Ознакомительная версия.
Отчасти такой оптимизм верховного командования объяснялся тем, что в первых своих донесениях штаб Юго-Западного фронта серьезно занизил численность войск противника. Так, по его оценкам, на луцком направлении в полосе 5-й армии наступало всего 5–6 немецких дивизий – одна танковая и 4–5 пехотных. В целом это даже соответствовало действительности – но в бой пока был введен лишь первый эшелон группы «Юг», а прошедшую из района Сокаля 11-ю танковую дивизию просто не заметили. На рава-русском направлении были отмечены 3–4 пехотных дивизии с танками, на перемышль-львовском – еще 2–3 пехотные дивизии. В целом делался вывод, что на 23 июня следовало ожидать более активных действий противника и ввода в бой новых его сил.[189]
Командование Юго-Западного фронта прекрасно понимало, что у него есть два возможных варианта действий. Можно было задержаться с выполнением приказа и дождаться, пока подойдут все мехкорпуса, либо исполнить распоряжение Наркома обороны в срок – но нанести удар заведомо ослабленными силами.
Особенно мрачно был настроен начальник штаба фронта генерал Пуркаев.
– Нам бы, слава богу, остановить противника на границе и растрепать его в оборонительных боях, а от нас требуют уже послезавтра захватить Люблин! – воскликнул он. Начальник штаба прямо заявил, что войска фронта не готовы к контрнаступлению, что 9-й и 19-й мехкорпуса подойдут к району боевых действий не раньше, чем через трое-четверо суток, а пехотные части фронтового подчинения – и того позже. По его мнению, даже 4-й, 8-й и 15-й мехкорпуса могли начинать наступление не ранее, чем через сутки – вечером 23 июня. Пуркаев мудро считал, что противник слишком силен и рисковать никак нельзя. Находящиеся в глубине механизированные корпуса второго эшелона и стрелковые части фронтового подчинения должны организовать крепкую оборону на линии старых укрепленных районов, сюда же надо постепенно отводить приграничные армии.
Немецкие солдаты осматривают завязший в трясине БТ-7
– Остановив противника на этом рубеже, мы получим время на подготовку общего контрнаступления. Войска прикрытия после отхода за линию укрепленных районов мы используем позже как резерв.
Но несть пророка в своем отечестве…
– А моральный фактор вы учитываете? – вопросил член Военного совета фронта корпусной комиссар Вашугин. – А вы подумали, какой моральный ущерб нанесет тот факт, что мы, воспитывавшие Красную Армию в высоком наступательном духе, с первых дней войны перейдем к пассивной обороне, без сопротивления оставив инициативу в руках агрессора?
Итог спора подвел генерал Кирпонос:
– Приказ есть приказ, его надо выполнять. А если каждый командующий, получив боевой приказ, вместо его неукоснительного выполнения будет вносить свои контрпредложения, то ни к чему хорошему это не приведет.
В порядке лирического отступления можно заметить, что опытный командир обязан знать тысячу и один способ саботировать неправильный, по его мнению, приказ командования – при этом формально выполнив все, что от него требует высшее руководство. Легенда гласит, что адмирал Нельсон в аналогичной ситуации приставил подзорную трубу к выбитому глазу и прохрипел «Не вижу сигнала!»
Впрочем, и Вашугина, и Кирпоноса тоже можно понять. И им, и Верховному командованию в Москве ситуация виделась совсем не такой серьезной. Во всяком случае, не настолько, чтобы отходить без боя, сдавая родную советскую территорию наглому и коварному врагу. Пусть даже противник имел превосходство в пехоте – зато наши танки были самыми сильными и самыми многочисленными в мире! Списочное количество танков продолжало застить глаза советским военным руководителям всех рангов. А тем временем мотострелковые дивизии продолжали двигаться к фронту. Пешком – потому что автотранспорта и лошадей не хватало даже на артиллерию…
По плану, составленному штабом Юго-Западного фронта, в контрнаступлении, помимо стрелковых частей 5-й и 6-й армий должны были принять участие силы всех шести механизированных корпусов, находящихся на этом участке, а также три стрелковых корпуса фронтового подчинения – 31-й, 36-й и 37-й. Однако эти корпуса на данный момент еще только выдвигались к фронту из-за линии старых укрепрайонов. Там же дислоцировался и 9-й мехкорпус, а 19-й мехкорпус из резерва округа находился и того дальше.
Из состава 22-го мехкорпуса вблизи границы к началу войны находилась только 41-я танковая дивизия, расквартированная на западной окраине Владимира-Волынского. Остальные дивизии корпуса располагались в районе Ровно, в сотне километров от границы. Правда, 41-я танковая дивизия была самой боеспособной в корпусе – в ней имелось 415 танков, в том числе 142 Т-26 и 31 тяжелый КВ «с большой башней», а также целых 682 автомобиля и 15 тракторов. Увы, для танков КВ-2 не хватало 152-мм снарядов.
Однако 22-й мехкорпус оказался удивительно невезучим соединением – его постоянно преследовали разные беды. Получив сообщение о начале боевых действий, командир 41-й танковой дивизии полковник П. П. Павлов вскрыл имевшийся у него пакет с выпиской из армейского плана прикрытия границы и в точном соответствии с указаниями из этого пакета направил дивизию… в противоположном от противника направлении – к Ковелю, где по плану прикрытия должны были соединиться все силы корпуса. Но это было еще не все. В пути танки Т-26 попали в болото и благополучно в нем застряли, а комдив утратил связь со штабом армии. В результате дивизия на целые сутки оказалась полностью выключена из активных действий. Лишь 24 июня один из ее батальонов поддерживал части 45-й дивизии 15-го стрелкового корпуса при контратаке на Любомль. Не имея связи с дивизией с самого утра 23 июня, командующий 5-й армией генерал-лейтенант Потапов вообще посчитал, что она погибла.
На самом деле 41-я танковая дивизия в конце концов выбралась из болота, и даже без особых потерь. Но утрата связи с командованием и полное непонимание сложившейся вокруг ситуации привели к тому, что дивизию попросту «растащили» на клочки. Из ее состава постоянно выделялись отдельные танковые роты для борьбы с немецкими воздушными десантами – как реальными, так и мифическими. Если учесть, что за десанты постоянно принимались прорвавшиеся в тыл подвижные разведывательные группы противника, то можно представить себе то количество боевых машин, которое исчезло из состава дивизии за два последующих дня и уже не вернулось в нее. Значительная часть танков дивизии по распоряжению командования 15-го стрелкового корпуса была направлена на крайний правый фланг армии для прикрытия Брест-Литовского направления от танкового прорыва немцев (впоследствии выяснилось, что известие о нем оказались дезинформацией). Еще часть танков была выделена для поддержки 87-й стрелковой дивизии, оборонявшей Владимир-Волынский – впоследствии эти машины оказались в распоряжении 215-й мотострелковой дивизии. К исходу 24 июля части 41-й танковой дивизии обороняли шоссе на Ковель и не помышляли ни о каком наступлении…
Еще 22 июня 19-я танковая и 215-я мотострелковая дивизии вместе со штабом корпуса выступили из района Ровно в направлении на Ковель, как и предусматривалось планами прикрытия. Утром 23 июня корпус располагался в 15–30 километрах северо-восточнее Дубно, когда получил приказ командующего 5-й армией повернуть на Владимир-Волынский для отражения наступления противника. М. И Потапов правильно рассудил, что до утра следующего дня сосредоточения всего корпуса ожидать не приходится, а атаковать танками без поддержки пехоты – бессмысленно.
Поэтому он распорядился начать атаку в 4:00 24 июля, а перед этим сосредоточить 19-ю танковую и 215-ю мотострелковую дивизию в районе Войницы, придав последней те два танковых батальона из 41-й танковой дивизии, что действовали совместно с 87-й стрелковой дивизией. 1-я противотанковая бригада генерал-майора К. С. Москаленко должна была поддерживать атаку танков.[190] Совместно с выдвигавшимися сюда же частями 27-го стрелкового корпуса планировалось атаковать в направлении на Владимир-Волынский и уничтожить прорвавшуюся сюда группировку противника.
Увы, все опять пошло не так, как планировалось. Выехав в направлении Владимир-Волынского, утром 24 июня штаб мехкорпуса находился юго-восточнее города, имея при себе ничтожную охрану – несколько броневиков и два танка. 19-я танковая дивизия запаздывала, командир корпуса генерал-майор С. М. Кондрусев тщетно пытался связаться с 41-й танковой дивизией по радио или хотя бы отыскать ее следы на местности. Но вместо этого штабная колонна чуть было не напоролась на передовой отряд 14-й немецкой танковой дивизии, прорвавшийся от Устилуга через Владимир-Волынский, обойдя оборону 87-й стрелковой дивизии с севера. По счастью, здесь, восточнее Войницы, уже развернулась 1-я противотанковая артиллерийская бригада – точнее, ее головные артиллерийские дивизионы, выброшенные по шоссе от Луцка.
Ознакомительная версия.
