Наконец восхождение окончилось. На леднике их встретил сильный мороз. Бушевали метели, и палатку заносило таким толстым слоем снега, что по утрам приходилось раскапывать выход и соскребать лед с саней и лыж перочинным ножом. Лопари каждый день думали, что наступил конец. Даже Кристиансен порою призадумывался. «Господи, как люди сами себя мучают!» — вырвалось у него однажды.
К несчастью, в пеммикане[73] было очень мало жира. Участники экспедиции постоянно испытывали голод, и вполне понятно, что Свердрупа иногда одолевала охота съесть свои собственные сапоги. Самой тяжелой работой было устанавливать вечером палатку. Не раз при этом они обмораживали пальцы. Не лучше обстояло дело и с подготовкой инструментов для наблюдений. Метеорологические измерения производил чаще всего Дитрихсон. Он их выполнял в течение всего путешествия регулярно в определенные сроки.
Двигаясь навстречу ветру, кто-нибудь вдруг замечал, что отморозил нос, и приходилось оттирать его снегом, а там наступал черед оттирать подбородок и шею. Бывали и несчастные случаи. Кристиансен повредил колено, и несколько дней пришлось везти его на санях. Лопари, относившиеся с глубоким презрением к темным очкам, ослепли от снега, и пришлось закапывать им в глаза раствор кокаина. От яркого света лупилась кожа на лицах. Жажда мучила их не меньше, чем недостаток жиров. На кипятильном аппарате нельзя было натопить достаточно снега.
Но иногда дул попутный ветер, и тогда продвигались под парусом. Сани соединялись друг с другом с помощью палок, а в качестве мачт устанавливались бамбуковые шесты.
Надо было спешить, ведь осень будет еще суровей, чем лето, и, кроме того, они хотели до наступления зимы попасть на последний пароход, уходящий домой с западного побережья. Наконец 31 августа скрылась в тумане последняя черная скала — «нунатак Гамеля», как они ее окрестили. Теперь их окружала сплошная белая пелена, и глазу не на чем было остановиться. Единственными темными точками на белом безграничном пространстве были они сами. Как-то прилетела пуночка — последний привет с восточного побережья. Она села на снег рядом с ними, пощебетала и улетела восвояси.
5 сентября они достигли самой высокой точки — 2700 метров над уровнем моря. Но впереди сколько-нибудь заметного спуска видно не было. Все так же с трудом пробивались они вперед против холодного, пронизывающего ветра и тянули сани по тяжелой дороге.
Однажды не вытерпел Балту: «Черт возьми! Ведь здесь никто никогда не проходил, откуда нам знать, сколько еще идти до западного побережья!» Нансен пытался объяснить ему, что измерял высоту стояния солнца и что, зная точно время, можно рассчитать долготу, а зная долготу, определить расстояние до берега. Балту почесал в затылке, но, будучи человеком смышленым, поверил, что это возможно. По правде говоря, и сам Нансен не мог бы сказать точно, сколько еще осталось идти. Он начал сомневаться, не ошиблись ли они в расчетах при оценке дневных переходов, но проверять боялся, не желая огорчать своих спутников. 17 сентября исполнилось два месяца с тех пор, как они покинули «Язон». В то утро стены в палатке впервые не были покрыты инеем. И в этот же день впервые было выдано на завтрак масло. Настроение по этому поводу у всех было приподнятое, все завтракали, не вылезая из спальных мешков.
Вдруг им почудился птичий щебет. Вскоре щебет смолк, и они подумали, что ошиблись. Но, снявшись с места и отправившись в путь, они опять услышали, а затем и увидели маленькую пуночку. Она покружилась над ними, намереваясь сесть на сани, но побоялась. Опустившись на снег, она склонила головку набок, посмотрела на них, потом взлетела и исчезла вдали.
«Мы благословили двух щебечущих пуночек, одну, пославшую нам последний привет восточного побережья, и другую, встретившую нас у западного».
Теперь уже они почувствовали, что дорога пошла под уклон. С юго-востока подул свежий ветер, и они снова поставили парус. Лопари неодобрительно смотрели на эти приготовления. Они считали езду под парусом по льду просто глупой выдумкой, но вынуждены были подчиняться.
Свердруп стоял впереди и управлял первыми санями. Нансен и Кристиансен сидели сзади, скрытые от него парусом. Дитрихсон находился на вторых санях, на которых, крепко уцепившись, сидели отчаявшиеся лопари. Сперва все шло хорошо, хотя лед и был неровным. Потом бугры стали крупнее, а скорость увеличилась. На передних санях отвязался ледоруб, и Нансен осторожно подвинулся вперед, чтобы закрепить его, но тут острие лыжи врезалось ему в голень, и не успел он глазом моргнуть, как очутился на снегу. Он подхватил упавший ледоруб и пустился догонять сани. Но через несколько шагов наткнулся на жестяной ящик с драгоценными мясными припасами, а пробежав еще немного, увидал на снегу множество темных предметов: свою меховую куртку, запасные лыжи и несколько ящиков с провиантом. Делать было нечего, оставалось ждать помощи. Кристиансен тоже свалился с саней и немного погодя запыхавшись добрался до Нансена. Теперь они сидели вдвоем и ждали.
«Здорово!» — крикнул Свердруп, радуясь быстрой езде, но никто ему не ответил. Через несколько минут он повторил уже погромче: «Здорово ведь, а?» По-прежнему никакого ответа. Проехав еще немного, он закричал во всю глотку: «Ну скажите, разве не великолепно идем!» Сзади опять никто не отозвался. Теперь уж это показалось ему немного подозрительным. Он развернул сани, заглянул за парус, и тут лицо у него вытянулось.
В конце концов все нашлись. Вещи подобрали и привязали к саням. Нансен сменил Свердрупа на передних санях, и час за часом они мчались все дальше вниз. Уклон делался все круче, ветер так и свистел в ушах. Вдруг они услышали радостный крик с других саней: «Земля!»
Да, так и есть. Из снежного вихря проступила темная вершина горы, а южнее — другая, пониже. Вскоре вершины опять скрылись, но все равно они были там! Сомнений не было — экспедиция приближалась к побережью. Спустились сумерки, но людьми овладело нетерпение, они продолжали мчаться вперед. На бешеной скорости Нансен заметил в снегу поперек пути что-то подозрительно темное и длинное. В последний миг он резко свернул в сторону. Сани остановились на краю широкой трещины. Нансен встал на лыжи и пошел вперед, разведать путь. Подойдя к темному пятну, он сперва пробовал его лыжной палкой и подавал знак остальным. Нельзя было допустить, чтобы сани Свердрупа и Кри-стиансена провалились в трещину вместе со всей поклажей.
На ночлег все-таки пришлось остановиться. Они попали в местность, испещренную поперечными трещинами и глубокими пропастями. Но впереди была земля, которую они уже видели. Она высоко поднималась над поверхностью льда и простиралась на юг насколько хватало взгляда, призрачная в лунном свете.
На резком ветру не скоро удалось поставить палатку, однако праздничный ужин, который заранее был назначен на тот день, когда покажется чистая ото льда и снега земля, пришлось отложить. Они разделили на части кусочек швейцарского сыра и, усталые, забрались в спальные мешки. Только тут Нансен заметил, что обморозил все пальцы. Растирать их снегом было поздно, и теперь они медленно отходили, причиняя отчаянную боль. Он долго не мог уснуть.
Выглянув наутро из палатки, путники увидели великолепное зрелище. Горные пики и округлые вершины купались в лучах солнца. Высоко на вершинах лежал только что выпавший снег, черные борозды прорезывали его. Можно было заключить, что горы вплотную подступают к берегам фьордов. Завтрак был обильным, как никогда. Даже Равна сиял точно ясное солнышко. Он сказал, что чует запах земли и мха.
И тут они сделали неприятное открытие. Вечером все были так измотаны, что и Нансен, и Свердруп забыли завести хронометр. Они утешились тем, что раз берег так близко, то можно, пожалуй, определить долготу и без хронометра. Хуже, что они забрались в местность, окруженную со всех сторон трещинами, и всем стало не по себе при мысли о том, мимо каких ловушек они прошли в обманчивом лунном свете, полуослепшие от усталости.
Положив лыжи на сани, они пошли дальше пешком. Труднее всего было править санями. Они сдерживали их, тормозя изо всех сил, продвигаясь вперед буквально сантиметр за сантиметром. В довершение всего разразился шторм с градом, и сани стало бросать ветром из стороны в сторону.
В течение многих дней путь был таким же тяжелым, к тому же их все больше мучили жажда и голод. Но однажды Свердруп, Нансен и Кристиансен пошли на разведку. Вдруг они заметили на льду темное гладкое пятно. Да это же вода! Они поспешно спустились вниз. Так и есть — вода! Не произнеся ни слова, все трое бросились на лед, приникли к воде и пили, пили...
Теперь им было ясно, что между ними и Готхобфьордом находится огромный ледник. С попутным ветром им удалось пройти под парусом большой кусок пути вниз по склону, но дальше опять пошли трещины. Они тянулись во всех направлениях, зияя темно-синей бездной.
