этого собора утверждал равную власть Константинопольского епископа с Римским. Лев, боровшийся за верховенство своего сана как необходимого для единства и авторитета Церкви, отверг этот канон, и началась долгая борьба между соперничающими соборами.
В довершение смуты большинство христиан Сирии и Египта отказались принять доктрину о двух природах в одной личности Христа. Монахи Сирии продолжали учить монофизитской ереси, а когда на Александрийский престол был назначен православный епископ, его разорвали на куски в его церкви в Страстную пятницу.6 После этого монофизитство стало национальной религией христианского Египта и Абиссинии, а к VI веку преобладало в западной Сирии и Армении, в то время как несторианство усилилось в Месопотамии и восточной Сирии. Успех религиозного восстания усилил политический бунт; и когда в седьмом веке арабы-завоеватели хлынули в Египет и на Ближний Восток, половина населения встретила их как освободителей от теологической, политической и финансовой тирании византийской столицы.
III. ХРИСТИАНСКИЙ ЗАПАД
1. Рим
Епископы Рима в четвертом веке показали Церковь не с лучшей стороны. Сильвестр (314-35) заслужил похвалу за обращение Константина; благочестивая вера представляла его как получившего от императора в «Дарственной Константина» почти всю Западную Европу; но он не вел себя так, словно ему принадлежала половина мира белых людей. Юлий I (337-52) решительно утвердил верховную власть римского собора, но Либерий (352-66) по слабости или по возрасту подчинился арианским велениям Констанция. После его смерти Дамас и Урсин оспаривали папство; противоборствующие толпы поддерживали их в самых энергичных традициях римской демократии; в один день и в одной церкви в ходе спора было убито 137 человек.7 Претекстат, тогдашний языческий префект Рима, изгнал Уйсинуса, и Дамасус правил восемнадцать лет с удовольствием и умением. Он был археологом и украсил гробницы римских мучеников красивыми надписями; он был также, говорят непочтительные, auriscalpius matronarum, чесальщиком дамских ушей — то есть специалистом по выбиванию подарков для Церкви у богатых матрон Рима.8
Лев I, прозванный Великим, занимал трон Петра на протяжении целого поколения кризисов (440-61 гг.) и благодаря мужеству и государственной мудрости вознес Апостольский престол на новые высоты власти и достоинства. Когда Иларий Пуатье отказался принять его решение в споре с другим галльским епископом, Лев направил ему императивные приказы; а император Валентиниан III подкрепил их эпохальным эдиктом, императивно подтверждающим власть римского епископа над всеми христианскими церквями. Епископы Запада в целом признали это главенство, епископы Востока сопротивлялись. Константинопольский, Антиохийский, Иерусалимский и Александрийский патриархи претендовали на равную с Римским власть, и яростные споры Восточной церкви проходили при скудном послушании Римского епископа. Трудности в общении и путешествиях в сочетании с разнообразием языков привели к отчуждению Западной церкви от Восточной. Однако на Западе папы все чаще играли ведущую роль даже в светских делах. В нерелигиозных вопросах они подчинялись римскому государству и префекту, а до седьмого века добивались подтверждения своего избрания от императора. Но удаленность восточных и слабость западных правителей оставляли пап главенствующими в Риме; и когда перед лицом вторжения и сенат, и император бежали, и гражданское правительство рухнуло, а папы остались стоять на своих постах, их престиж быстро возрос. Обращение западных варваров значительно расширило власть и влияние римской церкви.
По мере того как богатые и аристократические семьи отказывались от язычества в пользу христианства, Римская церковь все больше и больше участвовала в богатстве, которое приходило в западную столицу; и Аммиан с удивлением обнаружил, что епископ Рима живет как принц в Латеранском дворце и передвигается по городу с пышностью императора.9 Великолепные церкви теперь (400) украшали город. Возникло блестящее общество, в котором элегантные прелаты счастливо общались с нарядными женщинами и помогали им составлять завещания.
В то время как христианское население присоединилось к оставшимся в живых язычникам в театре, на скачках и играх, меньшинство христиан стремилось жить в согласии с Евангелием. Афанасий привез в Рим двух египетских монахов; он написал житие Антония, а Руфинус опубликовал для Запада историю монашества на Востоке. Благочестивые умы находились под влиянием сообщений о святости Антония, Шнуди и Пахомия; Сикст III (432–440) и Лев I основали в Риме монастыри, а несколько семей, еще живя в своих домах, приняли монашеское правило целомудрия и бедности. Состоятельные римские дамы, такие как Марцелла, Паула и три поколения Меланий, отдавали большую часть своих средств на благотворительность, основывали больницы и монастыри, совершали паломничества к монахам Востока и придерживались столь аскетичного режима, что некоторые из них умерли от самоотречения. Языческие круги Рима жаловались, что такое христианство враждебно семейной жизни, институту брака и бодрости государства, и полемика обрушилась на голову главного защитника аскетизма — одного из величайших ученых и самых блестящих писателей, когда-либо созданных христианской церковью.
2. Святой Иероним
Он родился около 340 года в Стридо, недалеко от Аквилеи, вероятно, из далматинского рода, и получил многообещающее имя Евсевий Иероним Софроний — «преподобный, святой по имени мудрец». Он получил хорошее образование в Трире и Риме, хорошо изучил латинскую классику и полюбил ее, как он считал, до греха. Тем не менее он был убежденным и страстным христианином; вместе с Руфином и другими друзьями он основал аскетическое братство в Аквилее и проповедовал такие советы совершенства, что епископ упрекнул его в излишнем нетерпении к естественным слабостям человека. В ответ он назвал епископа невежественным, жестоким, нечестивым, соответствующим мирской пастве, которую он возглавлял, неумелым пилотом сумасшедшего барка.10 Оставив Аквилею с ее грехами, Иероним с несколькими подвижниками отправился на Ближний Восток и поселился в монастыре в пустыне Халкис близ Антиохии (374 г.). Нездоровый климат оказался слишком тяжелым для них; двое умерли, а сам Иероним некоторое время находился на грани смерти. Не выдержав, он покинул монастырь и стал жить как анкорит в пустынном скиту, время от времени погружаясь в Вергилия и Цицерона. Он взял с собой библиотеку и не мог оторваться от стихов и прозы, красота которых манила его, как девичья прелесть. Его рассказ об этом свидетельствует о средневековом настроении. Ему приснилось, что он умер и был
меня приволокли на судейское место. Меня попросили изложить свое состояние, и я ответил, что я христианин. Но Председательствующий сказал: «Ты лжешь; ты цицеронец, а не христианин. Ибо где
