XVII, 11
Учитель сказал:
– Вот говорят: «Правила, да Правила». Неужели под этим имеются в виду лишь подношения даров из яшмы и парчи?! Вот говорят: «Музыка, да музыка. Неужели под этим имеются в виду лишь удары в колокола и барабаны?
XVIII, 9
Главный музыкант Чжи отправился в Ци, распорядитель музыки при завтраке Гань бежал в Чу, распорядитель музыки при обеде Ляо бежал в Цай, распорядитель музыки при ужине Цюэ бежал в Цинь, барабанщик Фан Шу удалился на берег Хуанхэ. Музыкант У, играющий на ручном барабане, переправился на другой берег реки Хань, помощник главного музыканта Ян и Сян, что играл на каменном гонге, бежали за море.
Во время церемоний и при приеме пищи во дворце правителя исполнялась строго определенная музыка. Это было лишь прерогативой правителя. Однако три крупнейших клана в царстве Лу также ввели у себя в домах эти обычаи, чем нарушили ритуал – звук музыки, устанавливающий космическую упорядоченность в мире, предназначался лишь для правителя. Музыканты, возмущенные этим, разбежались в другие пределы.
Скорее всего, он был из той категории культовых служителей, которые имели способность напрямую общаться с духами, получать от них «указания», знаки и откровения. Именно поэтому Конфуций постоянно призывает «следовать Небу», «слушать Небо».
Конечно, он не философ инее имеет никакого отношения к классическому пониманию философии – он не философствует, не размышляет, не пытается построить внятной теории. Он лишь отражает, рефлектирует на том высочайшем уровне духовного откровения, который может быть доступен лишь высочайшему магу и посвященному.
И вместе с этим он поразительным образом старается десакрализовать свой путь, вольно или невольно раскрывая своим ученикам мысль о том, что магический путь доступен каждому при соблюдении определенных правил в обучении и самосовершенствовании.
Конфуций принадлежал к тому типу учителей, которые, получив древние магические ритуалы служения духам и предкам, решили вынести их на уровень государственного служения. Конфуций – посвященный, «знающий», и он сам это неоднократно подчеркивает.
Он мистик, отказывающийся говорить о тайном, дабы не уводить людей от конкретных дел. На людях он не рассуждает о вещах сокровенных, более того он старается всячески уйти от абстрактных рассуждений о тайном. Не случайно то, что в отличие от Лао-цзы, который рассуждал и о «тайно-утонченном», и о «темно-сокровенном» (сюань), Конфуций ни разу даже не обмолвился об этом И это дало повод многим интеллектуалам последующих эпох считать, что именно Кун-цзы воистину знал о «тайном» и «сокровенном». И именно поэтому, постигнув их суть, оказавшись посвященным в Знание, отказывался говорить о них.
В какое учение, какое знание оказывается посвящен Кун-цзы? Это сложно описать в двух словах, однако достаточно даже бегло прочитать «Лунь юй», как перед нами открываются общие контуры того великого учения, которое нес в себе Конфуций.
Прежде всего, он не создатель этого учения – он лишь его передаточное звено, что сам неоднократно подчеркивает в своих речениях и беседах. Его заслуга в том, что об этом Знании он начинает говорить открыто, выносит на уровень обсуждений, споров и даже записей – вещь невероятная для более ранних магов. Это – мистик, попытавшийся стать государственным советником, и создавший, в общем, общедоступную школу.
Да и наставником может стать лишь то, кто способен, преломив древние знания, воплотить их в новой конкретной ситуации «Тот, кто повторяя старое, способен найти новое, может стать наставником» (II, 11). Эти слова – отнюдь не абстрактное наставление, но абсолютно конкретный совет: достижение Знания происходит через изучение традиционных правил, песнопений и заклинаний. И такой человек, овладевший именно этой – тайной и сакральной частью бытия – может считаться наставником.
У него есть лишь две постулата, на основе которых можно постичь мистическое Знание. Прежде всего, это «любовь к древности», во-вторых – это методичное обучение. Более высоким он считает врожденное знание, которое пробуждается в результате использования различных оккультных методов, например, звуков музыки. Это – «люди, которые делают что-либо, ничего при этом не зная», т. е. не изучая.
Таковы древние шаманы и медиумы. Но не всем это дано и сам Конфуций, увы, уже не обладает такими врожденными знаниями. А значит, следует учиться, постигать и брать пример с древности. В противоположность таким медиумам и отшельникам-мудрецам, что имеют «знания от рождения», Конфуция признается: «Я, увы, не таков. Мне приходится многое слушать, выбирать из этого доброе и следовать этому. Мне приходится наблюдать многое и запоминать это. И все же такие знания вторичны» (VII, 28).
Хотя к Конфуцию приходило много людей, его школа была невелика. «Конфуций передает Учение» (XVI в.)
Конфуция окружают такие же люди, как и он сам – настойчивые в обучении, но тем, кому «знания не даны от рождения». Им необходимо много учиться, дабы проникнуть в Учение. Конфуций признается: «Я обладаю знаниями не от рождения. Я приобрел их лишь благодаря любви к древности и настойчивости в учебе» (VII, 20). Нет ничего «врожденного» – и в этом Конфуций отличается от архаичных медиумов, многие из которых обладали врожденными способности к ощущениям. Но какую «древность» призывает постигать Конфуций? Быть настойчивым в обучении каким предметам, каким знаниям?
И ответ на этот вопрос не столь очевиден.
Как видим, его учение не содержит прямых морализаторских призывов, не является проповедью нравственного и добродетельного как неких абстракций «правильной жизни». Конфуций очень конкретен и утилитарен в своей проповеди, призыв к соблюдению строгости духа и дисциплины тела, диетологических предписаний и соблюдения правил повседневной жизни, – все это лишь подготовка тела и психики для возможности открытого и безболезненного общения с высшими силами. Не «правила» ради морали и гармоничной жизни, а гармония внутри ради самораскрытия духовным силам.
На место врожденным свойствам, соматическому экстазу старого поколения магов и медиумов Конфуций ставит постоянную тренировку своих чувств и свойств, постоянную работу над своими мыслями и устремлениями. Он действительно создает систему – систему внеэкстатического общения с духовными силами, которую собственно и стали затем принимать за некую «конфуцианскую философию». Мы же должны различать устремления самого Конфуция, суть его личной проповеди от более поздних трактовок его фраз и идей, вписанный в общую ткань социально-политической культуры Китая.
О себе Конфуций отзывается критически и думается, не из-за наигранной скромности, а потому, что очень ясно осознает тот путь, по которому идет. Он ни разу он не назвал себя благородным мужем, считая это состояние недостижимым пределом стремлений. Конфуций говорил: «У благородного мужа три пути. Но ни по одному из них я не смог пройти до конца: человеколюбивый не беспокоится; знающий не сомневается; смелый не боится». Перед нами три пути – отшельника и одинокого подвижника (человеколюбие), чиновника (знание) и военного (смелость). Но Конфуций действительно не стал ни одним из них – он стал светским проповедником.
Он ничего не скрывает – поразительным образом в нем нет ничего сокрытого, утаенного, есть лишь непонятое его учениками, которые, вероятно, воспринимают его именно как ментора, но ни как носителя тайного знания. Однажды он открыто говорит: «Вы, ученики, полагаете, что я что-то скрываю от вас. Я ничего не скрываю от вас. Я ничего не делаю без вас. Таков я» (VII, 24). Он действительно стремится учить своим примером, той энергетикой, которую несет вокруг себя – и нередко сталкивается с непониманием, ведь многие привыкли именно к устным наставлениям. И он наставляет – иногда монотонно-долго, но чаще – кратко, точно и афористично.
«Лунь юй»: в поисках высшего знания
II, 15
Учитель сказал:
– Учиться и не размышлять – бесполезно, размышлять и не учиться – впадешь в сомнения.
II,17
Учитель сказал:
– Ю, научить ли тебя, как определить [обладаешь ли ты] Знанием? Если знаешь что-либо, полагай, что знаешь; а если не знаешь, полагай, что не знаешь. Уже это и есть Знание.
Ю-Чжун Ю (Цзы Лу), ученик Конфуция.
IV, 8
Учитель сказал:
– Если утром познаешь Дао, то вечером можешь умирать.
V, 28
Учитель сказал:
– Даже в небольшой деревушке с десяток дворов непременно найдется человек столь же прямодушный и искренний, как я. Но не найдется человека, столь же ревностного в учении.
VI, 20
Учитель сказал:
