что его соотечественникам до сих пор не известен декрет о свободе печати, изданный еще в конце 1810 г. Он предложил обязать вице-короля немедленно опубликовать этот декрет и обеспечить проведение его в жизнь
{74}.
Газетные отчеты о парламентских дебатах, антиколониальных выступлениях представителей Испанской Америки, решениях кортесов, несмотря на противодействие властей, проникали в Новую Испанию и способствовали усилению брожения. По мере развития революционного процесса в колониях и увеличения числа депутатов от них требования политической и экономической независимости звучали в Кадисе все громче. Хотя большую их часть кор-тесы продолжали игнорировать [10], 18 марта 1812 г. они приняли конституцию, в которой интересы испаноамериканцев нашли известное отражение.
Кадисская конституция провозглашала принцип народного суверенитета, ограничивала прерогативы короля, декларировала неприкосновенность личности, имущества и жилища. Однако она закрепила монархический строй, доминирующую роль католической религии, власть короны над заокеанскими владениями, подтвердила неделимость испанской империи, включая территорию, расположенную в обоих полушариях. Отмечая, что конституция вводила «преобразования, которых громким голосом требовали наиболее видные писатели и государственные деятели XVIII века», К. Маркс вместе с тем подчеркивал, что «едва ли не важнейшим принципом» ее было «сохранение всех принадлежавших Испании колоний» {75}. Конституция 1812 г. отнюдь не обеспечивала гражданские права всем слоям колониального общества, так как предоставляла их только тем, кто не имел примесь негритянской крови. Таким образом, даже формально эти права не распространялись на негров, мулатов, самбо и другие группы населения, среди предков которых были африканцы. В Новой Испании их число, по официальным подсчетам, превышало 200 тыс. человек {76}.
Кадисская конституция устанавливала равное представительство метрополии и колоний в кортесах. Она предусматривала изменения в системе управления и судопроизводства: запрещение сосредоточивать в одних руках гражданскую и военную власть, упразднение всех судебных привилегий и специальных судов (следовательно, и трибунала инквизиции, а также «хунт безопасности», ведавших делами о государственной измене), создание в каждом избирательном округе выборных «провинциальных депутаций» [11], лишение аудиенсии административных функций и преобразование ее в верховный суд. В конце сентября 1812 г. текст конституции был обнародован в Мехико. Вслед затем вице-король, члены аудиенсии, высшие офицеры и колониальные чиновники, а также жители столицы Новой Испании торжественно поклялись соблюдать ее положения. Власти устроили пышные празднества, иллюминацию, переименовали центральную площадь города в площадь Конституции. 5 октября вице-король опубликовал наконец почти двухлетней давности декрет о свободе печати.
Принятие конституции и прочие акты кортесов способствовали усилению революционных настроений в Новой Испании. В то же время жестокий приказ вице-короля от 25 июня 1812 г. о судебной расправе с «мятежниками», призванный, по замыслу колониальной администрации, терроризировать патриотов, оказал противоположное воздействие. Он вызвал всеобщее негодование, в первую очередь со стороны большинства клира, возмущенного окончательной утратой своего традиционного фуэро.
На участии мексиканского духовенства в войне за независимость следует остановиться особо. Что касается церковной верхушки, то она, как показано выше, сразу заняла явно враждебную революции позицию. Прелаты церкви безоговорочно осудили восстание, оказывали роялистам щедрую финансовую помощь, а некоторые духовные лица вступили в королевскую армию, иногда выполняли шпионские поручения испанцев. Таким образом в целом католическая иерархия морально и материально поддерживала испанскую монархию.
Иначе обстояло дело с низшим духовенством. Немалая часть его с самого начала сочувствовала патриотам, а в ряде случаев даже открыто присоединялась к ним. Таких активных участников освободительной борьбы, по данным официальных отчетов, мемуаров и переписки (видимо, далеко не полным), насчитывалось около 400 {77}(примерно 4–4,5 % белого и черного духовенства вицекоролевства). Но роль их была гораздо больше удельного веса как вследствие сильного влияния, оказываемого священниками и монахами на религиозную массу, так и потому, что из этой среды вышли многие политические и военные руководители движения, революционные идеологи, публицисты и ораторы.
Однако отнюдь не все клирики, примкнувшие к повстанцам, жаждали освобождения от чужеземного господства. Некоторых влекло в лагерь восставших либо побуждало втайне симпатизировать им прежде всего недовольство, вызванное посягательствами светской власти на привилегии духовенства. Одним из существенных факторов, обусловивших их позицию, был, в частности, упомянутый приказ Венегаса. Реакция на него не заставила себя долго ждать, — через месяц 110 священников выступили на страницах «Семанарио патриотико американо» с решительным протестом. Появилась серия памфлетов и газетных статей, направленных против колониального режима.
Своего апогея антиправительственная кампания достигла в конце ноября, когда вылилась в бурные уличные демонстрации. В первом туре двухстепенных муниципальных выборов в Мехико патриоты добились триумфального успеха. 29 ноября во всех 14 округах столицы избранными оказались исключительно мексиканцы (с аналогичными результатами прошли выборы в Пуэбле, Толуке и других городах). Торжествуя победу, жители заполнили улицы и площади. Толпы людей с горящими факелами в руках, выкрикивая угрозы по адресу властей, окружили дома высокопоставленных должностных лиц — испанцев и креолов. Раздавались возгласы «Смерть гачупинам!», «Да здравствует Морелос!». Несколько дней спустя Лисарди лично вручил вице-королю экземпляр издававшегося им журнала «Пенсадор мехикано», где 3 декабря напечатал статью, призывавшую отменить злополучный приказ от 25 июня {78}.
На рост антииспанских настроений напуганная колониальная администрация ответила новыми репрессиями. 5 декабря она упразднила свободу печати и восстановила цензуру. Лисарди тотчас же арестовали {79}, а его журнал закрыли. Населению запрещалось собираться группами на улицах. Вице-король не отдавал распоряжения о проведении второго тура выборов, что означало, по существу, их аннулирование. Таким образом был сделан шаг назад, и действие Кадисской конституции в Новой Испании было фактически приостановлено.
В связи с этими мерами патриоты утверждали, что нарушение принципов, провозглашенных конституцией, дает нм, даже с точки зрения испанского законодательства, юридическое основание отстаивать свои права силой оружия. Осенью 1812 г., после кратковременного затишья, они снова активизировались, особенно на юге, являвшемся сферой боевых операций Морелоса и его ближайших сподвижников Герреро, Матамороса, Галеаны, Николаса Браво.
Висенте Герреро происходил из бедной крестьянской семьи и в молодости зарабатывал на жизнь нелегким трудом погонщика мулов. Сражаясь в повстанческих войсках, он проявил себя талантливым командиром и не раз одерживал победы над роялистами. Уроженец Мехико Мариано Матаморос, имевший степени бакалавра искусств и теологии, был простым сельским священником. Этот невысокий, худощавый, светловолосый, голубоглазый человек, с легкими следами оспы на лице, обладал несколько неожиданным при его комплекции низким и звучным голосом. Эрменехильдо Галеана, по своему социальному положению ранчеро,
