констатировал наличие эксплуатации и антагонистических отношений в лагере «рабочих» — между его буржуазной верхушкой и наемными рабочими. Следует подчеркнуть, что поэты из народа, шедшие за сенсимонизмом, более приближались к позициям Базара: для них «мы» неизменно было голосом людей физического труда, и этот голос порою уже выражал недовольство не только «праздными», но и «богачами».
Сборник Оленда Родрига позволяет видеть характерную противоречивость утопической народной поэзии. Остановимся сначала на наиболее мощном здесь «правом», консервативном крыле. Оно представлено поэтами оптимистического настроения, горячо верующими в необходимость классового мира, во всемогущество евангельских заветов, в братство людей и глубоко убежденными в том, что мирные победы радостного труда, науки, технического и промышленного прогресса приведут человечество к золотому веку.
Бросается в глаза здесь крайняя отсталость народных воззрений, основой которых являлась религиозность, вколоченная в народ многовековыми усилиями церкви. В отличие от свойственной революционному романтизму веры в грозного бога, судию земной несправедливости и защитника обездоленных, здесь религиозность сводилась к вялой вере в доброго, но довольно беспомощного господа, которому неизменно вредит сатана, в духов света и тьмы, борющихся за душу человека. Эти поэты не уставали писать о том, что бог создал людей братьями, а сатана иссушил их сердца мыслью о выгоде, о наживе и разъединил их для взаимной вражды. В духе подобных представлений подходили иные народные поэты и к критике социальной современности, где по воле зловредного сатаны альтруизм побежден эгоизмом, любовь — ненавистью, мир — войнами.
Поэты-утописты горячо призывали возвратиться к заветам божества, к той любви, которая сможет вновь объединить всех людей ради мирного труда. В «сен-симонистской песне» Лагаша «Божий закон» посланница небес Свобода возглашает: «Как! На вашей земле постоянные войны? Но ведь отечество ваше — весь земной шар, а труженики — новые солдаты. Не надо больше трубных кликов, кровавых призывов, пусть всюду отныне царит мир. Объединитесь, ведь все народы — братья, и пойте хором. Таков божий закон!» Так, и только так, с помощью возвращения к заветам религии, можно оздоровить жизнь общества, положив конец войнам.
Голос оптимистического крыла народной утопистской поэзии был звучен и впечатляющ. Его бодрые песни, кантаты и гимны проникнуты самой восторженной любовью к труду, романтической верой в его всемогущество, ибо труд благословляем небесами, а грандиозность его достижений, опирающихся на помощь науки и техники, открывает человечеству дорогу в сияющее будущее.
В сборнике Оленда Родрига эту сторону дела особенно сильно выразил поэт-часовщик Луи Фесто. В песне «Мирные победы» он восклицает:
Всему, покорному божественным законам,
Наш долг мы возместим упорным, напряженным
Торжественным трудом: земную глубину
Сетями трубных жил изрежем; на волну,
На пламя и на газ наложим гнет железный.
… Восславьте мирного труда завоеванья! [50]
Поэт-каменщик Шарль Понси, воспевавший труд в самых разнообразных профессиях, призывал рабочих неустанно расширять круг своих знаний:
Во имя пламенно рождающейся нови
Трудитесь, не щадя ни ваших рук, ни крови.
Невежеству — война! Все беды от него.
Наукам и труду — всё наше существо.
Понси утверждал, что знания должны помочь рабочим избавиться от власти прежних «тиранов», сплотиться в дружную трудовую семью, духовно и нравственно расти, чтобы все яснее видеть свою лучезарную романтическую мечту:
… В океане
Трудящихся миров пусть наяву предстанет
Корабль прогресса вам, горящий, как хрусталь,
Ведомый господом в торжественную даль!
«Поднимайся же, рабочая армия, — восклицал Жюль Мерсье в песне «Гимн тружеников» (1834), — поднимайся не за тем, чтобы жечь, но чтобы строить! Шагай победоносно и гордо, вспахивай поля будущего! Вздохните же полной грудью, города чудес, улья, где мы будем работать! Мед принадлежит пчелам, мир (paix) изгонит трутней!» И хотя Жюль Мерсье знает, что в настоящее время слава является достоянием одних «завоевателей», которые умеют только нести разрушение, но которых хоронят «в золотом гробу», а народ, обреченный только лить «кровь и слезы», славы лишен, он уверен, что все это переменится, что слава станет достоянием и людей труда: «Мужайтесь, славные труженики! Мы тоже еще будем триумфаторами. У нас будут и песни, и празднества, и одеяния радостных цветов, и пантеоны, и поэты, славящие тех, кто трудится!» Оптимистические верования не спасли Жюля Мерсье: он покончил с собой в 1834 г., бросившись в Сену.
Венсар
В отличие от Мерсье Пьер Венсар не желал относить счастье тружеников только к будущему. Нет, оно и в настоящем. Правда, нелегко живется рабочему, говорит Венсар в песне «Пролетарий» (1835), но «этот храбрый сын нищеты […] вырастает крепким, как шампиньон» [51]. Рабочий Венсара силен своей внутренней радостью: «У него нет ни покровителя, ни имущества, ни ренты, ни образования, но он счастлив, он любит, он поет и считает себя значительным лицом». И далее: «Беспечный по своему обычаю, он смеется над судьбой и живет в блаженной уверенности, что господь завтра ему поможет». Во всей этой характеристике явно ощутимо влияние беранжеровской песни «Бедняки» (Венсар горячо любил Беранже). Далее говорится о том, что рабочий всегда готов помочь ближнему: «Услышав возглас боли, он тотчас спешит на помощь и в этом благородном порыве готов отдать свое последнее дыхание, последнее усилие». Этими словами Венсар, может быть, желает намекнуть на то, что его рабочий не полностью аполитичен; так и последняя строфа песни содержит намек на некоторую, хоть и весьма туманно обозначенную общественную активность персонажа песни: «Как только дорогой голос всемирной родины провозгласит клич свободы, он выйдет из своей безвестности».
Образ рабочего, созданный Венсаром, — очевидная попытка борьбы с тем образом революционного рабочего, какой мы видели у Альтароша. Венсар утверждает аполитичный образ рабочего, «смиренного человека», беспечного, весело распевающего и вполне довольного своим положением. «Он счастлив», — настаивает Венсар, а если и терпит оскорбления, то обижают его лишь «праздные»: это не какая-нибудь хозяйская эксплуатация, да и откуда бы ей взяться, если владелец фабрики или хозяин мастерской — тоже «рабочий» и все кругом «братья»? Значит, если какие-то неприятные посторонние обстоятельства и мешают персонажу песни сейчас быть полностью счастливым, то он будет окончательно и совершенно счастлив в том недалеком будущем, когда на земле переведутся «праздные», когда закончатся войны,
