как серебряные, но при этом он обязан был платить налоги настоящим серебром. Это вызвало обнищание населения, москвичи пошли жаловаться царю Алексею. Застигнутый врасплох царь обещал разобраться с налогами, но своего обещания не выполнил. Между тем в его резиденцию были стянуты войска, и когда москвичи пришли во второй раз, их ждала жестокая расправа. Вначале по ним был открыт огонь, и сотни людей были убиты наповал. Потом стали рубить саблями и колоть копьями; наконец, оставшихся в живых схватили и учинили им казнь: более тысячи человек посадили на большие суда, связали руки за спиной и потопили в реке Москве; около двухсот человек повесили, остальным (их число превышало 3 тысячи человек) отсекали руки и ноги, били кнутом, выжигали клеймо на лице. Те, кто выжили, были сосланы «на вечное житье» в отдаленные области России.
Во второй половине XVII века ко всем бедам народа добавились еще гонения за веру. Патриарх Никон провел церковную реформу, которая далеко не всеми была принята. Значительная часть православных верующих отказалась ее признать, в результате русская церковь распалась на два непримиримых лагеря: сторонники Никона и его противники, которых стали называть «раскольниками». Как отмечают исследователи церковного раскола, он был, по сути, протестом народа против усиливающегося гнета государства, но в русских условиях раскольники не видели никакой положительной перспективы в будущем, – оно, по их мнению, несло лишь новые, еще более тяжелые испытания, – поэтому обращали свои взоры к идеализированному прошлому. Заметим, что это вообще характерно для русских: увы, они видят мало хорошего в настоящем и будущем!
Как бы там ни было, государство не намерено было прощать своевольство, и раскольников начали безжалостно преследовать. Ефим Грекулов так описывает это («Православная инквизиция в России»):
«Протопоп Аввакум (вождь раскольников; «протопоп» – духовное звание. – Э.Ф.) писал о патриархе Никоне, что тот «епископа Павла Коломенского мучил и сжег в новгородских пределах; протопопа костромского Даниила уморил в земляной тюрьме в Астрахани; священнику Гавриилу в Нижнем приказал отрубить голову; старца Иону Казанца в Кольском остроге на пять частей рассекли; в Холмогорах сожгли Ивана Юродивого, в Боровске – священника Полиевкта и с ним четырнадцать человек. В Нижнем сожгли народу много, в Казани тридцать человек, а живущих на Волге в городах и селах и не хотевших принять антихристовой печати клали под меч тысячами». «А со мной, – продолжал далее Аввакум, – сидело шестьдесят человек, и всех нас мучил, и бил, и проклинал, и в тюрьме держал».
Андрей Денисов в «Повести о жизни Никона» сравнивает участь раскольников с участью первых христиан в Римской империи. Перечисляя орудия пыток – бичи, клещи, тряски, плахи, мечи, срубы, он упоминает и о железных хомутах – типичном орудии инквизиции: «Хомуты, притягивающие главу, руки и ноги в едино место, от которого злейшего мучительства по хребту лежащие кости по суставам сокрушаются, кровь же из уст и ушей, и из ноздрей, и из очей течет».
В другом раскольническом письме гонения против них изображены так: «Везде бряцают цепи, везде вериги звенят, везде Никонову учению служат дыбы и хомуты. Везде в крови исповедников ежедневно омываются железо и бичи. И от такого насильственного лютого мучительства залиты кровью все города, утопают в слезах села, покрываются плачем и стоном пустыни и дебри, и те, которые не могут вынести таких мук, при нашествии мучителей с оружием и пушками сжигаются сами».
«Кто заповедовал так мучить людей, – спрашивал Аввакум, – разве Христос этому учил? Мой Христос велел проповедовать словом, а не кнутом и огнем». Самого Аввакума много лет держали в земляной тюрьме в цепях, а потом сожгли заживо вместе с его учениками Лазарем, Епифанием и Никифором.
Для расправы с раскольниками был издан указ, известный под именем «Двенадцать статей о раскольниках». Указ предписывал пытать тех, кто не подчинялся церкви и ее служителям, сжигать в срубе, а пепел развеивать по ветру. Раскольников, раскаявшихся под пытками, предписывалось заключать в монастырские тюрьмы и держать пожизненно в строгом заточении. Имущество мятежников – крестьянские дворы, лавки посадских людей, промыслы – отбиралось.
Преследование раскольников шло с такой силой, что стали массовыми случаи их самосожжения. В Пошехоновской волости Белосельского уезда сожглись две тысячи человек; на реке Березовке в Тобольском крае сожглось около тысячи семисот раскольников. В других волостях, жалуясь на притеснение духовных властей, крестьяне писали, что священники держат их без одежды на морозе, и что если их не избавят от разорения, то они готовы «в огне сгореть». [Конец цитаты].
Такого самоистребления в таких масштабах не было больше нигде, кроме России; до какого отчаяния надо было довести людей, чтобы они добровольно сжигали себе вместе с женами и детьми, лишь бы не попасть в руки своих мучителей!
* * *
Чем более жестоко обходилось с народом государство, тем больше русских покидало свою страну. По числу эмигрантов Россия уверенно держала (и держит) одно из первых мест в мире. В XVII–XVIII веках были случаи, когда люди уходили тысячами, однако перейти западную границу было не так легко; в то же время дорога на Восток – за Урал и в Сибирь – была проще, и там лежали бескрайние земли. Как писал один из классиков русской исторической науки Сергей Соловьев, чем больше государство давило на народ, тем больше он растекался по территории. В итоге возникла довольно странная ситуация: с одной стороны, власть не хотела, чтобы народ уходил на новые земли, – собственно, чтобы не допустить этого, и было введено крепостное право; с другой стороны, чрезвычайно низкая степень развития хозяйства в России неизбежно подталкивала власть к освоению новых территорий; страна шла по экстенсивному пути развития.
Николай Бердяев отмечал в своей книге «Судьба России»:
«Не раз уже указывали на то, что в судьбе России огромное значение имели факторы географические, ее положение на земле, ее необъятные пространства. Географическое положение России было таково, что русский народ принужден был к образованию огромного государства… и в огромном деле создания и охранения своего государства русский народ истощал свои силы. Требования государства слишком мало оставляли свободного избытка сил… Отказ от исторического и культурного творчества требовался русским государством, его сторожами и хранителями.
Государственное овладение необъятными русскими пространствами сопровождалось страшной централизацией, подчинением всей жизни государственному интересу и подавлением свободных личных и общественных сил. Всегда было слабо у русских сознание личных прав, и не развита была самодеятельность классов и групп.
