Поход против Ордена не состоялся — помешала небывалая долгая оттепель. В декабре вскрылись замерзшие было реки. Ни пешие, ни конные не могли пройти через хлябь. Но огромное войско, собранное во Пскове, сделало свое дело и без боя. Впервые перед Орденом стояли силы всей Русской земли, всего нового Русского государства. И немцы запросили мира. Было заключено перемирие на двадцать лет, так называемый «Данильев мир» (по имени князя Данилы Холмского, победителя при Шелони, возглавлявшего теперь войска, присланные на помощь псковичам). Новое Русское государство становилось реальностью. Рос его авторитет, укреплялись его границы. С этой новой силой волей-неволей вынуждены были считаться и ливонский магистр Вольтус фон Герзе, и хан Ахмат, и «честный король» Казимир Ягеллончик. И в состав этого государства уже входила Новгородская земля, «отчина» великого князя, по-прежнему управляемая своими боярами.
Складывалось единое Русское государство, наступали новые времена, но московские удельные князья оставались удельными князьями. Как и новгородские бояре, они оставались самими собой — остатками уходящей в прошлое эпохи раздробленности Русской земли.
Складывалось единое государство, но уделы великокняжеских братьев пока сохранялись. У каждого из них был свой двор — свои бояре и дети боярские со своими боевыми конными слугами. У каждого из них были города с тянущими к ним десятками волостей и сотнями сел. В своих уделах князья собирали налоги, творили суд и расправу. Многие сотни всадников и тысячи пеших воинов могли они выставить в поле в случае усобицы. В предыдущем поколении князья накопили большой опыт таких усобиц. В огне феодальной войны гибли русские люди, грабили страну ордынцы. Но собственные феодальные права были князьям дороже интересов Русской земли. И когда осенью 1472 года после смерти бездетного князя Юрия его Дмитровский удел не был разделен между братьями, а полностью перешел к великому князю, князья Андрей, Борис и Андрей-меньшой были готовы поднять мятеж. От усобицы на этот раз спасло дипломатическое искусство великого князя и мирное посредничество матери — великой княгини Марии Ярославны. Братьев удалось помирить. Они получили некоторое приращение к своим уделам — частью за счет дяди, старого князя Михаила Андреевича, у которого были отняты Вышгород и Таруса, частью за счет матери, которая пожертвовала городком Романовом на Волге. Но из собственно государственных земель, из основной территории Русского государства, великий князь не дал братьям ни одной деревни. Система удельных княжеств получила первый сильный удар. Это было через полтора года после того, как на Шелони пали знамена боярской республики.
Неумолимо надвигалось новое время. Во Пскове наместник князь Федор Юрьевич Шуйский начал наступление на старинные вечевые порядки. Как и в Новгороде, на псковском вече верховодили посадники и бояре. Они пожаловались на наместника и добились его смены. Но новый наместник, князь Ярослав Васильевич Оболенский, оказался еще хуже. Он стал пересматривать Псковскую судную грамоту — основу судоустройства Господина Пскова. Отступала «старина и пошлина», отступала власть псковского боярства. Усиливалась власть наместника и его людей, усиливалась связь Пскова со всей Русской землей. Но все это происходило мирно и относительно безболезненно. Кровь не лилась. Слишком заинтересован был Псков в поддержке великого князя и его войск: всего за полтора десятка лет московские воеводы трижды спасали псковичей от воинственного Ордена. И бояре, и рядовые псковичи, «вольные мужи», понимали и чувствовали свою связь с Москвой, свою принадлежность к Русскому государству. Медленно, нехотя, но, в сущности, без активного сопротивления отступала псковская «старина» перед новыми общерусскими порядками.
А в Новгороде? Прошло четыре года после разгрома боярских дружин на Шелони. Стоял дождливый сентябрь 1475 года. «Скопившися новогородскии бояръскии ключники, да вдарилися в нощь разбоем ратью, со всею ратною приправою» на Гостятино — пограничную с Новгородом Псковскую волость. Псковичи дали отпор. Они «окопившися (собравшись. — Ю. А.) иных побили, иных, рукы поймав, повесили...». Таких оказалось двадцать два человека. А всего в нападении на Гостятино участвовало, по словам псковского летописца, шестьдесят пять человек.
Между Новгородом и Псковом не было войны. Не было и конфликта. Царил, казалось бы, мир. Но мир феодальный, мало чем отличавшийся от феодальной войны. Вооруженное нападение («ратью») на волость соседа, ограбление или захват ее — действие, хорошо известное в Новгородской феодальной республике, да и не в ней одной. Новгородская Судная грамота называла такое действие «наездом» и карала штрафами: боярин, повинный в наезде, штрафовался на 50 рублей, житий человек — на 20, а молодший — на 10. Суммы не маленькие, если учесть, что деревня стоила 1—2 рубля, столько же — хороший боевой конь. Но, с другой стороны, боярин, имевший в своем распоряжении пятьсот крестьянских дворов, получал только с них пятьсот рублей годового дохода. Это не считая доходов от пушных промыслов, от участия в торговых предприятиях и т.' д. А ведь по новгородским масштабам такой боярин был вовсе не так уж и богат. Да и для того, чтобы оштрафовать наездчика, надо было сначала «утянуть» (выиграть тяжбу) его перед судом. А «утянуть» боярина перед новгородским судом, перед судом посадника и тысяцкого, было не так просто. И посадник, и тысяцкий должны были, по той же грамоте, «крест целовать да судить... в правду». «Судить в правду» — это, конечно, хорошо. Но ведь бояре и посадники все связаны между собой по своим концам родством, свойством, владениями, традициями...
Несмотря на штрафы, не прекращались наезды и грабежи на Новгородской земле. Трудно было найти управу на лихих «боярских ключников», потомков буйных ушкуйников, оставивших кровавый след на берегах Волги и Камы. На этот раз псковичам удалось отбиться,— зная нравы «боярских ключников», они были начеку. А сколько бывало других случаев, когда «наезд-щики» и «грабещики», как их называет Новгородская Судная грамота, оставались безнаказанными! «Никому их судити не мочи»,— оценивает ситуацию псковский летописец.
Наезды и грабежи новгородских бояр и их ключников— вовсе не следствие их каких-то особо дурных качеств и нравов. Это обыкновенное, хорошо известное во всей средневековой Европе проявление феодальной анархии. Вооруженные дружины феодалов грабили на дорогах, нападали на земли соседей. «Бессмысленная война всех против всех», как впоследствии охарактеризовал ее Энгельс. От наездов и грабежей феодалов страдали соседи— бояре и житьи. Но больше всего страдала социальная мелкота, мелкие землевладельцы-своеземцы, не говоря уже о крестьянах-смердах. Как было им отбить нападение вооруженного отряда в несколько десятков человек? Как было найти управу на богатого, сильного боярина?
В столице Русской земли происходили важные события. На площади Кремля началось строительство нового Успенского собора. Собор, начатый русскими мастерами три года назад, рухнул недостроенным — известь оказалась «не клеевита» да «камень не тверд». В далекую Италию отправилось посольство Семена Толбузи-на. В марте 1475 года в Москву вместе с ним приехал Аристотель Фиоравенти. Впервые в русской столице оказался европейский инженер, архитектор, литейщик, представитель итальянского Ренессанса. Он-то и начал вновь строить храм. Культурная изоляция Русской земли уходила в прошлое.
Осень была тревожной. В Кремле вспыхнул очередной грандиозный пожар. До поздней ночи великий князь со своими людьми тушил разбушевавшееся пламя. Одних церквей сгорело больше двух десятков. А через несколько дней «прибежал из Орды» русский посол Дмитрий Лазарев. С ханом были порваны отношения. Угрожала большая война.
Тем не менее в воскресенье, 22 октября, «пошел князь великы к Новугороду миром». Пятнадцать лет назад «миром» в Новгород ездил великий князь Василий. Многое с тех пор изменилось на Руси. Многое изменилось и на Москве, и в Новгороде. Теперь в свою новгородскую «отчину» ехал ее «господин», государь всея Руси. Ехал не на переговоры с новгородскими боярами, не для нового соглашения с ними. Глава Русского государства, высший представитель феодального порядка, ехал чинить суд и управу над своими подданными, «вольными мужами» новгородскими. «А ново-городци, люди житии и моложьшии, сами его призвали на тыя управи, что на них насилье держать как посадники и великыя бояри... тии насильники творили»,— объясняет хорошо осведомленный и сравнительно беспристрастный псковский современник.
Медленно двигался великокняжеский поезд. Дорога шла через Волок на Ламе, где великий князь «ел и пил» у брата Бориса, через спорный Торжок. Только через две недели, в среду, 5 ноября, прибыл Иван Васильевич в Волочек Вышний, первый новгородский стан на своем пути. Здесь его встретила официальная новгородская депутация: Василий Микифорович Пенков с «поминками» от владыки Феофила. Но тут же, на первом же стане, ждали великого князя и первые новгородские «жалобщики» — Кузьма Яковль «с товарищи» принесли жалобы «на свою же братью, на новогородцев». Дальше, дальше в глубь Новгородской земли. Еще недавно здесь полыхала война, проносились московские всадники, пылали деревни. Теперь все было тихо. По мирной земле, схваченной первыми осенними заморозками, от стана к стану двигался великий князь со своей свитой, «с людьми со многими». На стане на Виру его встретил официальный делегат новгородского веча — подвойский (судебно-административный чин) Назар, опять же с «поминки». Боярин Иван Иванович Лошинский из Словенского конца со своим «сестричем» (сын сестры) Федором тоже поднес «поминки». Не дожидаясь приезда великого князя в Новгород, бояре стремились упредить его на станах, заслужить его благоволение и милость пожаловаться на своих соперников, оправдаться в его глазах.
