Свободные, знать
В монашеский орден мог вступить любой при условии, что он свободен. «Мы желаем знать о вас, не серв ли вы какого-либо сеньора», — уточняют обычаи Госпиталя[267]. Скрывший свое происхождение из сервов подлежал исключению из ордена. Так, рукопись устава Храма из Барселонских архивов упоминает случай с сержантом, которого потребовал к себе сеньор во время осады Дамьетты в 1250 г.[268]
Из актов передачи в дар собственной персоны, хранившихся в тамплиерском командорстве в Осере, можно узнать, что братьями Храма становились священники, приходские кюре из Сен-Жерве и бюргеры этого города[269]. Очевидно, что в тыловых командорствах, функция которых состояла в поставке бойцам на фронт продовольствия и припасов, было много нестроевого персонала — крестьян, бюргеров и ремесленников, но и большие крепости Святой земли нуждались в мастеровых братьях для ремонта оружия, снаряжения, стен.
Тем не менее ордены были организованы прежде всего с учетом интересов их боевой элиты. Исследования о составе орденов показывают, что членство в них мало привлекало высшую знать, даже в Испании, хоть там к концу средних веков король и вельможи боролись за власть над ними. Бастард королевской крови Жуан, ставший магистром Ависского ордена, в 1383 г. даже поднялся на португальский трон. Состав боевых братьев пополнялся в основном за счет мелкого и среднего дворянства. Донаторы и командоры тамплиерского командорства Ла-Сельв в Руэрге были выходцами из местного мелкого дворянства и писали свои акты на местном наречии. Более богатая знать, отныне открытая внешним влияниям, расточала свои благодеяния цистерцианскому аббатству Сильванес — посредством актов, из которых все, кроме двух, написаны на латыни[270]. Для тевтонского баллея[271] Тюрингия за XIII в. выявлены родовые связи 105 боевых братьев: 9 из них были выходцами из графских родов, 74 — из мелких дворян, служивших императору и магнатам в качестве министериалов, 10 — из среды городского патрициата[272]. Первый магистр Тевтонского ордена Герман Вальпот принадлежал к патрицианскому семейству из Майнца, а Герман фон Зальца был имперским министериалом. Эти факты подтверждаются анализом категории братьев-рыцарей в Ливонии[273].
Не слишком ошибешься, сказав, что все братья-рыцари были дворянами; было бы рискованным заключать из этого, что боевые братья-сержанты ими не были. Среди последних находили место мелкие дворяне, младшие сыновья, не посвященные в рыцари, как Пьер де Моди, принятый в орден Храма в качестве сержанта; он принадлежал к тому же знатному роду, что и его дядя Гуго де Шалон, рыцарь, который способствовал его приему[274]. В Сантьяго сержантами иногда называли сыновей рыцарей[275].
Часто утверждают, что с XIII в. в военно-монашеские ордены все больше старались допускать только законнорожденных дворян, сыновей рыцарей или по крайней мере отпрысков рыцарских родов. В этом надо разобраться и, во всяком случае, не путать орден в целом (где всегда были мастеровые братья — простолюдины) и категории боевых братьев. В испанских орденах, где была единственная категория братьев-мирян, доступ в нее для недворян действительно был закрыт. Для Калатравы difiniciones 1325 г. уточняли, что магистр не должен принимать никого, кто не был бы законнорожденным сыном дамы, рыцаря или оруженосца[276]. Генеральный капитул Сантьяго в 1259 г. исключил для недворян участие в охране замков. В то же время дворян принуждали становиться рыцарями, чтобы дать обет[277]. Орденам, где существовала категория боевых братьев-сержантов, была свойственна дискриминация по одежде, хоть та не обязательно была связана с социальным положением. Я еще буду говорить об этом в главе, посвященной знакам принадлежности в орденах.
Для Испании XV в. была характерна другая форма дискриминации. Она затрагивала всех, даже дворян, у кого в жилах текла еврейская кровь. Difiniciones 1468 г. Калатравы запрещали принимать в орден недворян и conversos — обращенных евреев или потомков обращенных евреев[278]. В 1485 г. инквизитор Теруэля возбудил дело против Брианды Сантанхель, родившейся в видном семействе conversos, обвинив ее в возвращении к иудаизму и выполнении обрядов праздника Йомкиппур. А ведь она была супругой Хуана Гарсеса де Марсилья, командора ордена Сантьяго в Теруэле с 1480 г. В этом городе, где conversos было много и они часто роднились с местными дворянскими семьями, акция инквизиции вызвала замешательство. Ее подхватил капитан города, тезка командора Сантьяго, который изгнал нескольких представителей рода Марсилья, в том числе командора, и приступил к захвату их имущества. Брианда была приговорена инквизиторами к легкому покаянию, но ее имущество было конфисковано. Однако в следующем году все уладилось. Командор вернулся и получил обратно свое имущество. Но военные ордены стали бдительными и требовали от кандидатов на вступление в орден доказательств чистоты крови (limpieza de sangre)[279].
«Аристократическая корпорация олигархического типа» — так Майкл Бёрли определил Тевтонский орден XV в. Но для того времени это можно сказать обо всех военных орденах[280].
В военный орден нельзя было вступить ни только по своему желанию, ни с согласия одного лишь местного командора. Последний должен был уведомить братьев дома о намерениях соискателя и снестись с властями ордена. В Госпитале «создать брата» мог только магистр, особенно если речь шла о брате-сержанте[281]. Но ордены развивались, сеть их филиалов расширялась, а высшая иерархия находилась на Востоке. Храм, Госпиталь, тевтонцы были вынуждены делегировать право принимать новых братьев магистрам, приорам или ландмейстерам своих провинций в Западной Европе[282]. Прием новых членов часто производил визитер, представлявший магистра на Западе.
Было бы ошибкой думать, что военные ордены принимали к себе всех подряд. Конечно, чтобы пополнить потери, понесенные в кровопролитных боях, они организовывали турне с проповедями для набора в орден. Раз в год орден Сантьяго отправлял в путь своих проповедников-вербовщиков, наделенных правом давать индульгенции тем, кто «запишется». Иннокентий IV даже разрешил превращать обет совершить крестовый поход в запись в орден Сантьяго[283]. Но в обычное время — особенно в XIV–XV вв. — ордены сообразовывали набор со своими экономическими возможностями. Магистр Сантьяго должен был давать клятву, что не примет братьев больше, чем орден может содержать. Капитул Госпиталя в 1292 г. декретировал, что
поскольку некоторые приораты имеют избыток братьев-рыцарей и донатов, никто не сможет ни создать брата-рыцаря, ни принять благородного мужа в качестве доната без особого согласия магистра, кроме как в Испании, где есть граница с сарацинами…[284]
В 1301 и 1302 гг. капитулы ограничивали количество боевых братьев, которые могут жить на Кипре, числом 80[285]. Такое же контингентирование будет происходить и на Родосе.
Соискатель после одобрения своей кандидатуры представал в воскресенье перед капитулом командорства, чтобы его приняли по точному и детально разработанному ритуалу, существовавшему отдельно от устава, кроме как у тевтонцев[286].
Бенедиктинский устав требовал, чтобы орденский обет давали только по окончании годичного послушничества. Это было перенято, но в Калатраве период послушничества начинался только после обета и вручения плаща[287]. В Сантьяго послушник должен был выучить «Отче наш», «Радуйся» и «Верую», а тевтонцы давали ему шесть месяцев, причем этот срок можно было повторить еще раз, чтобы усвоить эти азы[288]. Его обучали также уставу. У госпитальеров формально о послушничестве речи не было, но оно практиковалось. Похоже, что тамплиеры от этого отказались, хотя пример Гильома Бончелли, сержанта Храма в Ренвиле (диоцез Эврё), которому назначили испытательный срок на полгода, прежде чем он получил плащ, доказывает, что были исключения[289]. Военные катастрофы, которые ордены терпели в Святой земле, иногда вынуждали их мобилизовать послушников. Можно полагать, что годы, проведенные в тыловых домах перед отправкой на фронт, приравнивались к годам подготовки; капитулы, еженедельно собиравшиеся в каждом командорстве, имели и педагогическую функцию.
Ритуалы приема были похожими: кандидата спрашивали о его призвании, его социальном, юридическом и семейном положении; потом ему сообщали о суровости его новой жизни и санкциях, которые он навлечет на себя, если солгал. Потом он давал обет и принимал плащ, делавший его тамплиером, госпитальером или братом Сантьяго. В приеме отказывали немощным, сервам, женатым (кроме ордена Сантьяго), должникам или отлученным[290]. Тевтонский орден делал исключение для тех, кого отлучили за поддержку Фридриха II[291]. Нельзя было принимать также того, кто уже принадлежит к другому ордену[292]; но сформировалось нечто вроде прецедентной практики, позволявшей покинуть орден ради вступления в другой, более строгий. Так, из ордена Сантьяго можно было уйти в любой другой, но не наоборот[293]. Герхарду фон Мальбергу, магистру тевтонцев (1240–1244), осужденному своим орденом за то, что сохранял дистанцию по отношению к Фридриху II, папа разрешил вступить в орден Храма (чего тот, похоже, не сделал)[294]. Ависский орден — как, похоже, и орден Алькантары — принимал монахов нищенствующих орденов, что было запрещено[295]. Папа Климент VI в 1344 г. разрешил одному бенедиктинцу, уже переведенному в орден каноников святого Августина, присоединиться к Госпиталю[296].
