В следующих параграфах мы постараемся ответить на этот вопрос.
§ 5. О возможности античной литературы вообще
и отдельных её жанров в частности
В этом параграфе мы обсудим (следуя довольно точно Морозову), могла ли античная литература в известных нам формах развиться на базе материальной культуры античности и могла ли она дойти до нас «через толщу времени».
Необходимость бумаги для развития грамотности
Для того чтобы приготовить один лист пергамента, нужно:
1) содрать кожу с молодого теленка не старше 6 недель или с молодого барашка;
2) размачивать ее до 6 суток в проточной воде;
3) содрать мездру особым скребком;
4) разрыхлить шерсть гноением кожи в сырой яме и золением известью от 12 до 20 суток;
5) ободрать разрыхлившуюся шерсть;
6) проквасить голую кожу в овсяных или пшеничных отрубях, чтобы удалить из нее избыток извести;
7) продубить кожу растительными дубильными экстрактами, чтобы она после высыхания стала мягкой;
8) выровнять неровности, втирая в пергамент яичный белок или свинцовые белила либо натирая пемзой кожу, предварительно пересыпанную мелом (считается, впрочем, что второй способ вошел в употребление только с XIII века).
Это — приготовление каждого листа пергамента. Оно ставило пергамент на уровень драгоценных предметов, и такое положение сохранялось вплоть до изобретения тряпичной бумаги накануне эпохи Возрождения (см., напр., [13], стр. 50).
Как же при такой ценности и редкости писчего материала могла развиться изящная литература? Даже для развития простой грамотности требуется постоянное и многолетнее упражнение (прописи, диктанты и т.п.), невозможное на пергаменте (и, добавим, на папирусе, который был лишь немного дешевле). Нам отвечают, что для этой цели использовались дешевые навощенные и грифельные дощечки, допускающие многократное применение. Но где же и как фиксировались указания учителя и его исправления допущенных ошибок? Для того чтобы исправления ошибок остались в памяти, необходимо определенное время хранить тексты диктантов и упражнений, постоянно возвращаясь к ним для закрепления навыка. Правда, в истории известны практически «бесписьменные» школы (например, деревенские школы в России XIX века), но также и известно, с каким уровнем грамотности выходили из них учащиеся.
Для того чтобы достигнуть достаточной грамотности и умения легко излагать на бумаге свои мысли, нужно не только написать несчетное число диктантов, контролируемых учителем по стандартным прописям, но прочитать колоссальное количество книг, написанных по стандартной орфографии. Если учащийся не читает много книг, то, как бы он добросовестно ни учился в классе, он останется малограмотным человеком и, во всяком случае, никогда не будет литератором, уверенно владеющим языком. Это четко проявляется в экстремальной ситуации — при изучении иностранного языка. Без практики на стандартизованных текстах научиться правильно писать невозможно: заучивание лишь правил не гарантирует от ошибок.
Но могли ли рукописи в допечатный период писаться по единым орфографическим правилам? Достаточно поставить этот вопрос, чтобы отрицательный ответ сделался очевидным. Даже теперь однородная орфография книг достигается только после нескольких просмотров набора корректорами, уничтожающими все авторские (и не только авторские) орфографические оригинальности. Однако, когда не было учебников орфографии или эти учебники существовали лишь в виде частных тетрадок, не проконтролированных единой государственной властью, и авторитет которых не подкреплялся авторитетом подконтрольных государству (или церкви) школ, никакими средствами невозможно было заставить людей соблюдать многочисленные орфографические условности языка. Это относится даже к периоду, когда уже появилась бумага, но еще не было орфографически стандартизованной печатным станком литературы. Примером являются, скажем, древнерусские летописи, челобитные и другие деловые бумаги, отнюдь не блистающие однородной орфографией.
Вот как говорит об этом Морозов: «Обеспеченный материально, любознательный человек в это время не мог еще читать книгу бегло, как мы, получившие эту возможность именно благодаря отчетливым печатным буквам, а потому не мог и бегло думать, а тем более — бегло писать. При писании он выводил каждую букву отдельно, как в печати, знаков препинания не ставил, орфографии никто не мог его научить, потому что и мы достигаем этого лишь после продолжительных упражнений. И можно смело сказать, что всякая рукопись, где мало орфографических курьезов, списана уже с какого–нибудь печатного экземпляра, где возможность заменять неправильно поставленные буквы и слова набора другими ранее печатания книги ничем не ограничена. Ведь набор книги тщательно исправляется по нескольку раз… автором и корректорами… а в рукописи этого делать нельзя, не портя ее.
Только с этого момента и появилась возможность однообразной орфографии, а до того времени каждый мог писать лишь по собственному слуху, то соединяя предлог со словом, то разъединяя одно слово на два и чаще всего совсем не делая никаких промежутков между словами всей фразы, что опять затрудняло беглое чтение рукописей» ([4], стр. 173—174).
Достичь в этих условиях литературных вершин лучших «античных» произведений представляется явно невозможным.
Структура древних сочинений
Имеется еще одно обстоятельство, тесно связанное с отмеченным. Бесспорно древние произведения, как религиозные (Библия, Коран), так и светские (древнерусские былины, «Наль и Дамаянти»), представляют собой лишь сборники отдельных рассказов, каждый из которых посвящен четко локализованному во времени и в пространстве эпизоду. Это и понятно, так как на начальных этапах развития литературы никто не мог иметь настолько разносторонних предварительных знаний, чтобы самостоятельно написать целую повесть или большую сложную сказку с содержанием, подобранным по одному плану. Даже в литературе много более поздней беспорядочное нанизывание эпизодов было одной из характерных черт (рыцарские романы и испанский плутовской роман).
Начиная свой литературный труд, древний писатель, мучительно медленно вырисовывая каждую букву, гадая почти над каждым словом, как его правильно написать, мог сочинить за один присест только очень краткий текст. Ввиду необходимости экономии исписываемого материала, он не мог сколько–нибудь удовлетворительно согласовывать эти тексты друг с другом, переписывая их несколько раз. Он был способен, собрав (или самостоятельно составив) несколько десятков различных рассказов, лишь переписать их почти буквально друг за другом, унифицировав имена или места действия. Чтобы придать рассказу вид связности, достаточно было соединить отдельные рассказики «переходными мостиками».
Первоначально эти мостики были очень просты и беспретенциозны («а затем», «вдруг» и т.д.), но с развитием литературной техники на базе все увеличивающегося потока грамматически унифицированных печатных книг они делались все сложнее и сложнее. Потребовалось несколько веков литературного опыта, чтобы искусство строительства переходных мостов достигло изощренного уровня лучших современных романов.
В лучших образцах античной литературы это искусство продвинуто уже достаточно далеко и находится точь–в–точь на уровне эпохи Возрождения. Уже этого одного достаточно, чтобы признать античную литературу продуктом если не эпохи книгопечатания, то уже заведомо эпохи, непосредственно книгопечатанию предшествующей.
Но как же тогда дело обстоит с палеографией, якобы надежно датирующей некоторые античные рукописи VIII—X веками? Общеизвестно, в какой просак попадали специалисты–палеографы при экспертизе литературных мистификаций XIX века. Это и понятно, так как если, скажем, почерк определенного времени может быть изучен, описан и охарактеризован, то именно поэтому он может быть и подделан (специалистом по древним почеркам и был, например, Поджо). Поэтому верить палеографам можно только тогда, когда подлинность рукописи подтверждается всем комплексом обстоятельств. А в отношении «античных» рукописей дело обстоит как раз наоборот.
Музейные и библиотечные работники хорошо знают, какие колоссальные усилия нужно затрачивать для длительного, без порчи, хранения книг. Их нужно держать при определенной температуре, беречь от пыли, предохранять от сырости и прямых солнечных лучей, охранять от плесени, насекомых и грызунов и т.д. и т.п. Ясно, что в условиях средневековья книги быстро ветшали, истлевали, плесневели и подвергались всевозможным другим напастям. Чтобы книга сохранилась в веках, ее нужно периодически переписывать.
