Это весьма тонкое наблюдение проливает свет на истинный смысл многих дипломатических коллизий русско-польских отношений конца 80-х - начала 90-х гг. XVIII в. Королевский лагерь стремился к сближению с Россией, но пытался выговорить для Польши право изменить существующий политический строй, отказаться от liberam veto, ввести наследственную королевскую власть, осуществить некоторые реформы в ключе идеалов французского Просвещения. Штакельберг - один из наиболее жестких и неуступчивых послов России - отстаивал принцип неизменности польской конституции, выгодный для Петербурга.
Потемкин поддерживал «королевскую» партию, много раз просил Екатерину II, согласную со Штакельбергом, заменить министра в Польше, даже обвинял последнего в измене. Борьба между двумя «русскими» партиями в Варшаве, их постоянные столкновения и взаимные разоблачение сильно ослабили позиции Петербурга и позволили Пруссии незаметно, шаг за шагом, нарастить свое влияние в Польше. Именно этого и боялся Потемкин; на предотвращение подобного развития дел были направлены все три его проекта по польским делам. Историки делают вывод, что разделы Польши породили в Европе больше проблем, чем разрешили, они были нацелены на сиюминутные политические выгоды и не учитывали перспективу, которая более чем на сто лет породила острый «польский» вопрос в Центральной Европе. «Разделы Речи Посполитой означали триумф близорукой политики стран, его вершивших». - заключают свои рассуждения исследователи.
В данном случае Конзеля и Цегельский в более однозначной и прямолинейной форме повторяют взвешенное наблюдение И. де Мадариага, которая так подвела итог гибели польской государственности: «Разделы Польши породили серьезную проблему, которая отныне была в центре русской внешней политики в Европе, и Россия не могла шагу ступить без опасения [40] нарушить хрупкое равновесие между тремя державами-участницами разделов» {141}. Еще дальше идет по пути исторических обобщений А. Б. Каменский: «Разделы Польши на многие годы предопределили развитие отношений двух народов; от них тянется нить к принудительному выселению поляков на восток, подавление восстаний 1831 и 1861 годов, советско-польской войны 1920 г., новому разделу Польши 1939 г., расстрелу польских офицеров в Катыни» {142}.
Изучив историографию, следует сделать вывод, что некоторые крупные русские и зарубежные историки касались в своих трудах проектов Г. А. Потемкина по присоединению и обустройству соседних с Российской империей территорий и созданию из прилежащих к русским границам земель буферных зон. В качестве исторических источников разрозненные материалы из потемкинских проектов привлекали для своих работ С. М. Соловьев, А. Г. Брикнер, М. Раев, И. де Мадариага, В. С. Лопатин и др. Однако, названные авторы рассматривали проекты светлейшего князя лишь попутно, иногда просто упоминая факт существования данных источников. Сам же корпус документов, составляющих проекты Потемкина, не становился объектом исследования никогда. Если турецкая и польская темы проектов светлейшего князя еще затрагивались учеными, то о шведской - упоминаний практически не встречается. В историографии отсутствуют конкретные аналитические труды, посвященные как русским геополитическим проектам вообще, так и проектам Потемкина в частности.
Первые шаги на пути создания «новой восточной системы»В научной литературе, посвященной вопросам внешней политики России в царствование Екатерины II, сложилось устойчивое убеждение, что вторая русско-турецкая война (1787-1791 гг.) стала неизбежной только после присоединения Крыма в 1783 г. Эту точку зрения выдвинул еще Брикнер {143} и поддержала Мадариага {144}. Однако, следует отметить, что подобный взгляд вовсе не был характерен для современников событий. Так, князь М. М. Щербатов, рассуждая о причинах, породивших новое столкновение с Турцией, в первую очередь называет те торговые и военные выгоды, которые Россия получила по Кючук-Кайнарджийскому мирному договору в ущерб правам Оттоманской Порты, а уже затем переходит к вопросу о Крыме {145}. Того же мнения придерживалась и Екатерина П. В ночь на 27 августа 1787 г., сразу после получения известия о разрыве с Турцией, императрица писала Потемкину: «Я помню, что при самом заключении мира Кайнарджийского мудрецы сомневались в ратификации визирской и султанской, а потом лжепредсказания от них были, что не протянется далее двух лет» {146}. Мысленно возвращаясь к событиям, последовавшим за подписанием договора 1774 г., Екатерина приходит к выводу, что «пузырь мог лопнуть» в любой момент в течение 14 лет.
Кючук- Кайнарджийский мирный договор по праву считается одной из блестящих побед русской дипломатии. Россия приобрела Керчь, Еникале, Кинбурн, все пространство между Бугом и Днепром, Азов, Кабарду, долины Кубани и Терека, получила право свободного плавания по Черному морю и строительства военных крепостей и верфей на переданных ей Портой землях. Кроме того, Крымское ханство стало независимым от Турции, что сказалось на его обороноспособности, поскольку оно не могло больше рассчитывать на военную помощь Оттоманской империи. Петербург получил право заступничества за христиан в Молдавии, Валахии и Крыму, которое предоставило России возможность вмешиваться во внутренние дела Турции и ее сателлитов {147}.
Таким образом, Кючук-Кайнарджийский договор таил в себе величайший соблазн: не использовать закрепленные в нем права значило добровольно отказаться от результатов тяжелой 6-летней войны, начатой не Россией и выигранной в момент глубокого внутреннего кризиса - Пугачевщины. Реализация же купленных такой дорогой ценой возможностей вела к новому столкновению с Турцией и плохо контролируемым внешнеполитическим последствиям. Екатерина и Потемкин выбрали второе.
Переписка корреспондентов 1776-1782 гг. показывает, что в реальности Россия балансировала на грани разрыва с Турцией долгие годы. Каждая попытка русской стороны реализовать полученные по договору права еще туже затягивала узел противоречий. От «злой» воли Екатерины и Потемкина уже не зависели процессы, пробужденные в Крыму и Закавказье самим фактом выхода Российской империи к Черному морю. Правительство могло лишь более или менее оперативно реагировать на развивающиеся события. Одной из причин скорого возвращения Григория Александровича в Петербург в 1776 г. и продолжения к нему милостей императрицы А. Н. Самойлов, входивший в круг ближайших сотрудников своего дяди, называет невозможность Екатерины реализовать без Потемкина разработанную ими новую «восточную систему» {148}, которая как раз и должна была позволить России в полной мере воспользоваться результатами заключенного мира. Пока же система только складывалась, любое неловкое движение могло спровоцировать новый конфликт и приостановить укрепление России на Черном море.
В начале 1777 г. петербургский кабинет был взбудоражен известием об убийстве русских промышленников, доставлявших провиант в крепости Керчь и Еникале. Это событие послужило прологом кровавого возмущения сторонников хана Давлет-Гирея, преследовавших цель возвращения Крыма под протекторат Порты {149}.
Среди официальной переписки Екатерины и Потемкина сохранился документ, с предельной ясностью рисующий обстановку в Крыму во время мятежа 1777 г. Светлейший князь хлопотал о [45] капитанском чине и пожизненном пенсионе для искалеченного офицера. Просьба была удовлетворена. «Македонского гусарского полку подпоручик Петр Иванов… из персидской нации; во время крымского бунта послан был, по знанию его турецкого языка, в Крым для уговаривания мятежников, - сообщал князь, - которые по выслушании его, окружа, рубили саблями по голове и рукам, из коих у правой два перста отсекли, а левую насквозь пикою и в двух местах саблею прокололи. Наконец, признав уже за мертвого, кинули в реку на мелкое, по счастью его место» {150}.
Крещеный выходец «из персидской нации» Петр Иванов был далеко не единственным пострадавшим. Черные времена переживали христианские общины греков и армян, а также сторонники «русской» партии в Крыму. Ее глава наследник престола Шагин-Гирей потребовал немедленной вооруженной помощи от Петербурга. В свою очередь, Давлет-Гирей ожидал прибытия турецкого флота от берегов Константинополя {151}. Угроза нового военного столкновения между Россией и Турцией повисла в воздухе.
