Война продолжалась еще дюжину лет. Только в 1327 году обе воюющие стороны возжелали мира. В Англии на трон взошел новый король, Эдуард III, коронованный в результате переворота, осуществленного его матерью, королевой Изабеллой, и ее любовником Роджером Мортимером. Они заключили Эдуарда II в замке, где его ожидала скверная смерть. Пришествие к власти нового монарха означало, что с прежними распрями можно покончить. Со своей стороны, король Роберт теперь желал мира так жадно, потому что чувствовал, что скоро умрет и должен будет оставить свою страну четырехлетнему сыну Давиду. Поэтому предложенные им условия выглядели даже чрезмерно выгодными для Англии. Они были изложены в Эдинбургском договоре, положившем конец тридцатилетней борьбе за независимость.
Главная мера предосторожности состояла в том, что короля Роберта по этому документу признавали королем Шотландии без оговорок; то есть, Эдуард III соглашался отступиться от всех претензий на страну. В остальном же шотландцы принимали все условия англичан. Например, юный Давид был предложен в качестве кандидата в супруги маленькой сестре Эдуарда III, Джоанне, с тем чтобы королевские семьи снова смогли объединиться; англичане с энтузиазмом согласились. Планировалось даже что-то вроде союзнических отношений между Шотландией и Англией, однако они так и остались на бумаге — и тем не менее все эти условия пролили целительный бальзам на уязвленную гордость англичан.
Король Роберт устроил так, чтобы английская сторона прибыла для подписания этого договора к нему, а не наоборот. Заранее, в феврале 1328 года, в Эдинбурге было созвано заседание парламента. Это был двенадцатый созыв парламента за правление Роберта Брюса; ему еще предстояло сделать многое, однако король Роберт придавал большое значение тому, чтобы на заседании народ был представлен как можно более полно. Он призвал «епископов, аббатов, графов, баронов, фригольдеров и шесть представителей различных городских обществ, наделенных по этому случаю особыми полномочиями». Вольных горожан он приглашал на заседания парламента и раньше, пусть и не постоянно. С тех пор их присутствие стало нормой и скрепило договор об обмене королевских милостей на коммерческую поддержку государства. Через две недели прибыли английские послы, уполномоченные урегулировать все нерешенные проблемы, связанные с подписанием договора. Король Роберт к тому моменту был болен, вернее — уже прикован к постели. Обе стороны подписали мирный договор 17 марта «в покоях внутри монастыря Святого Креста в Эдинбурге, где лежал государь».[65]
Эдинбург как никогда прежде походил на столицу. И все же король Роберт там не задержался. Родом он был с запада, из предгорий. Туда он и вернулся, чтобы окончить свои дни в родном краю. Всего через год с небольшим, 7 июня 1329 года, он умер в простом деревенском жилище, построенном собственными руками — в Кардроссе у реки Клайд, откуда видны горы.
Однако перед смертью король Роберт оказал Эдинбургу последнюю неоценимую услугу. Хотя при подписании договора этот город исполнял роль столицы страны, само подписание состоялось в монастыре Святого Креста. Едва ли события могли разворачиваться иначе, поскольку замок лежал в руинах. И маловероятно, что город уже успел прийти в себя после английской оккупации. 28 мая 1329 года, за десять дней до смерти, король Шотландии по сути основал Эдинбург заново, даровав ему новую хартию. Считаясь освободителем нации и героем, он мог бы усилить свою власть над городом, и жители едва ли возразили бы. И все же он, напротив, даровал им еще больше свободы. Великий человек!
* * *
Согласно хартии 1329 года, статус вольного города сохранялся при условии выплаты его жителями так называемого «фьюферма» (feuferm). Им также был отдан порт в устье реки Уотер-оф-Лейт, находившиеся там мельницы и прочее в этом роде, «в установленных границах, со всеми ценностями, свободами и правами», которыми горожане пользовались во времена Александра III. Фьюферм был новым понятием в шотландской феодальной системе (другой известный пример его употребления содержится в хартии, выданной Абердину в 1319 году). Этот термин означал фиксированную годовую плату, взимаемую короной с города, вместо разнородных мелких податей, налогов и прочих плат, собираемых прежде королевскими чиновниками (что создавало благодатную почву для разногласий и злоупотреблений). По новым условиям Эдинбург был обязан выплачивать одну подать в 52 мерка в год, половину после Троицына дня, половину в день Святого Мартина.[66] Сумма была баснословно низкой: с Берика взимали 500 мерков, а с Абердина — 320. Однако сам по себе факт наложения фьюферма выражал уверенность короля в том, что Эдинбург восстанет из руин. У фьюферма, безусловно, было будущее. В шотландской юридической терминологии этот налог может называться также «фью-дьюти» (feu duty); эта практика была в ходу еще при мне. Когда в 1976 году я покупал квартиру, по недавней поправке к соответствующему закону я был обязан выплатить налог «фью» — то есть, произведя единовременную выплату при вступлении в права владения, освободить себя от последующих ежегодных выплат. Это краткий рассказ о том, какую роль феодальные отношения сыграли в истории Эдинбурга.
Король Роберт спас страну. И все же завоеванный им мир был недолгим. Партизанские войны всегда жестоки, и некоторые шотландцы оказались на стороне англичан случайно и пострадали безвинно. Кое-кто все еще оспаривал права Брюса на престол, например Баллиолы, которым не повезло победить в состязании за трон в 1290 году. Они все еще чувствовали себя обманутыми. «Пустой камзол» к тому времени умер, передав свои притязания на престол сыну Эдуарду. Поскольку королем в Шотландии теперь был малолетний наследник Брюса, этот Баллиол и другие недовольные при молчаливом одобрении Англии отправились морем в поход от реки Хамбер к Форту. В следующем году Шотландия ответила вторжением в Англию, почти безуспешным. В ходе битвы у Халидон-Хилла она опять потеряла Берик. За двести лет этот город переходил из рук в руки четыре раза. И все же его нестабильное положение обернулось благом для Эдинбурга, который теперь стал главным шотландским портом на Северном море, и даже для Твиддейла, земель, окружавших Берик. Эдинбург, однако, также попадал в руки захватчиков. В 1342 году ему пришлось пропустить выплату по крайней мере одного годичного налога, так как город был опустошен.[67]
Опять шотландцам предстояло приходить в себя после очередных бед и неудач. Облегчение наступило с началом Столетней войны между Англией и Францией. В 1346 году Эдуард III Английский пересек Ла-Манш и одержал победу в битве при Креси. Давид II Шотландский был ради его безопасности вывезен во Францию еще ребенком, однако к тому моменту этому упрямому юноше уже исполнился двадцать один год и он вернулся в Шотландию. Стремясь стать достойным отца, он перешел границу с тем, чтобы заставить их общего с Францией врага воевать на два фронта. Увы, бой в графстве Дарэм у Невилле-Кросса был им бездарно проигран. Его армия понесла большие потери, а сам Давид II был ранен и взят в плен. Однако незадачливый король все же смог выбить пару зубов англичанину, который зажал его в угол под мостом, когда он пытался бежать. Давид II пробыл в плену одиннадцать лет. Это ничуть не помешало шотландцам снова нанести англичанам удар в 1355 году, когда Эдуард III вторгся во Францию с тем, чтобы закончить свой поход победоносной битвой при Пуатье. Затем в 1356 году Эдуард появился в Шотландии с армией и опустошил Эдинбург на Сретенье. И все же в 1357 году он освободил Давида II за выкуп в 100 000 мерков, которые шотландцам предстояло выплачивать по частям в течение десяти лет (полностью эта сумма так и не была выплачена).
В 1385 году шотландцы и англичане схватились вновь. В Англии взошел на престол новый король, Ричард II. По тому, как он начал, было ясно, что и кончит он плохо. Он не смог удержать территории, захваченные во Франции его отцом. Французы увидели в этом возможность вновь начать войну на два фронта и послали в Шотландию экспедиционные войска. Хронист Жан Фруассар написал отчет об этом путешествии; возможно, сведения о нем он почерпнул из рассказов соотечественников, принимавших участие в походе, однако он и сам бывал в Шотландии за несколько лет до того и обладал необходимыми знаниями о стране. Мнение Фруассара о шотландцах совпадало с мнением шотландцев о самих себе. Он писал, что они были «пылкими и гордыми», а в бою «ужасающе сильными, отважными, суровыми и храбрыми». Но в его глазах Эдинбург, с четырьмястами домами, выглядел не лучше, чем провинциальный город вроде Турне или Валансьена. Хрониста потрясло то, как его соотечественников приняли в Шотландии. Дворянство оказало любезный прием, но народ, напротив, встретил грубыми вопросами: «Кто их, черт возьми, звал? Что они тут делают? Неужто мы не справимся с англичанами без них? Мы с этими французами ничего не добьемся. Мы достаточно сильны. Мы им покажем, что можем сами позаботиться о себе. Да пусть они сдохнут».[68]
