я за
выход из Союза». «Мы посчитали все „за“ и „против“ Союза, — предупреждал Альберт Галлатин Браун, конгрессмен от Миссисипи, — и просим вас вернуть наши права [в Калифорнии]. Если же вы откажетесь, то я стою за то, чтобы взять их вооруженным путем». Сейчас свобода Юга поставлена на карту, точно так же как и в 1776 году, ибо, по словам одного конгрессмена из Алабамы, «власть, диктующая своим гражданам, какую именно собственность государство может им позволить, будь то волы, лошади или негры… является деспотической и тиранической» [116]. В Палате представителей между северянами и южанами порой происходили драки. Сенаторы тоже не отставали: Джефферсон Дэвис якобы вызвал на дуэль конгрессмена от Иллинойса, а другой сенатор от Миссисипи, Генри Фут, во время жарких дебатов вытащил заряженный револьвер. В конце концов отчаявшийся Конгресс принял специальное правило, позволяющее избрать спикера простым большинством голосов, и Кобб был назначен на этот пост в шестьдесят третьем раунде. Так знаменательно начались 1850-е годы.
Находился ли Союз в серьезной опасности? Действительно ли южане желали выйти из его состава, или это был блеф, рассчитанный на получение уступок? Фрисойлеры были убеждены в последнем. Чейз не обращал внимания на «непрестанный призыв к сецессии». Джошуа Гиддингс назвал это «бравадой», призванной «запугать „мягкотелых“, которые только того и хотят». Сьюард заметил, что «недовольные южане… думают принудить нас к компромиссу. Полагаю, что президент захочет помериться с ними силами, как генерал Джексон хотел сделать с „нуллификаторами“» [117].
Тейлор в самом деле намеревался бросить вызов блефу южан, если это, конечно, был блеф. В своем послании Конгрессу в январе 1850 года он призывал к принятию в состав штатов Калифорнии немедленно и Нью-Мексико при первом удобном случае. Тейлор никогда не отступал от этой позиции. Когда Тумбз и Стивенс обратились к нему как к южанину, предупреждая его, что Юг «не перенесет» такого оскорбления, Тейлор потерял терпение. В непарламентских выражениях он объявил им, что лично возглавит войска, чтобы обеспечить исполнение закона, и повесит любых предателей, включая Тумбза и Стивенса, с той же безжалостностью, с какой он вешал шпионов и дезертиров в Мексике. Впоследствии Тейлор говорил одному из своих сторонников, что первоначально считал янки зачинщиками в раздорах Севера и Юга, однако за время пребывания в должности убедился, что южане отличаются «нетерпимостью и склонностью к мятежу», а его бывший зять Джефферсон Дэвис является «главным заговорщиком» [118].
Президентские угрозы были для Юга пустым звуком. Как сообщал один конгрессмен из Иллинойса: «Дело плохо. Боюсь, что наш Союз в опасности» [119]. Сам Кэлхун находил конгрессменов-южан «более решительными и смелыми, чем когда-либо. Многие признают себя сторонниками сецессии, а еще большее количество полагает, что практически бессмысленно возлагать надежды на что-либо иное». Возможно, Кэлхун и сгущал краски. Те, кто объявлял себя сторонниками сецессии в чистом виде, кто презирал янки, считая, что между Севером и Югом существуют неразрешимые противоречия, кто заслужил ярлык «пламенных ораторов» из-за своего пафосного признания южного сепаратизма, по-прежнему оставались в меньшинстве даже в Южной Каролине. Большинство, включая и самого Кэлхуна, сохраняло, по крайней мере, «робкую надежду» на менее радикальное средство решения проблемы, чем сецессия. В случае Кэлхуна, правда, эта надежда была крайне робкой. Сейчас дело обстоит так, писал он в частном письме 16 февраля 1850 года, что южные штаты «не могут без риска остаться в составе Союза… и существует (если вообще существует) очень небольшая вероятность каких-либо перемен к лучшему». Тем не менее, и Кэлхун, и другие представители южан продолжали требовать «своевременных и эффективных» уступок от Севера, дабы избежать сецессии [120].
Дамокловым мечом над Конгрессом навис грядущий конвент делегатов рабовладельческих штатов, призванный «изобрести и принять средства сопротивления северным агрессорам». Так принес, наконец, плоды столь долго вынашиваемый Кэлхуном проект объединения южан. Страдая от начавшейся чахотки, которая сведет его в могилу за пять месяцев, этот верный сын Южной Каролины на сей раз остался в тени, позволив выйти на первый план представителям Миссисипи. На межпартийной встрече в Джэксоне в октябре 1849 года была достигнута договоренность о созыве конвента в Нашвилле в следующем июне. Не было больших сомнений насчет цели данного мероприятия: там должен был быть образован «нерушимый фронт» южных штатов, «представляющий… Северу вариант ликвидации партнерских отношений», если янки не прекратят нарушать права южных штатов. Уже зимой хлопковые штаты Нижнего Юга и Виргиния выбрали делегатов на этот конвент. Несмотря на то, что виги Верхнего Юга воздержались от участия, это движение набрало ход, достаточный для того, чтобы встревожить многих американцев [121].
В разгар кризиса на сцену еще раз вышел Генри Клэй, предложивший откупиться от угроз южан, как он уже два раза делал в 1820 и 1833 годах. Последовавшие в 1850 году дебаты стали самыми знаменитыми за всю историю Конгресса. Партию первой скрипки с Клэем делили Кэлхун и Дэниел Уэбстер, другие два члена великого сенатского триумвирата, на протяжении нескольких десятилетий определявшего политическую жизнь Америки. Все трое родились во время Войны за независимость. Все трое посвятили себя сохранению наследия отцов-основателей: Клэй и Уэбстер как сторонники национального единства, а Кэлхун как сторонник регионального самоопределения, предупреждавший, что Союз останется неделимым, только если Север и Юг будут равноправны. Все трое испытывали неоднократное крушение надежд на президентское кресло. Все трое исполняли свои лебединые песни: Клэй и Уэбстер как творцы компромисса, а Кэлхун как зловещее воплощение катастрофы (даже после своей смерти в конце первого акта). Некоторые восходящие звезды политической сцены также сыграли запоминающиеся роли в этой эпической драме: сенаторы Стивен Дуглас, Уильям Сьюард, Джефферсон Дэвис и Салмон Чейз.
29 января 1850 года Клэй представил Сенату проект восьми резолюций. Первые шесть из них он сгруппировал попарно, причем каждая пара содержала уступку обеим сторонам. В первой паре Калифорния признавалась штатом, но оставшаяся часть бывшей мексиканской территории «безусловно и неограниченно» становилась рабовладельческой. Вторая пара резолюций разрешала пограничный спор между Техасом и Нью-Мексико в пользу последнего, а Техасу предоставлялась компенсация в виде принятия на себя федеральным правительством долговых обязательств, выданных за период существования Техаса как независимой республики. Этот шаг уменьшал вероятность выделения отдельного рабовладельческого штата из состава Техаса, но в то же время стабилизировал его материальные ресурсы [122]. Многие сторонники интересов Техаса были из среды южан, а лидером влиятельного лобби по этой статье Компромисса 1850 года был представитель Южной Каролины. Третья пара резолюций Клэя призывала к упразднению работорговли в округе Колумбия, однако гарантировала там существование рабовладения. Если эти шесть предложений являлись больше
