- Боже мой! Русские!
И по лестнице со второго этажа буквально ссыпался старик.
- Вы из России? - спросил он, сильно волнуясь.
- Да, из Москвы.
- Маша! Маша! - позвал кого-то старик.
Появилась небольшая миловидная старушка. Оба они были рады соотечественникам и очень взволнованны. Старик рассказал нам, что он, казачий есаул, успел выбраться из Крыма, занятого большевиками. Потом скитался по угольным шахтам в Турции, потом судьба занесла его во Францию. За всю свою трудную жизнь он сумел накопить деньги на эту жалкую лавчонку, а теперь у него с женой одна мечта: умереть на Родине. Он уже съездил в Париж и переговорил с товарищем (имя советского консула я не запомнил), и ему обещали.
В то послевоенное время авторитет Советского Союза был необычайно высок. Люди гордились тем, что они русские, и стремились на Родину. Родина принимала их, но так, что они потом жалели о своем патриотическом поступке. Я видел, в каких условиях жили эти репатрианты. Очевидную глупость наших политиков я до сих пор вспоминаю с ненавистью и болью.
Звезды, приехавшие на фестиваль, одевались роскошно, но молоденькие артистки так одеваться не могли и поэтому раздевались. Благо пляж располагался почти у порога гостиницы, надо было только перейти через узкую асфальтовую дорогу - и вы уже на великолепном пляже. Фойе гостиницы по утрам напоминало, что-то вроде бани: большое количество оголенных до предела красивых женских тел, выгодно конкурирующих с потасканными телами звезд. Мы со Стриженовым старались поскорей миновать фойе. Разглядывать обнаженных красоток, пялить на них глаза представлялось нам, советским, неприличным.
Фестивальные газеты помещали интервью с проститутками. Проститутки одобряли фестиваль, но жаловались на обилие "непрофессиональных женщин".
Успехом "Сорок первого" заинтересовался сам Жан Кокто. Он приехал в Канны и много времени просидел с нами. Сообщая об этом, фестивальные газеты не удержались от пикантного намека, что великий Кокто "был более любезен со Стриженовым, чем с русской Мерилин Монро".
Ни роскошная обстановка гостиницы "Шеритон", ни отличная еда, столь желанная для молодого организма, ни шикарные приемы, ни прекрасный пляж, на котором молоденькие пуэрториканки совершенно голенькими позировали перед фотографами и кучками зевак, не вызвали во мне желания жить во Франции стране красивой, богатой, но чужой.
"Баллада о солдате"
Я возвратился в Москву полный новых впечатлений и мыслей.
В то время мы снимали много кинокартин о войне. Были среди них и плохие, и хорошие.
Не знаю точно, когда у меня появилась мысль поставить фильм "Баллада о солдате". Должно быть, задолго до того, как я это осознал. Я думал о "Балладе", еще не зная ни ее названия, ни ее сюжета. Она жила во мне со времен войны чувством светлой печали, я ощущал ее как свой долг перед памятью тех, с кем вместе шел в бой и кто не вернулся с войны. Я помнил, какими они были, и дал себе слово когда-нибудь рассказать о них людям.
Меня огорчало, что даже в хороших фильмах были кадры с солдатами, которые шли в атаку, "красиво" умирая на глазах у зрителей. Я думал: "В этой цепи, среди атакующих, мог быть и я, а зритель, развалившись в кресле, любовался бы, как я красиво умираю". За войну я видел очень много смертей и знаю: смерть никогда не бывает красивой. Любоваться ею безнравственно. И тогда я решил, что обязательно сниму фильм о своем сверстнике - русском солдате. (В те далекие времена все советские именовались русскими.) Я еще не знал, каким будет мой фильм. Но я уже твердо решил, что в этом фильме не будет показана смерть героя - это, казалось мне, зрелище не эстетическое. У меня были придуманы некоторые сцены, но сюжет фильма складывался мучительно. Сцены рождались в моей фантазии и тотчас же исчезали: они не соответствовали тональности фильма, звучавшей в моей душе. Я придумывал новые, а от старых отказывался.
Однажды ко мне пришли друзья - Валя Ежов и Будимир Метальников.
- Хочешь, мы напишем для тебя хороший сценарий?
И они рассказали мне свой сюжет. Два председателя колхоза соревнуются между собой, к тому же они соперники: любят одну и ту же девушку-доярку. Один оказывается удачливее другого, он выигрывает соревнование. Гордая дивчина присмотрелась к обоим и выбрала того, кто получше. Удачливый председатель получает красавицу-доярку в придачу к переходящему Красному знамени. Свадьба и всеобщее ликование.
- Что, не нравится?
- Не нравится.
Ребята рассмеялись. Я рассказал им свой сюжет. Они загорелись и предложили работать вместе. Мы разошлись, условившись, что каждый из нас напишет сцену, которая ему больше других понравилась. В назначений день мы собрались и прочитали каждый свою сцену. Я - финальную сцену прощания с матерью, Валентин Ежов - сцену встречи с толстым солдатом Гаврилкиным, Метальников - встречу Алеши с Шуркой. Последнюю мы с Ежовым не приняли. Это была хорошо написанная сцена, но она была совсем из другого фильма. Мы немного поспорили, но никто никого не убедил. Дело касалось вкусов, а о вкусах не спорят.
- Знаете что,- сказал весело Будимир Метальников.- Вы давайте пишите этот сценарий, а я займусь своим. Так будет вернее.
Аргументы Метальникова были убедительны. Фантазия человека - не музыкальный инструмент, который можно настраивать на любую тональность. Мы снова пошли на "Мосфильм", и Будимир попросил исключить его из числа авторов нашего сценария. Там не поверили и, внимательно приглядываясь к нам, пытались обнаружить следы скрываемой ссоры. Мы видели это и только ухмылялись. Мы оставались, как и были, друзьями.
Мы разошлись без обид, как и должны разойтись друзья, когда видят, что работают не на одной волне. Метальников написал очень хороший сценарий "Отчий дом", а мы с Валентином Ежовым - "Балладу о солдате".
Работали мы с Ежовым дружно и весело, увлекались придуманными эпизодами и разочаровывались в них. Валентин Ежов человек веселый и легкий. Он только удивлялся:
- Вот здорово! Отбросили одиннадцатый хороший эпизод. Такого со мной еще не бывало.
- Речь идет о нашем с тобой товарище, погибшем на фронте.
Ежов это прекрасно понимал.
Хочу сказать и еще: Валентин Иванович Ежов - единственный известный мне советский сценарист, у которого хватило мудрости в то время, как другие сценаристы отстаивали свой приоритет над режиссером, публично заявить, что он пишет свои сценарии для режиссера и на режиссера, максимально учитывая его творческие особенности. И это несмотря на то, что способность увлекаться свойственна Ежову в высшей степени.
Такое заявление не только не умаляет значение сценариста, но вызывает к нему уважение, ибо свидетельствует о его глубоком понимании самой природы кинематографического процесса.
В то время, когда в кулуарах Мосфильма еще живо обсуждали, кто снял "Сорок первого", и большинство соглашалось, что первый в жизни фильм не может быть столь совершенным, мы с Валентином Ежовым работали над сценарием о солдате. Работали увлеченно. Мы оба были молодые, оба участвовали в войне, оба знали, что значит хоронить своих товарищей. Работали мы на даче у Ежова. Рядом с нами, на даче Ежова, писал свой сценарий "Жажда" поэт Григорий Поженян.
Между тем в стране происходили новые события. Никита Сергеевич Хрущев встретился с творческой интеллигенцией, и были опубликованы его руководящие высказывания. Он призвал художников создавать современные произведения и любовался елочками, обсыпанными инеем: "Вот, мол, какая у нас природа, а вы проходите мимо!" По этому поводу на "Мосфильме" состоялось открытое партийное собрание. На этом собрании наш сценарий был подвергнут серьезной критике. "Партия призывает нас снимать современные фильмы, а некоторые режиссеры работают над историческими сюжетами. Например, Чухрай. Он снимает фильм опять о войне". Я защищался.
- Еще не высохли слезы вдов, еще у меня открываются раны. А для вас Великая Отечественная война - далекая история. Стыдитесь! - говорил я.
Но зал был настроен ко мне враждебно. Мне не могли простить быстрого успеха.
- Равнение на Канны вас к добру не приведет! - кричал из зала режиссер Зархи.
- Не морочь нам голову! - говорил молодой тогда оператор Монахов.Отечественная война - это не современность, это история. А партия призывает нас делать современные фильмы.
Слово взял Григорий Васильевич Александров. Он вышел на трибуну и сказал:
- Не надо путать! Современность - это современность. Наша съемочная группа приступает к съемкам фильма "Русский сувенир". Это современный сюжет, современные костюмы, современные герои. Так отвечает старшее поколение на призыв партии!
Последние слова были покрыты аплодисментами.
А мы с Ежовым продолжали работать.
Один из вариантов сценария мы прочли в мастерской Ромма. Мастерская его осудила. Вечером того же дня мне позвонил Ромм.
