Из рецептуры марксизма-ленинизма такие страны брали:
1) единоличное правление партии, монополизирующей власть, организованной на армейских началах и требующей беспрекословного себе подчинения;
2) отсутствие для этого режима правления каких бы то ни было ограничений;
3) отмена частной собственности на средства производства и сопровождающая ее национализация всех людских и материальных ресурсов;
4) пренебрежение к правам человека. Такие режимы представляли партию всемогущей и всезнающей, настаивали, что она всегда права, и не признавали ни каких пределов ее власти. Почти неизменно воплощением «партии» становился вождь, который олицетворял партийное дело и превращался в некое божество.
Существует расхожее мнение, что коммунизм рождается из бедности. В действительности дело обстоит иначе: бедные страны не делают выбора в пользу коммунизма. Нигде в мире большинство бедняков, или вообще какое-либо большинство, не отдавало своих голосов за передачу власти коммунистам. Скорее дело обстоит так, что у бедных стран понижена сопротивляемость коммунистическим захватам власти, потому что у них отсутствуют институты, которые в более богатых и продвинутых обществах преграждают путь честолюбивым диктаторам-радикалам. При отсутствии институтов, обеспечивающих богатство, особенно прав собственности и власти закона, страны остаются бедными и в то же время уязвимыми для воцарения самовластных правителей правого или левого толка. Говоря словами одного исследователя, изучавшего наиболее крайний из известных коммунистических режимов, камбоджийский, «отсутствие эффективных структур, связывавших между собой население и его сменявших друг друга лидеров, предрасположило общество к безудержному применению власти»[2]. Таким образом, те самые факторы, прежде всего беззаконие, которые удерживают страны в бедности, содействуют и коммунистическим переворотам.
Действие этих факторов имело и другие последствия. На Востоке с древнейших времен отсутствие частной собственности на землю означало, что выдвинуться и разбогатеть можно было одним-единственным способом — обратить на себя внимание верховного властителя. (В государственных должностях, соответственно, видели не службу, а средство личного обогащения). Естественно, поэтому, что на соучастие в делах коммунистических режимов, державших в своих руках всю власть и все богатство, смотрели, как на основной способ обеспечить себе общественное положение, как равным образом и благосостояние. (Это относится, конечно, и к России).
На заре двадцатого столетия европейские коммунисты недоумевали, почему это не происходит крах капитализма, предсказанный Марксом и Энгельсом. Ревизионисты решали эту проблему признанием, что в данном конкретном вопросе Маркс и Энгельс допустили ошибку. Однако для ортодоксальных марксистов такое решение было неприемлемо, потому что их учение, объявленное наукой, не позволяло мириться с какими бы то ни было отклонениями или исключениями, существовать оно могло только в своей нерушимой целостности.
Столкнувшись с этой проблемой, Ленин воспользовался работой английского экономиста Дж. А. Гобсона «Империализм», где колониальные захваты толковались как результат погони капиталистов за новыми экспортными рынками и сферами приложения капитала. Ленин развил этот тезис в книге «Империализм как высшая стадия капитализма» (1916-17), где он доказывал, что колонии играют важную роль в спасении капитализма от гибели, поддерживая его больную экономику и предоставляя возможности подкупа рабочего класса. Поэтому удар по имперским владениям великих держав становится важной составной частью современной революционной стратегии.
Трудность на пути выполнения этой задачи состояла в том, что в азиатских, африканских, латиноамериканских колониях и полуколониях капиталистических государств было мало либо вовсе не было промышленности и, соответственно, не было сколько-нибудь численно значительного промышленного пролетариата. Из затруднительного положения, когда разжигать пролетарские революции приходилось в странах, лишенных собственной индустриальной базы, Ленин стремился выйти с помощью предложенной им Второму конгрессу Коминтерна программы по колониальному вопросу, исходившей из двух посылок: 1) у этих стран есть возможность непосредственно перейти от «феодализма» к социализму, минуя капиталистическую стадию развития; 2) действующие там коммунисты могут в борьбе против иностранных империалистов вступать в союз (временный, конечно) с местной «национальной буржуазией».
Идеи Ленина встретили серьезные возражения со стороны нескольких делегатов Коминтерна из колониальных стран, для которых их национальная буржуазия была столь же ненавистна, как и иностранные империалисты. Но Ленин настоял на своем, и Коминтерн взял установку на то, что получило название «национально-освободительных» войн, в которых коммунисты, сохраняя собственные взгляды, вели борьбу за общенациональное дело и сотрудничали с другими антиимпериалистическими силами.
Попытки проводить эту политику наделе неизменно кончались провалами: рассчитывая использовать националистов в своих целях, коммунисты оказывались в положении, когда использовали их самих.
В 1918-19 годах союзные армии оккупировали Западную Анатолию и Константинополь, столицу Оттоманской империи, поверженного партнера Германии в первой мировой войне. Изгнание иностранных пришельцев было провозглашено задачей движения, которое возглавил Кемаль-паша (Ататюрк). В 1920 году Кемаль предложил Москве сотрудничать в борьбе против оккупационных держав. Москва с готовностью согласилась, и в 1921-м подписала с ним Договор о дружбе, по которому стороны обязывались совместно вести борьбу против «империализма». Следуя практике Коминтерна, Москва сочетала это межгосударственное сотрудничество с подрывной деятельностью. Недавно рассекреченный документ из архива КПСС свидетельствует, что даже во время прилюдных лобзаний с турецкими националистами Москва тайно плела заговор, направленный на их свержение. Директива, составленная Лениным в конце 1920 года, гласила:
Не верьте кемалистам; не давайте им оружия; направляйте все усилия на советскую агитацию среди турок и на подготовку прочной и способной победить своими силами советской партии в Турции[3].
Кемаль, со своей стороны, радуясь советской помощи и намечая построить однопартийное государство по советскому образцу, не имел ни малейшего намерения терпеть коммунистов на турецкой земле. Через два месяца после того, как агент Коминтерна основал Турецкую Коммунистическую партию, он и его сообщники были найдены мертвыми; их гибель почти наверняка была делом рук кемалистов.
Гораздо большее по масштабам, но сходное по своей природе фиаско советская политика потерпела в Китае. Китаю Коминтерн придавал огромное значение, и он вселял необычайно большие надежды. Европейские державы и Япония нещадно эксплуатировали эту самую многонаселенную страну мира. Эксплуатация намывала почву для ксенофобии: Китай кипел ненавистью к иностранцам, которая время от времени взрывалась насилием. Сунь Ятсен, глава Гоминьдана (Национальной партии), правившего Китаем после 1911-12 годов, восторгался Советским Союзом, который сумел стряхнуть с себя чужеземное экономическое и политическое господство. Оставаясь страной преимущественно сельскохозяйственной, Китай, тем не менее, располагал отрядами рабочего класса, занятого главным образом в легкой промышленности и сосредоточенного в Шанхае. Ленин возлагал на Китай огромные надежды, пусть и явно впадая в преувеличение, когда говорил прибывшим из Пекина дипломатам, что китайская революция, в конечном счете, свалит мировой империализм.
Чан Кайши, выдвинувшийся в лидеры Гоминьдана в 1920-е годы, находился под сильнейшим воздействием советского примера и приветствовал потоком хлынувших в Китай московских «советников». Коммунистическая партия Китая, образованная по указке Москвы в 1921 году и состоявшая почти исключительно из людей образованных и студентов, сохраняла, как того требовали правила Коминтерна, самостоятельность, но после 1923 года многие ее члены на индивидуальной основе вступили в Гоминьдан. Делали они это, следуя указаниям из Москвы, которая рассчитывала таким путем создать в Китае антиимпериалистический фронт. Этой цели соответствовали и предложенная ею Гоминьдану помощь военными и политическими советниками. Между двумя партнерами было, однако, множество разногласий, которые особенно усилились после 1925 года, когда Сунь Ятсен умер, и власть взял в свои руки Чан Кайши. В апреле 1927-го Чан Кайши исключил коммунистов из своей партии и тысячи их уничтожил.
Из такого поворота событий Сталин сделал вывод о бесполезности попыток приручить национализм третьего мира и приспособить его к коммунистическим целям. Исходя из этого, в 1928 году Коминтерн на своем VI Конгрессе отказался от политики поддержки «национальной буржуазии». С этого времени и вплоть до смерти Сталина двадцать пять лет спустя СССР резко сокращал свою деятельность в колониальных и полуколониальных странах. Соответственно, он прекратил сотрудничать с местной «буржуазией», зачислив ее в «лакеи» империалистических держав, и продолжал держаться этой позиции, даже когда колонии добивались независимости. Так, Большая Советская Энциклопедия в томе, вышедшем в 1953 году, называла Махатму Ганди «агентом британского империализма». Зато свою опору СССР видел в коммунистических партиях, легальных и нелегальных, независимо от их численности. В 1948 году по наущению Москвы коммунисты подняли вооруженные восстания в ряде стран Юго-Восточной Азии — в Бирме, Малайе, Индонезии и на Филиппинах; все они были подавлены. Преуспели коммунисты только в Индокитае (во Вьетнаме), где в 1954 году местная партизанская армия изгнала французов из северной части страны. При жизни Сталина внешняя политика СССР была сосредоточена на наращивании собственной индустриальной и военной мощи и разжигании распрей между великими державами.
