древнем отечестве, и летописцы начали эти воспоминания приурочивать преимущественно к Скандинавии [22]. То же могло случиться с именем Фулы. Есть указания, по которым с достоверностью можно предполагать, что часть Крыма в Средние века носила название Фулы (между прочим см. Кеппена Крым. сбор. С. 131). Поэтому легко могло иногда происходить смешение в известиях летописцев: что принадлежало собственно Черноморью, то относилось к берегам Северного океана. Хотя Прокопий в упомянутом рассказе не поясняет, где находился остров Фула; но из других его известий об этом острове можно догадываться, что он смешивал ее с Скандинавией вследствие уже укоренившегося в то время тяготения летописцев к этой полумифической стране. Гораздо вероятнее предположить, что герулы если посылали послов, то посылали не в Скандинавию, а на берега Черного моря, где была их прежняя родина и где оставалась еще часть их племени с своим древним княжеским родом.
Приведенный нами рассказ о герулах с первого взгляда весьма похож на нашу легенду о призвании князей; но сущность его оказывается иная. Герулы посылают за князем не к чуждому племени, а к своему собственному, и приглашают правителя не иначе как из своего древнего княжеского рода. От императора они получают в цари тоже человека своего племени. Но самый мотив призвания (внутренняя неурядица) замечательным образом сходится с нашею легендою. Отсюда мы делаем следующее предположение: может быть, подобный мотив и не один раз повторялся в преданиях германских и славянских народов с различными вариантами. Может быть, тот же мотив проник и к нам, и возродился в пресловутой легенде о призвании трех варягов для водворения внутреннего порядка. На этот счет мы, конечно, можем делать только предположения. Несомненно то, что подобным мотивом севернорусская легенда пытается объяснить начало русской гражданственности, то есть начало Русского государства. Этот мотив в общем своем виде, то есть как представление о трех братьях – основателях государства, существовал и на юге, в Киеве; но в форме призвания он особенно привился на севере, в Новгороде, потому что здесь упал на благодарную почву, так как призвание князей было обычным делом для новгородцев. Повторяем, во времена Константина Багрянородного этой легенды еще не существовало у Киевской Руси; иначе он, по всей вероятности, знал бы о ней и передал бы ее потомству, точно так же как Прокопий передал то, что ему рассказывали о герулах. Из одного места Симеона Логофета (византийский писатель первой половины XI в.) видно, что в его время существовало предание о происхождении имени русь от Роса, когда-то над нею царствовавшего. Это темное предание примыкает к таким же вымыслам Средних веков о Чехе, Лехе и Русе, о Словене и Русе и т. п. Замечательно, что норманисты и этого мифического Роса пытались отождествить с варяжскими князьями [23].
VII
Система осмысления народных имен. Происхождение имени Русь
Откуда же взялось название Рось или Русь и что оно означает? Лиутпранд говорит, что «по наружному качеству греки называют этот народ Русыми (Rusios)». Обратим внимание на его толкование. Норманисты, как известно, опираются на Лиутпранда в пользу скандинавского происхождения; следовательно, они должны принять и тот вывод, который в таком случае вытекает из приведенных его слов. Выходит, что руссы получили свое имя от греков, еще живя в далекой Скандинавии; не будучи даже с ними знакомы, они тем не менее усвоили себе изобретенное для них греками название; но это название дома у себя в отечестве они не употребляли и следов его там не оставили; а приняли его единственно для того, чтобы, перейдя в среду восточных славян, немедленно сообщить им свое имя от Финского залива до Тамани и закрепить его в особенности за обитателями Приднепровья. Вот к каким несообразностям можно иногда прийти, если положить в основу известие, не очищенное от разных примесей и недоразумений.
В своих поисках за началом русской нации нам удалось напасть на целую систему осмысления народных имен, систему, которая имела широкое приложение во все времена и доселе еще сохраняется во всей силе. Название, сделавшееся давно непонятным, народный говор старается приурочить к какому-нибудь созвучию и таким образом сообщить ему смысл. Черта вполне естественная – непонятное, как бы бессмысленное, сделать осмысленным. Эта общечеловеческая черта отразилась у летописцев и перешла в научные труды нашего времени. Мы уже упоминали о названии немцы и хорваты. Приведем и другие примеры, имея при этом в виду преимущественно мир славянский.
Угличи. Уже Стриттер производил это название от р. Угла, которая потом называлась Орел (впадает с левой стороны в Днепр, на границе Полтаввской губ.). Но Шафарик отвергал такое мнение, потому что угличи, по всей вероятности, жили гораздо юго-западнее этой реки. Название угличей потом стали производить от какого-то угла, то есть якобы они первоначально жили в угле между Черным морем и Дунаем (Буджак). Но это объяснение одно из самых неудачных. Дело в том, что рек, носивших название Угла, было несколько в Южной России. А что такое Ингулы, как не те же Углы? Последнее должно было писаться через юс и имело, конечно, носовое произношение. (Древнейшее известие об угличах находится у Баварского землеписца IX в., где они названы Unlizi.)
Бодричи. Это название так ясно отзывается бодрыми, что сблизить их между собой казалось весьма естественно. Действительно, их и производили от бодрый (Шафарик), как лютичей от лютый. Но гораздо естественнее предположить, что и этот народ получил свое имя от реки Одры, то есть настоящее его имя есть поодряне или поодричи (Венелин и Чертков). Тогда получит смысл и другая форма этого имени у средневековых латинских летописцев: оботриты. Если название бодричей происходит от бодрый, то и кривичей надо производить от кривой, радимичей от родимый и т. п.
Древние. Полабские и древляне русские производились от дерев, то есть означали как бы лесной народ.
Но мы позволяем себе сблизить это название с тою же р. Одрою, под которой не должно разуметь один только известный Одер. Видоизменения этого имени были: Одрава и просто Драва (как Упа-Упава – Онава). Вообще имена славянских народов весьма часто связывались с именами рек. Моравы, полабы, полочане и т. п. ясно указывают своим именем на реки. Но другие имена видоизменялись, делались непонятными и потом осмысливались с помощью разных созвучий. Сюда мы относим и лютичей, которые по созвучию объяснялись лютыми, откуда даже перешли в волков (вильцы). Не вероятнее ли предположить, что в их имени скрывается название реки Льты, с ее видоизменениями Альта и Олюта
А что такое наши поляне Уже летопись
