телеграмму, с сообщением, что, несмотря на то, что многих из нужных мне людей он не нашел на месте, он {82} имеет самые положительные обещания и рассчитывает та скорый благоприятный их результат.

Что произошло в короткий промежуток времени между пребыванием Витте в Париже и возвращением его в Петербург, я положительно не знаю. Во всяком случае, очевидно, что произошло нечто необычное, вызвавшее к тому же и неожиданные для меня последствия. Вскружил ли ему голову успех в Портсмуте, пришла ли ему, после свидания с Германским Императором в Роминтене и оказанного ему там приема, мысль о том, что он спас Россию и призван быть теперь единственным вершителем всех ее судеб, укрепился ли он в той же мысли после приема у Государя и возведения его в графское достоинство, захотел ли он под влиянием всех этих успехов просто отделаться от меня, так как считал меня всегда недостаточно покорным его воле, - я этого не знаю, но должен отметить, что после первой же нашей встречи, по его возвращении, Витте стал проявлять на глазах у всех совершенно небывалую резкость по отношению ко мне и просто недопустимую нетерпимость к каждому выраженному мною мнению.

Я поехал к нему поздравить его в день его приезда, не застал его дома и оставил ему несколько слов горячего привета. Он посетил меня на следующий день, пробыл всего несколько минут, не сел даже на предложенное кресло и все ходил по моему кабинету как то вяло, точно не охотно, отвечая на мои вопросы.

Он не обмолвился ни одним словом о том, что я держал его почти ежедневно в курсе всех событий за время его отсутствия, как будто бы я не послал ему ни одной телеграммы. На мою попытку рассказать ему более подробно о том, что происходит у нас, я ясно видел, что он просто не расположен меня слушать, и прервал меня даже словами: "все это пустяки, по сравнению с тем, что будет дальше, и ничего кроме глупостей здесь не делается", а на мой вопрос, что именно разумеет он, Витте ответил раздраженным тоном: "сами скоро увидите", а на просьбу мою сказать мне, что удалось ему сделать в Париже, он ответил также резко: "да все сделал, можете послать телеграмму Нетцлину, чтобы он приезжал. Шипов вам передаст. Он в курсе всех моих переговоров". После этих слов, он подал мне руку и уехал оставивши меня в полном недоумении по поводу этой нашей встречи.

{83}

ГЛАВА VI.

Финансовая ликвидация войны. - Вызов в Петербург г. Нетцлина. - Имел ли Гр. Витте беседу о займе с гр. Бюловым. - Приезд французских банкиров и мои с ними переговоры. - Спешный их выезд из России. - Инциденты, вызванные Витте на совещаниях по выработке проекта объединения деятельности отдельных министров и по проекту об амнистии. Тайна, которой окружена была подготовка манифеста 17-го октября 1905 года.

В тот же вечерь ко мне приехал Шипов, которого я просил пояснить мни, что именно произошло с Витте, чем раздражен он против меня?

Уклонился ли И. П. Шипов от откровенной беседы, проявил ли он тут свойственную ему замкнутость и уклончивость, или же на самом деле он ничего точно не знал, - я также не могу сказать, - но выслушавши мой подробный пересказ о нашей встрече с Витте утром, он сделал вид человека положительно ошеломленного и сказал, что он просто своим ушам не верит и думает, что Витте подавлен впечатлениями того, что застал здесь, но убежден, что ничего личного по отношению ко мне нет и в помине.

Рассказал он мне при этом, что каждую мою телеграмму он прочитывал сам, постоянно говорил, что не знает как благодарить меня за все мои сообщения, что они одни дали ему возможность учитывать наши внутренние события и поправлять неверные факты, подносимые ему газетными корреспондентами, а на вопрос мой, что сделано в Париже, Шипов сказал мне очень коротко, что он знает только, что Витте видел сколько раз Нетцлина и очень советовал ему приехать в Петербург, но думает, по тону разговоров, что Нетцлин не очень горячо отдастся к этой мысли и, во всяком случае, в его присутствии сказал Витте, что будет ждать моего {84} приглашения, и даже выразился так, что ему было бы приятно, чтобы мое приглашение не имело характера обращения к нему одному, а содержало бы вызов всех представителей русской группы приехать в Петербург, выбравши для этого время по их усмотрению, но не слишком откладывая путешествие.

Я так и поступил. На другой же день, сославшись па беседу с только что вернувшимся Гр. Витте, я просил, через Нетцлина, представителей русской группы прибыть в Петербург, указывая, что общее настроение правящих кругов должно устранить те затруднения, которые мешали нам до сих пор привести в исполнение тот план, который имелся в виду еще в конце прошлого года.