Иван Клулас - Диана де Пуатье

Пиза, Ливорно, Реджо д’Эмилия, Модена и Рубьера, Парма и Пьяченца отходили к Франции, а если эти города как имущество Церкви неотторжимы, то могла быть предоставлена компенсация, равная доходам от них. Екатерина получала право управлять вместе с Генрихом, а папа должен был помочь последнему отвоевать Милан, Геную и герцогство Урбино — номинально титул правительницы последнего продолжала носить его будущая супруга, но Урбино еще предстояло отобрать у семейства Делла Ровере[176].

Для Генриха мечты о славе, которыми тешила его Диана, наконец обрели реальные очертания.

Папа в общих чертах одобрил контракт 14 июня 1531 года. Он соглашался дать Екатерине в приданое 100 тысяч экю при условии, что девушка откажется от своих владений во Флоренции. Из осторожности Климент VII оттягивал ее приезд во Францию — в случае перемен в планах насчет союза помолвка могла быть внезапно расторгнута. Под тем предлогом, что Екатерина еще не достигла зрелости, папа предлагал перенести церемонию на май 1532 года, так как тогда молодым людям исполнится по 13 лет, и они смогут вступить в супружеские отношения. Кардинал де Грамон покинул Рим 17 июня, чтобы доставить королю согласие папы в виде письма, запечатанного двумя сердоликовыми печатями на красном воске. 2 июля прелат появился при дворе. Познакомившись с предложениями главы Церкви, Франциск I объявил их приемлемыми, о чем поставил в известность де Брезе, как вдохновителей этого брака и родичей невесты. В свою очередь Жан Сен-Валье получил у себя в провинции послание от папы Климента VII с благодарностью за то, что помог герцогу д’Олбани подготовить этот союз[177]. Большей победы и желать было нельзя. Но супруг Дианы, заболевший в Ане, не успел насладиться ею: 23 июля в возрасте 72 лет он скончался[178]. Вдове великого сенешаля в это время был 31 год, но она вела себя, как зрелая матрона. Оставшись вдовой одного из самых влиятельных сановников королевства, она обставила похороны с невероятной пышностью. Семье де Брезе принадлежала усыпальница в часовне Девы, воздвигнутой в апсиде Руанского собора. Здесь, 18 августа и упокоилось тело великого сенешаля[179]. Двое дворян несли желто-черно-красное знамя усопшего с начертанным на нем девизом: «Не буди лихо, пока спит тихо». Еще один размахивал штандартом королевской Сотни дворян, капитаном которой был де Брезе: на желто-красно-лиловом фоне выделялись Святой Михаил, саламандра и солнце. Далее следовали другие дворяне, несшие его латы, шпагу, позолоченный шлем, кольчугу, личный флаг, а также геральдические щиты, латные рукавицы и стремена покойного. Над гробом возвышалась богато одетая восковая фигура, которой были приданы черты Луи де Брезе. После целой ночи скорбного бдения тело предали земле. Офицеры один за другим сложили в могилу знаки отличия и оружие великого сенешаля, за исключением одеяний и оружия посмертного подобия покойного — их получил клир: позже Диане предстояло заключить с храмом сделку и получить драгоценные ткани и вещи в обмен на 300 золотых экю с изображением солнца.

После этих, столь запоминающихся похорон Диана повелела воздвигнуть для мужа гробницу. Работы, начатые в 1535 году, завершились только в 1544 году. Диана представлена там в виде безутешной вдовы, коленопреклоненной у смертного одра великого сенешаля. Над ней, по изначальному замыслу, возвышалась его статуя в полный рост. В центре памятника изображен Луи де Брезе в форме военачальника и на боевом коне.

Добродетели покойного были воплощены в виде кариатид, причем все они поименованы: Победа, Верность, Осмотрительность и Слава, а венчала памятник статуя, символизирующая Силу. Те же качества на протяжении всей жизни вдохновляли и саму Диану. Она и впрямь приказала выбить на памятнике золотыми буквами трогательное изъявление любви:

Дабы обеспечить усопшему вечное спасение, в 1534 году она отписала капитулу Руана ежегодную ренту в размере 40 ливров на торжественные мессы и еще 35 ливров на молитвы без песнопений, причем и те и другие должны были повторять ежедневно.

Для Дианы начиналось новое время — время независимости. В своем вдовстве она не отказалась ни от своих прав, ни от обязательств по отношению к супругу, удалясь в имения, она наисуровейшим образом соблюдала траур. Ходила, закутанная в черные покрывала. Со временем Диана мало-помалу стала допускать в своих траурных одеждах помимо черного гармоничные сочетания серого и белого цветов. Впрочем, и для траурного наряда она выбирала красивейшие шелковые ткани, тут и там скромно украшенные драгоценными камнями, дабы никто не запамятовал о ее ранге.

С наступлением осени на страну обрушились великие горести, вызванные скудным урожаем. Голод погнал толпы несчастных в города. Повсюду вспыхивали эпидемии чумы. Король укрылся в своем замке Фонтенбло, откуда в середине сентября пустился в паломничество к святилищу Нотр-Дам-де-Льес молить об исцелении своей матери, Луизы Савойской, страдавшей многочисленными недугами — печеночными и почечными коликами, мочекаменной болезнью и подагрой. Однако, едва успев тронуться в путь, 23 сентября в Шантильи у своего верного Монморанси Франциск I узнал, что накануне королева-мать скончалась в Грэ-сюр-Луан, где, бежав из Фонтенбло, затворилась в надежде спастись от чумы.

Диана де Брезе возвратилась ко двору, чтобы присутствовать на похоронах. Она преклонила колена перед выставленным в церкви аббатства Сен-Мор-де-Фоссе гробом и восковым подобием в королевских одеждах, со скипетром и в короне, распростертым на погребальном ложе. По улицам, затянутым черным крепом, погребальный кортеж с факельщиками двинулся 17 октября в Нотр-Дам. Следуя за тремя кардиналами, 13 епископами и принцами крови, двор и парламент провожали пустую карету королевы-матери, окруженную верными фрейлинами.

На следующий день под серым, затянутым дождевыми тучами небом кортеж свернул к Сен-Дени, где 19 октября после трех торжественных богослужений гроб с телом Луизы Савойской опустили в королевскую усыпальницу.

В судьбе Дианы миновал еще один этап. Последняя из великосветских дам, определявших ее судьбу при дворах Бурбонов и короля Франции, ушла в небытие.

Сердце и внутренности регентши, вынутые во время бальзамирования, были переданы в собор Парижской Богоматери. В память об этом установлена простая бронзовая табличка, на которой Франциск I повелел выгравировать аллегорические эмблемы: сердце, лилию в натуральную величину, королевскую корону и жезл. Латинский дистих над ними напоминает, что это сердце, осуществившее благородные и великие деяния, и это лоно, выносившее короля, упокоились в земле, но дух усопшей присоединился к силам небесным[180].

Многочисленный штат регентши, насчитывавший более 260 человек от дворян и фрейлин до самых незначительных слуг, перешел к королю или к королеве Элеоноре. Отныне Диана стала придворной дамой монархини.

Сказочное состояние Луизы Савойской, которое Монморанси оценивал в «14 или 15 сотен тысяч как в золотых экю, так в меблировке и иных вещах», пополнило королевскую казну. В ближайшие месяцы король присоединил к Короне и владения своей матери — герцогства Ангулемское и Анжуйское, графство Роморантен, а также герцогства Бурбоннэ, Овернь, Шательро, графства Форэ, Монпансье, Клермон, то есть имущество коннетабля Бурбона. Впрочем, это не повредило памяти о Луизе Савойской, остававшейся несравненным примером возвышения женщины в государстве.

Вместе с жизнью главного действующего лица закончился и судебный процесс, едва не разоривший королевство и семью Сен-Валье. Диана, мужественно переносившая все его перипетии, всей душой окунулась в купель честолюбивых помыслов. Отныне ей предстояло выйти из тени, где эта женщина осмотрительно держалась подле мужа, и в одиночестве вести сражение при ярком свете дня, дабы завоевать среди придворных первое место.

Став вдовой, Диана никоим образом не собиралась отказываться от преимуществ, которые извлекала из положения и сана своего супруга. В первую очередь она добилась выплаты остатков его жалованья. Казначейство выдало ей 6942 ливра, что полагались Луи де Брезе как губернатору Нормандии с 1 января по 23 июля, то есть до дня кончины, при общей сумме жалованья 8942 ливра в год[181]. Позднее, в 1539 году, Диана добьется ратификации Счетной палатой расписок на получателя в Лизье на 10 тысяч ливров, выданных ее мужу штатами Нормандии после его назначения губернатором[182]. Помимо того, она заставила королевского сборщика налогов в виконтстве Руанском уплатить 292 ливра 18 су и 3 турских денье за 107 дней исполнения обязанностей великого сенешаля (с Пасхи и до дня смерти) при годовом жалованье тысяча ливров[183]. Хорошо разбираясь в процедурных тонкостях и окружив себя законниками, вдова великого сенешаля отстаивала свои права и ловко избегала капканов, которые ей могли быть расставлены. Она бдительно следила, чтобы имущество ее предков оставалось в неприкосновенности. Диана 1 августа 1531 года убедила короля вверить ей «благородное попечительство» над двумя своими несовершеннолетними дочерьми, «никому не давая в том отчета, пока длится ее вдовство»[184]. Таким образом, Диана получила право управлять их имуществом и взимать доходы. Однако существовала одна опасность: земли, входившие в апанаж великого сенешаля, за неимением потомка мужского пола, по логике вещей должны были бы вновь отойти Короне. Королевский прокурор потребовал возврата сеньорий Ножан-ле-Руа, Ане, Бреваль и Моншове. Бальи Шартра отправился на место, чтобы официально известить о наложении на них ареста. В Парижском парламенте начался судебный процесс. Диану и ее дочерей защищал опекун Франсуазы и Луизы де Брезе епископ Лизье Жан Ла Венер. Король, в знак особой милости, предоставил им пользование и взимание доходов с этих земель до тех пор, пока право собственности не будет установлено[185]. Процесс закончился в пользу Дианы лишь в 1548 году. При этом прочие земли Луи де Брезе в Нормандии, Анжу, Перигоре и Керси по-прежнему были в руках вдовы и детей великого сенешаля, что обеспечивало им неоспоримые и более чем достаточные доходы для поддержания достойного образа жизни.