Ознакомительная версия.
За что Мережковский бранит «нас» (Городецкий, Чулков, я)?.. Оттого, что мы не нашли, или оттого, что он пришёл куда-то, где ему страшно одному.
Вчера говорил ему, зачем он множит фельетоны с Булгаковым, Струве, Лурье. Евг. Трубецким, Эрном и пр. – Он отвечает, что у него нет права говорить о самом живом (в этом роде)» (Блок А. Записные книжки. 1901–1920. М., 1965. С. 123–124).
А. Блок тут же написал статью «Мережковский» (Речь. 1909. 31 января), в которой как бы продолжил ответ на вопрос: «Почему все не любят Мережковского?» А. Блок вспомнил статью В. Розанова «Оконченная «Трилогия» г. Мережковского» (Новое время. 1905. 28 апреля), статью «О свободе слова», где Мережковский напоминает о словах Ивана Сергеевича Аксакова, сказавшего, что «свобода печатного слова есть неотъемлемое право каждого подданного российской империи, без различия звания и состояния» (День. 1862. № 31), статью «В обезьяньих лапах. О Леониде Андрееве» (Русская мысль. 1908. № 1), «Асфодели и ромашка» (Речь. 1908. 23 марта), его выступления и рецензии, и пришёл к выводу, что Мережковский – художник, но почему он не устаёт говорить и писать о том, что может привести «в смятение, в ужас, даже в негодование. «Бог, Бог. Бог, Христос, Христос. Христос», положительно нет страницы без этих Имён, не с большой, а с огромной буквы написанных – такой огромной, что она всё заслоняет, на всё бросает свою крестообразную тень…» (Блок А. Собр. соч. Т. 5. М., 1962. С. 360). Но эти призывы Мережковского не возбуждают светских людей. Его критика в другом: «Постоянно мы к нему прислушиваемся, постоянно он нас беспокоит. Возбуждает в нас злобу, негодование, досаду, радость какую-то, какую-то печаль иногда… Но, будучи тончайшим художником, он волнует нас меньше, чем некоторые другие, менее совершенные художники современности. Будучи большим критиком, даже как будто начинателем нового метода критики в России, он не исполняет нас духом пытливости, он сам не исполнен пафосом научного исследования. При всей культурности, при всей образованности, по которым среди современных художников слова, пожалуй, не найти ему равного, – есть в его душе какой-то тёмный угол, в который не проникли лучи культуры и науки. В этом углу – всё темно, просто и, может быть, по-мужицки жутко. Может быть, в этот угол проникает какой-нибудь другой свет? Мережковский своими речами и книгами часто заставляет нас думать так…» (Там же. С. 360–361).
Больше двух лет Мережковские провели в Париже, здесь Мережковский написал драму «Павел I» (Русская мысль. 1908. № 2), здесь созрела мысль о новой трилогии о России, романы «Александр I» (Там же. 1911. № 12), «Николай I» (под названием «14 декабря» вышел в Петрограде в 1918 году).
В 1914–1915 годах в Москве вышло Полное собрание сочинений Д.С. Мережковского в 24 томах.
З. Гиппиус в сборнике «Последние стихи. 1914–1918». (М., 1918) враждебно отнеслась к Октябрьской революции. Она порывает отношения с Блоком, Брюсовым, А. Белым. В эмиграции у З. Гиппиус вышли книги «Стихи. Дневник 1911–1921» (Б., 1922), «Сияние» (Париж, 1939) и мемуары «Живые люди» (Прага. 1925. Т. 1–2.). Особую ценность имеют её девники.
В конце жизни З. Гиппиус написала книгу «Дмитрий Мережковский» (Париж, 1951), в которой подробно рассказала, как они бежали из Советской России в Варшаву, как занимались журналистикой, как затем в конце 1921 года перебрались в Париж.
В 1926 году Мережковские предложили учредить литературное и философско-религиозное общество под традиционным для русской литературы названием «Зелёная лампа» (больше ста лет то му назад общество «Зелёная лампа» уже существовало в квартире Н.С. Всеволожского в Петербурге, в нём принимали участие А.С. Пушкин, А.А. Дельвиг, Н.И. Гнедич, Д.И. Долгоруков и др.). Президентом общества стал поэт Георгий Иванов, секретарём – Владимир Злобин, много лет сотрудничавший с Мережковскими. В обществе господствовал дух свободы, но членами общества были только единомышленники, которые своими выступлениями, статьями и книгами подтвердили своё единомыслие. Но, даже учитывая это обстоятельство, докладчик и оппоненты должны были представить узкому кругу руководящих лиц тезисы своих сообщений. В статье Темиры Пахмусс (Иллинойский университет, США) подробно анализируется деятельность «Зелёной лампы», открывшей свои заседания 5 февраля 1927 года докладом М.О. Цетлина о «Литературной критике». В заседании принимали участие видные политические деятели, философы, художники, писатели А. Ремизов, Тэффи, И. Бунин, Марк Алданов, Георгий Адамович, Иван Шмелёв, Георгий Иванов, Борис Зайцев, Юрий Терапиано, Ирина Одоевцева, Владислав Ходасевич, Галина Кузнецова, Антонин Ладинский. Молодых членов «Зелёной лампы» З. Гиппиус шутливо называла «подростками». З. Гиппиус, по мнению Т. Пахмусс, «незаметно направляла и вела дискуссии». «Зелёная лампа» продолжала свою работу до Второй мировой войны.
Мережковский Д.С. Собр. соч. Т. 1–4. М., 1990.
Гиппиус З.Н. Дмитрий Мережковский. Париж, 1951.
Алексей Николаевич Толстой
29 декабря 1882 (10 января) 1883 – 22 февраля 1945
Алексей Николаевич Толстой родился в семье графа Николая Александровича Толстого и Александры Леонтьевны (в девичестве Тургеневой). В семье было уже трое детей, когда молодая писательница Александра Леонтьевна влюбилась в красивого либерала 60-х годов Алексея Аполлоновича Бострома и, беременная, ушла из богатого графского дома в скромный дом председателя земской управы города Николаевска Бострома и через полгода родила сына, названного в честь отчима Алексеем. А перед тем как покинуть графский дом и решаясь соединить свою жизнь с Алексеем Аполлоновичем, она долго мучилась, узнав, что беременна от графа, и писала 20 апреля 1882 года будущему мужу: «Какое-то дикое отчаяние, ропот на кого-то овладел мной, когда я в этом убедилась… Желать так страстно ребёнка от тебя и получить ребёнка от человека, которого я ненавижу… Я буду ненавидеть своего ребёнка. Это ужасно».
Поистине высокая драма разыгралась в это время: сначала Александра Леонтьевна ушла к Бострому, потом её уговорили и она вернулась к графу, где были трое её детей (двое умерли перед этим), и граф Толстой обещал не вмешиваться в её творческую жизнь, издал за свой счёт её роман «Неугомонное сердце», прекратил кутежи. Но Александра Леонтьевна с чужим ребёнком вновь ушла к Бострому, на этот раз навсегда. Драка в вагоне, суд, развод – всё это сопровождало бурную драму того времени.
Детство и юность Алексей Толстой провёл в имении отчима в Сосновке, получил домашнее образование. Его детство во многом походило на детство его деревенских сверстников. Так же как они, целыми днями пропадал на сенокосе, на жнивье, на молотьбе, убегал с ними на речку, на необъезженных лошадях скакал в ночное. В долгие зимние вечера вслушивался в рассказанные знакомыми крестьянами сказки и побасёнки, вслушивался в удивительное русское многоголосие, то залихватски-весёлое и безудержное, то скорбное и грустное. Играл в карты и в бабки, дрался, когда ходили стенка на стенку, по вечерам чаще всего слушал чтение произведений Некрасова, Льва Толстого, Тургенева в исполнении Алексея Аполлоновича.
Учился в реальном училище, поступил в Технологический институт в Петербурге, сдал экзамены за полный курс, но дипломную работу так и не защитил, оставил институт как «окончивший без защиты диплома».
3 июня 1902 года в Тургеневе состоялась свадьба Алексея Толстого и Юлии Рожанской; вскоре они уехали в Петербург учиться, у них родился сын Юрий. Но, увлечённый общественным и литературным движением, популярными именами Чехова, МХАТа, Горького, Леонида Андреева, Бальмонта, Федора Сологуба, внимательно следя за творческими поисками своей матери, детской писательницы Александры Бостром, бывая в литературных салонах, Алексей Толстой написал первую рецензию, первые стихи в духе символистов, полностью отдался литературному творчеству. За эти годы он проходил производственную практику на Балтийском судостроительном заводе, на Невьянском металлургическом заводе на Урале, занимался поисками золотоносной жилы в Кундравинской заимке, частенько бывал в своих тургеневских имениях, познавая в полном объёме жизнь города и деревни, со всеми доступными ему противоречиями и достижениями.
Революционный подъём, охвативший всю страну, захватил и Алексея Толстого. В середине 1905 года, в Казани, Алексей Толстой напечатал три стихотворения в местной газете «Волжский листок»: 6 декабря – «Далёкие», 18 декабря – «Сон», 1 января 1906 года – «Новогоднее». О таком важном в его жизни событии Алексей Толстой тут же сообщил матери: «Посылаю тебе одно из напечатанных моих стихотворений, у меня их поместили всего три и заметку, касающуюся тебя, мама…»
В часы досуга он полностью отдаётся поэзии. Он ещё не остыл от революционных событий, раскаты которых доносятся и до провинциальной Казани. Его по-прежнему угнетает мысль о тех, кто пострадал в борьбе с царизмом, кто долгие годы томился в тюрьмах и ссылках. Из газет он узнал: машинист Ухтомский доставил в Москву отряд дружинников для участия в баррикадных боях и был расстрелян через несколько дней после своего героического поступка. Такое самопожертвование потрясло Алексея Толстого, и он попытался в форме монолога самого Ухтомского, произнесённого перед расстрелом, раскрыть гордую и отважную душу человека, сознательно отдающего жизнь во имя освобождения всего трудового народа. «Вам недолго меня расстрелять, – гордо заявляет Ухтомский своим палачам, – мне не страшны предсмертные муки, но должны вы понять и узнать, в чьей крови вы обагряете руки». Но Алексей Толстой ещё не устоялся ни как поэт, ни как гражданин. Гражданская скорбь в его стихах сменяется эстетским томлением о чём-то несбыточном, прекрасном.
Ознакомительная версия.
