и искусство письма. Фактически все это было финикийцами заимствовано: одно — у Египта, другое — в Вавилонии, третье — в Сирии; финикийцы, подчинявшие всю свою промышленность практическим целям наилучшего сбыта, лишь видоизменяли и, по мере возможности, улучшали заимствованные ими изобретения.
Широкие восточные связи Крита и Микен к этому периоду были забыты, а если в геометрическом стиле раннего греческого искусства и сохранялись орнаментальные переживания крито-микенской вазовой росписи, то этот орнамент к VIII в. до н. э. тоже был геометризован.
Таким образом, финикийские фактории выступают как первые рассадники восточных влияний, и в тот период, когда греческие города оказались в состояния открыть более или менее систематический обмен товарами, они естественно столкнулись с финикийской зоной влияния.
«Смешанный стиль» искусства Финикии и высокая техника изготовления финикийской продукции должны были в это время казаться грекам шедевром. Поэтому не удивительно, что греки считали своим большим достижением техническое совершенствование искусства копирования.
Искусством подражания греки вскоре овладели настолько, что, по свидетельству археологов, греческие архаические предметы, найденные и в Сицилии и в Сардинии, совершенно не отличаются от финикийских. Однако, это подражание имело место прежде всего потому, что финикийская продукция входила в моду и находила хороший сбыт. И если геометрическое искусство распространялось в основном локально, то искусство ориентализирующее уже с первых шагов своего развития имеет тенденцию к более широкому территориальному распространению, чем, с нашей точки зрения, и объясняется проникновение первых греческих изделий, подражающих финикийским образцам, на запад, в южную Италию и Сицилию, уже в доколонизационный период. [248]
Таким образом, конец VIII в. стал переломным моментом в истории Греции. Завоевание Финикии Ассирией и ставка ассирийских царей на греческое население Кипра приблизили греков непосредственно к Востоку. На самом Кипре финикийское влияние уступает место ассирийскому и египетскому, причем последнее, начиная уже с VII в., становится все более преобладающим.
Финикийская торговая экспансия на востоке терпит одно поражение за другим, ибо передовые греческие города, уже окрепшие и многому научившиеся, вступают в борьбу за овладение рынками, находившимися ранее в зоне финикийского влияния.
В этот период, непосредственно предшествующий колонизационному движению VII—VI вв., греческие купцы вместе с наемниками и политическими эмигрантами прокладывают (в значительной мере по финикийским трассам) те первые пути, которые затем станут путями колонизации.
Именно этим и объясняется, с одной стороны, столь быстрый конец существования геометрического стиля и, с другой стороны, широкий размах продукции ориентализирующей. Следуя первоначально финикийской, а позже вообще древневосточной моде, греки изготовляли для рынка все новые и новые сосуды с фризами зверей и сказочными мифологическими существами.
Псевдоегипетские и египетские божества и амулеты находили сбыт по всему греческому миру; распространителями этих изделий стали Кипр и Родос. [249]
В ряде центров — сирийских, кипрских, родосских, греческих — развивается подражание на различном материале (от фаянса до мягкого камня) египетским скарабеям; с конца VII в. их начинают производить ионийские мастерские в Навкратисе, и вскоре скарабеи завоевывают мировой рынок и на столь длительный срок, что до середины V в. остаются господствующей формой гемм у греков.
Изучая материалы керамических находок в некрополях этого периода различных греческих полисов, можно отчетливо проследить, как интересы рынка и сбыта вызывали к жизни многочисленные подражания наиболее ходкому товару того или иного периода.
Об этом свидетельствуют археологический материал, преемственность стилей и единое для восточных и для западных районов Греции «ориентализирующее» движение, которое вновь объединило эти районы, столь мало общавшиеся друг с другом в период геометрического стиля. И действительно, по-видимому, не было ни одного технического сдвига, ни одного нововведения в росписи или даже в ее орнаментальных деталях, которые, как правило, не подхватывались бы рядом других центров; Греция тогда бурлила и жила полнокровной жизнью; полисы, родившиеся в обстановке теснейшего соседства с уже седыми, омертвевшими и застывшими в созданных веками традиционных формах древневосточными монархиями, теперь выходили на дорогу новаторства, и восточный стиль в руках греческих мастеров проделывал быстрые и удивительные превращения.
Крайне интересной и показательной является эволюция росписи коринфских сосудов ориентализирующего стиля, наблюдавшаяся на сикионских вазах уже Иогансеном и позже бесспорно установленная Пэйном.
Пэйн рассматривает переход к ориентализирующему стилю, совершавшийся в Коринфе в последние десятилетия VIII в. до н. э., как чрезвычайно важный перелом в истории коринфского мастерства. Происходило освобождение художника от стойких уз геометрического стиля. Художник вступал в мир сказочных экзотических существ древнего Востока, и в начальный период развития ориентализирующего стиля еще очень сильно сказывалось первое непосредственное впечатление от соприкосновения с ним.
Если минойский Крит, усвоив технику египетских мастеров, остался чуждым пестроте и причудливости красок, свойственных с древних пор египетскому мастерству, то теперь греческий мир, вновь соприкоснувшийся с Востоком, захватила именно эта пестрота, бросавшаяся в глаза и в рисунках восточных тканей и ковров, и в керамике, и в яркой росписи терракот.
В звериных фризах сфинксы и грифоны выступают наряду с реальными львами и пантерами; тритоны и морские коньки вытесняют геометрических рыб; сказочные птичьи существа с течением времени становятся преобладающими в соседстве с древними гусями и лебедями.
В VII в., когда Коринф вступает в непосредственные торговые сношения с Востоком, в частности с Родосом, традиционные типы протокоринфской керамики подвергаются изменениям: хеттские львы протокоринфской живописи вытесняются ассирийскими; в звериных фризах появляются столь обычные в ассирийских рельефах четырехкрылые чудовища. Центр интересов художника постепенно перемещается: мир Востока, будивший некогда воображение, становится привычным. Чисто декоративные интересы начинают преобладать, ибо мифологически не осмысленные и не воспринятые сказочные существа способствуют такому сравнительно быстрому переходу к их чисто декоративному восприятию. Наряду со стереотипными формами, входящими в традицию уже к концу VII в., становятся обычными геральдические группы с центральной человеческой фигурой и двумя звериными по бокам или фризы животных совершенно неподвижных или с очень слабым движением.
Художника, однако, уже не удовлетворяет рабское подражание восточным образцам, и поскольку декоративные интересы преобладают, начинает работать собственная фантазия: число сказочных существ значительно возрастает, они перемешиваются с реальными; если раньше только сирены и грифоны изображались с крыльями, то теперь и у пантер и у львов вырастают крылья; туловища птиц причудливо сочетаются с головами баранов, собак, львов, пантер и грифонов.
Ярче и полнее всего это проявляется в Коринфе, который в период развития торговой экспансии и, в частности, расширения своих торговых связей с Востоком выбрасывает на рынки большое количество ваз с ориентализирующей росписью.
Однако некоторые образы, переосмысленные и воспринятые в греческой мифологии, не исчезают с концом ориентализирующего стиля, но остаются и эволюционируют в течение всего периода греческой истории.
Родос так же был захвачен
