и драгоценных камней из черноморских портов, устанавливая низкий фрахт за их перевозку. Упоминания о вывозе жемчуга и драгоценных камней зафиксированы в течение всего периода осуществления навигации галей «линии» в Трапезунд [696]. Кризис торговли, безусловно, ограничил эту торговлю, но она не прекратилась вовсе: в 1405 г., например, мы обнаруживаем протест генуэзцев по поводу конфискации венецианцами принадлежащих первым драгоценных камней из Воспоро, Трапезунда и Перы [697]. Помимо драгоценных камней из Трапезунда вывозили шитые золотом, богато инкрустированные пояса восточного производства.
Специями, красителями, шелком, хлопком, тканями и драгоценными камнями в основном и ограничивались предметы транзитной торговли, которую иногда (как в случае с тканями) непросто отграничить от торговли местными и даже западноевропейскими товарами.
Среди местных товаров Южного Причерноморья широко представлены продукты сельского хозяйства и в их числе понтийские вина. Основными центрами их вывоза были города Трапезундской империи, агрикультура которой в значительной степени была ориентирована на виноделие [698]. Путешествующие через Трапезунд традиционно отмечали дешевизну и обилие вин в городе [699]. Виноградники приносили большие доходы трапезундским монастырям, до 82,4 (Фарос) и 87,5% (Хрисокефал) всех поступлений [700]. В середине XVII в., в окрестностях Трапезунда еще сохранялось около 31 тыс. виноградников и садов [701].
Вино экспортировалось прежде всего в Каффу и Тану, где его хронически не хватало. Северное Причерноморье в XIII–XV вв. не знало развитой культуры виноделия, вино ценилось там дорого и доставлялось даже с Хиоса и из Южной Италии [702]. Вывоз трапезундского вина в Каффу отмечен в актах Ламберто ди Самбучето [703]. Но, несмотря на большое количество вина, доставляемого туда из Лимнии и Керасунта — 8 вегет (4200 л) по одному только контракту, это упоминание единично. В XV в. трапезундские вина являются не только товаром, но и средством платежа: даже военные контрибуции генуэзцы предпочитали взыскивать вином (и лесными орехами). В 1417 г. по условиям мирного договора трапезундская сторона должна была предоставить Генуе 2500 вегет (1 312 500 л) вина в течение 2 лет. Затем, правда, генуэзский дож снизил это количество до 2000 (1 050 000 л) вегет, продлив срок платежа еще на 2 года. В документе упомянуты и сорта вин: ⅔ всего количества должны были составлять вина leixi, а остальную часть — камора или замора, красное вино [704]. Репарации не были внесены трапезундскими императорами [705]. Так как 1 ботте вина, близкая к вегете [706], в Каффе в 1441 г. стоила 310 каффинских аспров [707], то самая минимальная оценка трапезундского долга вином была бы в 1441 г. (когда долг не был выплачен) 620 тыс. аспров. Все годовое потребление вина в Каффе составляло 4720 ботти, или 22 750 гектолитров (1387), а налог в 10 аспров с ботте приносил 47 200 аспров [708]. Таким образом, только один трапезундский долг мог бы удовлетворить половину всех потребностей в вине самого крупного черноморского города, как Каффа, а стоимость этого вина превышала более чем в 13 раз один из самых значительных налогов Каффы. Даже если при исчислении репараций сумма их была резко завышена и исходила из максимальных возможностей трапезундского рынка, эти возможности были внушительны.
Несмотря на провал взыскания контрибуции, генуэзцы придавали большое значение импорту трапезундского вина, а также использовали его (ввиду значительности ввоза) как рычаг нажима на трапезундскую сторону. В 1449 г. Генуя угрожала повысить налог на ввозимое в Каффу трапезундское вино до 60 аспров за вегету. Так как это могло вести к прекращению снабжения Каффы этим вином, предполагалось наладить доставку туда вина через Хиос, Перу и Самастро [709]. Обычным налогом на вино в Каффе был налог 10 аспров с ботте [710]. В 1425–1426 г. он поднялся до 11% от стоимости [711]. Если в 1441 г. 1 ботте вина стоила, как указывалось, 310 аспров, то введенный в Каффе в 1449 г. налог составил бы 19,3% от стоимости трапезундского вина, т. е. это было бы почти двукратное его повышение. Но такой скачок нормы налогообложения таил угрозу и для самого фиска. К примеру, когда в 1350 г. Венеция резко увеличила налог на ввозимые вина Романьи и Марке, это привело к столь же резкому снижению импорта вин и большим потерям налогопоступлений [712]. И в рассматриваемом нами случае предлагаемая мера носила не фискальный, а чисто политический характер, даже в ущерб фиску. Но и сами меры генуэзских властей обнаруживают зависимость потребления Каффы от импорта вин из Трапезундской империи.
Трапезундские вина в больших количествах доставлялись также в венецианскую Тану. Трапезундские купцы располагали там правом беспошлинной торговли при продаже вина оптом [713]. Вино из Трапезунда вывозилось также на Западный Кавказ, в частности в Фассо [714]. Ситуация не изменилась и после османских завоеваний: вино и виноградная водка (раки) привозились из Трапезунда в Кефе, Керш (Керчь) и Тамань [715]. В XV в. закупками вина в Трапезунде активно занимались генуэзские торговые общества [716], но основная масса товара проходила через руки трапезундских купцов.
Кроме городов Трапезундской империи, небольшим центром экспорта вина был Севастополь (Сухуми). В 1351 г. в Каффе был введен специальный налог (10 аспров за ботте) на ввоз вин из Турции и Севастополя [717]. В XV в. этот налог составлял 11%. Компании купцов из Севастополя была тогда дана «франкизия» (освобождение от уплаты этого налога) за привезенное ими вино, так как «убыток» каффинской массарии был невелик (61 аспр) и общая стоимость вина была небольшая — 671 аспр Каффы [718]. Такой же налог платили и другие купцы, например из Симиссо [719]. Но некоторые особые сорта вин, например мальвазия, привозились западноевропейскими купцами из Верхней Романии как в Каффу [720], так и в Синоп и Самсун [721]. В целом же можно констатировать большой размах торговли вином прежде всего из Трапезундской империи.
Важное место в трапезундском экспорте занимали также высоко ценившиеся на Западе лесные орехи (понтийск. назв. — λεφτοκάρι, греч. — λεπτοκάρυον, латинск. — avellana, турецк. — фундук) [722]. Еще со времени античности понтийские орехи вывозились даже в Египет [723]. Их экспорт продолжался и в течение средневековья. В 1405 г. Клавихо и его спутники плыли из Платаны в Перу на генуэзском корабле, нагруженном лесными орехами нового урожая [724]. Барбаро сравнивал: понтийские орехи с выращиваемыми в Апулии [725]. Широко распространенная на Понте лещина стала культивироваться. В некоторых районах, как, например, в области Керасунта, орешники даже стали монокультурой, потеснив виноградники и оливы [726]. Значение экспорта лесных орехов показывают также требования репараций, предъявленные генуэзцами. Объем
