Равным образом, не оно было виновато в начавшейся затем канонизации типов, издавна уже основавшихся на разработке предания и после иконоборства продолжавших тоже развитие. В частности античный характер византийского искусства после иконоборства выступил даже сильнее прежнего, хотя это было уже переживание, искусственная система, а не живое развитие античных начал. Однако, иконоборство, препятствуя пластическому содержанию византийского искусства развиваться широко и сильно в монументальной живописи, тем самым способствовало его переходу в иную среду – орнаментальную и декоративную. Именно VII и VIII столетия выработали ту пышную орнаментику, которая составила блеск искусства последующего периода. И в основе своей эта орнаментика была дана Византии тем же Востоком. Разоренные монастыри и церкви Палестины и Египта перенесли свои силы и кимелии на Кипр и в Малую Азию. В IX и X столетии письменность Александрии уступает свое место монастырям Никеи, Архипелага, Константинополя. Иконоборство было внесением варварства в жизнь Восточной Римской Империи, и ее новому населению ближе и более по сердцу приходилась причудливая орнаментика и пышная декорация времен Феофила, чем изящные образы эпохи Юстиниана. В то же время искусство известным образом поделилось: религиозная живопись сосредоточилась в руках монастырей, а декоративная – ремесленников. И если за то впоследствии художественные мастерские Византии стали под контролем духовенства во всем, что касалось религиозной стороны искусства, и должны были ограничиваться шаблоном, то тем сильнее занялись разработкой формальной и технической стороны художественных производств. Именно со времени иконоборцев слышим мы об императорских мастерских золотых дел, а Феофил в частности поощрял и сам разрабатывал технику металлического производства и других ремесел. Известно, что он изобрел музыкальные органы и умножил своим примером вкус к автоматам и прочим хитростям Царьграда [105], шитым золотом царским столам (stolèas), лоронам и пр. Феофил любил по своему и пышные постройки и пристроил к Большому Дворцу ряд зданий, составивших его собственные жилые помещения и императрицы (летнее,– «Жемчужина» и зимнее – «Кариан» с парадною залою Триконха или трех абсид и полукруглою галереей или портиком, получившим от своей формы название Сигма [106] и пр. Эти постройки, помимо обычной пышности разноцветных мраморов, выказывали и новые более азиатские вкусы в золоченых крышах и куполах и в пестрой декорации стен и галерей. Поверх мраморной облицовки, или мозаической в нижней части стен жилых комнат, а также молелен и пр., стены покрывались декоративною живописью, веселящею взоры: изображениями пейзажей, садов, деревьев, животных, охоты и пр., исполненными мозаикою [107] или даже из разных мраморов, известно также, что историки приписывали Феофилу постройку (если не вернее переделку) дворца Бриантова близ Вифинии по сарацинскому образцу, который был будто бы привезен Иоанном Синкеллом (Ианнесом) из его посольства к калифу, хотя в этом дворце была и базилика во имя Арх. Михаила, и церковь Богородицы. Император воздавал особое почитание Богородице и построил ей koit%wna naèon во дворце и там же храм Арх. Михаила. Трудно решить, которая из благочестивых императриц: вдовствующая Евфросиния или Феодора, жена Феофила или ее мать Феоктиста, построила знаменитый монастырь Гастрии, но несомненно, что его основание относится к этому времени, и рассказ Кодина о том, что это имя произошло будто бы от семян лилий и бальзамических растений, которые св. Елена, найдя над крестом, принесла с собою и посадила в вазах (eiv géastrav) у Псаматийских ворот, придуман впоследствии, как и большинство толкований древних имен этим автором [108].
В последующее царствование Михаила III и Феодоры умножаются постройки монастырей: славянин Дамиан, кубикуларий, основывает монастырь своего имени; отвергнутая Феофилом за остроумный ответ на смотру невест красавица Иказия – монастырь женский своего имени, где благородные женщины занимаются литературою и наукою, близ Студия; сама основательница была автором многих канонов и песней. Некто Мануил, прославившийся при Феофиле делами против Сарацин, основывает монастырь своего имени, весьма известный впоследствии по случаю пострижения в нем императоров и членов их фамилии. Далее из Миней (у Дюканжа не имеется в списке) узнаем под 31 июля, что в средине IX стол. построен монастырь Богородицы у Золотых врат родителями праведного Евдокима Каппадокиянина, правителя Харсийской темы; в церкви «у столпа посторонь Богородицына монастыря-говорит Антоний [109] – лежит новый Евдоким во сребряне гробе аки жив». Жена Феофила построила церковь во имя Пантелеймона. Церковь Богородицы в Фаросе в это время перестроена, и вновь основана церковь во имя Богородицы – Карабитцин (или Кораблик–Navicella). Полководец Алексей Цезарь в 840 г. основывает монастырь Анфима, где и погребен. Известно, наконец, что сам Михаил III, проводивший все царствование в диких оргиях, дебошах и гнусном разврате, в то время как в Империи подымался решительный вопрос о разделении церквей восточной и западной и когда Константинополь был осажден Руссами со стороны Влахерн, а Малая Азия была наводнена Сарацинами, сам ничего не построил, и Василий Македонянин получил разоренную казну и принял государство в крайней опасности. Однако же, и в это царствование нельзя не отметить сильного и живого движения к просвещению, науке, подъему павшей культуры. Цезарь Барда в древней покинутой части дворца Магнауре устраивает на место сожженной Львом Исавром школы новую на государственный счет и под управлением Льва Философа, прославившегося еще при Феофиле у калифа Мамуна и теперь занимавшего епископскую кафедру в Солуни, после того как он отрекся от ереси своего родственника Ианнеса: он учился грамматике и пиитике в столице, риторике же, философии и арифметике на о. Андросе, а затем образовался главным образом в монастырских библиотеках. Византийские хроники продолжателей Феофана говорят об этом факте, как о начале новой эры после долгого периода варварства и невежества (agroikiéa kaèi amaqéia), и действительно, последующее царствование Василия Македонянина, хоти по политике было сходно с предыдущими, резко разнилось от них, как эра процветания византийской культуры и искусства. Монастыри становятся в этом периоде истинными рассадниками просвещения, а затем и на престоле появляются мудрые правители как Василий, или даже ученые и писатели, как Лев Мудрый и Константин Порфирородный [110]. Центром духовной жизни является отныне столица. Пусть иные из этих правителей были ничтожнее многих иконоборческих императоров, не отличались особенно строгою нравственностью в политике, как Василий, или в частной и семейной жизни, как Лев, иди даже вовсе не занимались делами Империи, как Константин, все же именно эти лица, а никак не солдаты и воители, выполняли великую задачу Византии; сохранить и передать варварскому миру, ее обступившему, свет религии, науки и искусства. Известно, как предание (или история) обставила переход болгарского Богориса в христианство поразившею его иконою Страшного Суда, нарисованною Мефодием.
