дядьями, с другой — Изяслав был в тесном свойстве со Всеволодом Ольговичем, который был женат на старшей его сестре и, по тогдашним понятиям, как старший зять заступал место старшего брата и отца. Вот почему Изяслав охотно бы видел на старшем столе Всеволода Ольговича, если бы последний, считая себя по жене старшим в семье Мстиславичей, примкнул совершенно к этой семье, ибо тогда по смерти его Киев естественно переходил к старшему по нем брату между Мстиславичами, т. е. к Изяславу. Но в таком случае Всеволод Ольгович должен был бы отказаться от рода Святославова, пренебречь его интересами, а тогда что сталось бы с его сыновьями? Внуки Олега, и между тем исключенные из рода Святославова, могли ли они ожидать, что Мстиславичи признают право их на старшинство потому только, что они происходят от внуки Мономаха; не ясно ли было, что, отставши от своего рода и не примкнув к другому, они будут отвергнуты обоими и лишены всякого участка в родовой собственности?
Таким образом, интересы сыновей должны были удержать Всеволода от измены своему роду, но те же самые интересы сыновей заставляли его щадить и Мономаховичей, ибо он видел, что они превосходят Святославичей материальными силами по самому количеству волостей, ими владеемых, и личными доблестями старшего Мстиславича, которому нельзя было противопоставить ни одного из Святославичей; видел, что только одно разъединение в этой могущественной семье дает ему надежду овладеть старшинством, но что рано или поздно Мономаховичи могут соединиться, пересилить снова Святославичей, и тогда опять что станется с его сыновьями? Между тем как, щадя Мстиславичей, он приобретал в них покровителей для своего сына, а их племянника, в чем и не ошибся, как увидим после. Притом Всеволод, как мы уже сказали, знал могущество Мономаховичей, знал, что, только поддерживая разъединение в этой семье, он может утвердиться в Киеве, и потому никак не хотел выводить Мономаховичей из терпения, что заставило бы их соединиться; напротив, ему было необходимо иметь на своей стороне самого доблестного в их роде, Изяслава Мстиславича, отвлечь его от союза с дядьями, что ему было легко сделать по такому близкому родству с ним.
Одним словом, Всеволод сознавал непрочность, шаткость своего положения и потому, смотря более вперед, решился щадить на всякий случай и тех и других, и родных братьев, и шурьев Мстиславичей, и тем поставил себя навсегда в ложное положение. Татищев {287} прямо говорит, что Всеволод, намереваясь овладеть Киевом по смерти Ярополка, сделал такой ряде братьями, что двоюродные, Давидовичи, получали Чернигов, а родные, Ольговичи, должны получить волости Мономаховичей, которых предположено изгнать в области отдаленнейшие и худшие. Такого распоряжения требовали собственно интересы Святославова рода. Но в то же время Всеволод вошел в сношение с Изяславом Волынским, обещаясь действовать в интересах семьи Мстиславовой и отдать после себя ему Киев.
Но тотчас же Всеволод испытал следствие такого двоедушия: по первому договору с братьями он должен был изгнать Мономаховичей, но вместо того он начал договариваться с ними о мире. Тогда родные его братья, обманутые в надежде получить волости Мономаховичей, требовали по крайней мере своей отчины — Чернигова: но Всеволод оставил последний город во владении Владимира Давидовича и радовался, что, таким образом поссорив родных братьев с двоюродными, останется в покое со стороны собственного рода, ибо разъединенные враждою за Чернигов Святославичи не могли быть страшны {288}.
Но не так было легко сладить с Мономаховичами: увидав Ольговича в Киеве, дядья начали ссылаться с племянниками, чтобы сообща противодействовать унижению рода; Юрий приехал в Смоленск к племяннику Ростиславу Мстиславичу, которого он любил за неучастие в борьбе братьев с дядьями и за постоянное уважение к последним {289}.
Видя, с одной стороны, расположение дядей к соглашению, а с другой — двоедушие Всеволода в поступке его с братьями, Изяслав Мстиславич не стал более верить ему и не поехал в Киев, когда зять звал его туда для переговоров {290}. Тогда Всеволод решился предупредить Мономаховичей и действовать открыто против них в пользу своего рода. Здесь мы должны обратить внимание на роль, которую играют Ростиславичи Галицкие в великой борьбе за старшинство.
Оба брата, Володарь и Василько, умерли в 1124 году, и оба оставили по двое сыновей {291}: Володарь — Владимира и Ростислава, Василько — Григория и Иоанна. Самый замечательный из них, о котором всего чаще будет речь впоследствии, был старший Володаревич — Владимир, или Владимирко. Этот князь по своему характеру был совершенно в уровень своему положению. Окруженный со всех сторон соседями, гораздо сильнейшими его, далеко отошедший от господствующих линий на Руси, Владимир только в необыкновенной изворотливости, хитрости, неразбирании средств, игре договорами и клятвами видел свое спасение и силу. Он начал свое политическое поприще ссорою с братом Ростиславом, которого непременно хотел выгнать, чтобы одному владеть отцовскою областию и таким образом быть в состоянии противиться могущественным соседям. Но этому намерению воспрепятствовал Мстислав, в. к. киевский, и двоюродные братья Васильковичи.
Когда Мономаховичи были соединены и, след., сильны, Владимир с братьями соединяли свои дружины с полками старшего Мономаховича; когда же, по смерти Ярополка, началась тройная усобица между Мстиславичами, Юрием и Черниговскими, тогда-то открылось Володаревичу обширное поле деятельности. Мы видели, что Ростиславичи, принужденные ограничиться только одною, частию Владимирской области, Галициею, смотрели, однако, на всю область как на свое достояние и потому постоянно враждовали с потомством Изяслава и Игоря Ярославичей. Теперь, когда обе эти линии сошли со сцены и владимирский стол перешел в род Мономахов, теперь всякий из Мономаховичей, который сидел во Владимире, необходимо должен был подвергаться вражде Ростиславичей, особенно если этот князь отличался доблестями и, след., был тем для них опаснее. Вот почему, когда Всеволод Ольгович решился с родом своим выгнать Мономаховичей с западной стороны Днепра, Владимир был в союзе с Ольговичем против Изяслава Мстиславича Волынского. Но намерение Всеволода застать врасплох Мономаховичей и не дать им соединиться не удалось.
Хотя Юрий, раздосадованный отказом новгородцев идти на Ольговича, ушел назад в Ростовскую землю, однако войско, посланное на Изяслава ко Владимиру, возвратилось безо всякого успеха; дружина Андрея Владимировича Переяславского разбила Святослава, Всеволодова брата, который хотел приобрести Переяславль для себя, а Мономаховича прогнать в Курск. Ростиславичи — Василькович и Володаревич, пользуясь невзгодою Мономахова потомства, хотели продать свою дружбу волынскому князю дорогою ценою и потому призвали его к себе для переговоров; но Изяслав не был склонен к уступкам, и дело кончилось ничем {292}.
Однако Изяслав (которого
