и отрицательные последствия. Раньше парагвайская экономика находилась под прямым контролем далекой метрополии, которая вследствие бедности колонии полезными ископаемыми, се хозяйственной отсталости и изолированного положения не проявляла к ней особого внимания. Теперь же Парагвай не только страдал от многочисленных запретов и ограничений, мелочной регламентации, торговых монополий, высоких таможенных пошлин, обременительных налогов, установленных колонизаторами, но оказался вместе с тем в непосредственной экономической зависимости от сравнительно близкого географически Буэнос-Айреса.
Это обстоятельство наложило заметный отпечаток на развитие парагвайского революционного движения, отличавшегося рядом специфических черт.
Вследствие отдаленности и изоляции страны контакты ее населения с Испанией и с остальными колониями, не говоря уже об иностранных государствах, были крайне затруднены и носили, как правило, эпизодический характер. Поэтому идеи европейского Просвещения, войны за независимость в Северной Америке, Великой французской революции, вести о революционных выступлениях в Латинской Америке почти не проникали в Парагвай и, следовательно, не имели сколько-нибудь серьезного влияния на формирование взглядов местных патриотов. Их ненависть к колонизаторам и стремление освободить свою родину от испанского владычества обусловливались жизненными интересами складывавшейся парагвайской нации, требовавшими ликвидации колониального режима.
Подавляющее большинство парагвайцев в этническом отношении являлись метисами, материальная культура и духовный облик которых отличались многими типично индейскими чертами. Они говорили на языке гуарани и не имели почти ничего общего с Испанией. Росту их национального самосознания и сплочению в значительной мере способствовали традиции вековой борьбы против господства иезуитов, нападений португальцев и иных врагов, чувство возмущения в связи с лишением Парагвая права избирать губернатора и т. д.
Наряду с этими факторами исторического порядка в конце XVIII — начале XIX в. особое значение приобрела тенденция к ликвидации экономической зависимости страны от Буэнос-Айреса. Она и определила во многом ход событий и расстановку сил в Парагвае после начала освободительной войны на Ла-Плате.
Вслед за «майской революцией» 1810 г. в Буэнос-Айресе и образованием Временной правительственной хунты последняя, стремясь установить контроль над всей территорией вице-королевства, направила своих эмиссаров в провинции с целью заручиться их признанием и поддержкой. 21 июня представитель хунты полковник Эспипола прибыл в Асунсьон, где его встретили весьма прохладно. Лишь небольшая группа местных «креолов» («портсньос») выступала за признание власти буэнос-айресского правительства. Правда, происпанская группировка, занимавшая открыто враждебную хунте позицию, была также довольно малочисленна. Большинство же парагвайских патриотов, в принципе приветствуя и одобряя революционные события в Буэнос-Айресе, вовсе не разделяли планов объединения провинций Ла-Платы в одно государство под эгидой Буэнос-Айреса. Опасаясь, что осуществление подобных замыслов привело бы к дальнейшему усилению зависимости Парагвая от Буэнос-Айреса, они предпочитали выжидать.
Только наиболее передовая часть патриотически настроенной интеллигенции, возглавлявшаяся видным адвокатом доктором Франсией, восприняла начало революции на Ла-Плате и в других испанских колониях как сигнал к борьбе за полную независимость страны.
Между тем 10 июля в Асунсьоне было получено обращение Регентского совета с требованием его признания. Две недели спустя собралось расширенное заседание кабильдо с участием высшего духовенства, офицеров, чиновников и прочих именитых граждан. Выступление Франсии, высказавшегося за провозглашение Парагвая самостоятельным государством, не встретило поддержки. Совещание приняло компромиссное решение: признать Регентский совет, но вместе с тем продолжать поддерживать дружественные отношения и контакты с Буэнос-Айресом. От признания же суверенитета буэнос-айресской хунты кабильдо воздержался.
В ответ правительство Буэнос-Айреса объявило блокаду Парагвая и, чтобы изгнать оттуда испанцев, направило свои войска под командованием члена хунты Мануэля Бельграно. В декабре они переправились через Парану и стали продвигаться на север. Поскольку в Парагвае почти совсем не было испанских войск, буэнос-айресская хунта, рассчитывавшая к тому же на содействие местного населения, не сомневалась в успехе кампании. Однако, вопреки ее ожиданиям, парагвайцы не присоединились к армии Бельграно. Зато они сразу же откликнулись на призыв главы испанской администрации губернатора и интенданта Веласко вступать в ряды формируемого колониальными властями ополчения. Такая реакция вполне понятна, если учесть, что в специфических условиях колониального Парагвая гегемонистские устремления соседнего Буэнос-Айреса воспринимались тогда патриотами как реальная и непосредственная угроза, по сравнению с которой гнет далекой метрополии, переживавшей глубокий кризис, явно представлялся в тот момент меньшим злом.
19 января 1811 г. парагвайское ополчение под командованием подполковника Мануэля Анастасио Каваньяса нанесло серьезное поражение армии Бельграно на равнине близ Парагуари, юго-восточнее Асунсьона. Остатки буэнос-айресских войск, преследуемые парагвайскими частями Фульхенсио Йегроса, отступили на юг, к реке Такуари, и 9 марта капитулировали. По окончании военных действий между победителями и побежденными установились прямые контакты, которые помогли многим парагвайцам осознать, что, сражаясь с армией Буэнос-Айреса, они невольно способствовали сохранению испанского господства в своей стране. Сильное впечатление произвело на них заявление Бельграно, который убедительно показал необходимость совместной борьбы народов Испанской Америки против их главного врага — чужеземных колонизаторов — и недопустимость братоубийственных войн между самими испано-американцами.
Под влиянием изменений, происшедших в настроениях парагвайских патриотов, большинство их стало склоняться в пользу независимости в союзе с Буэнос-Айресом, одобряя идею объединения провинций Ла-Платы в рамках одного государства. В мае группа молодых офицеров ополчения во главе с Йегросом и Каваньясом начала подготовку вооруженного восстания с целью отстранения испанской администрации. Выступление было ускорено в связи с тем, что губернатор Веласко заручился обещанием португальских властей Бразилии оказать военную помощь в случае антииспанского восстания в Парагвае. Стремясь предупредить возможные последствия этого сговора, заговорщики решили действовать, несмотря на отсутствие в столице их руководителей Йегроса и Каваньяса.
6 ночь с 14 на 15 мая в Асунсьоне вспыхнуло восстание, которое непосредственно возглавил капитан Педро Хуан Кавальеро. Душой и организатором его являлся известный своими патриотическими убеждениями доктор Франсиа.
Хосе Гаспар Родригес де Франсиа (видимо, португальского происхождения), сын состоятельного торговца табаком, родился в 1766 г. в Асунсьоне. 14 лет от роду он поступил в Кордовский университет, по окончании которого получил степень доктора теологии. Вернувшись в Асунсьон, в течение непродолжительного времени преподавал в семинарии, но из-за своих либеральных взглядов вступил в конфликт с семинарским начальством и был уволен. Тогда Хосе Гаспар стал изучать право и в дальнейшем занялся адвокатской практикой. С годами этот весьма начитанный и разносторонне образованный человек, сторонник идей французского Просвещения приобрел репутацию знающего и опытного юриста. Он отличался исключительным бескорыстием и скромностью. Эти качества принесли ему широкую популярность и уважение соотечественников. В 1809 г. кабильдо Асунсьона выдвинул Франсию кандидатом на пост представителя Рио-де-ла-Платы при Центральной хунте. Но в связи с последующими событиями выехать в Испанию ему так и не пришлось.
В результате событий 14–15 мая власть временно перешла к триумвирату в составе Франсии, Севальоса и смещенного губернатора Веласко. Но вскоре последний, члены кабильдо и многие испанцы были арестованы по подозрению в происпанской
