и искусства. Рим встретил его возвышение с радостью, как возвращение гульденского века Льва. Бембо пророчествовал, что Климент VII будет лучшим и мудрейшим правителем, которого когда-либо знала Церковь.23
Он начал очень милостиво. Он распределил между кардиналами все бенефиции, которыми пользовался, что дало ему ежегодный доход в 60 000 дукатов. Он завоевал сердца и преданность ученых и книжников, привлекая их к себе на службу или поддерживая подарками. Он справедливо вершил правосудие, свободно давал аудиенции, оказывал благотворительность с меньшей, чем Леонин, но более мудрой щедростью, и очаровывал всех своей любезностью по отношению ко всем людям и сословиям. Ни один папа не начинал так хорошо и не заканчивал так плачевно.
Задача обеспечить безопасный курс между Франциском и Карлом в войне почти на смерть, в то время как турки захватывали Венгрию, а треть Европы была в полном восстании против Церкви, оказалась слишком сложной для способностей Климента, да и для Льва тоже. Великолепный портрет Климента в начале его понтификата, выполненный Себастьяно дель Пьомбо, обманчив: он не проявлял в своих действиях той твердой решимости, которая, кажется, проступает на его лице; и даже на этой картине некая слабая усталость видна в усталых веках, опускающихся на угрюмые глаза. Клемент сделал нерешительность политикой. Он довел размышления до крайности и считал их не руководством к действию, а его заменителем. Он мог найти сотню причин для принятия решения и сотню против него; словно буридановский осел восседал на папском троне. Берни сатирически высмеял его в горьких строках, пророчащих суд потомков:
Папство, состоящее из комплиментов, Дискуссия, рассмотрение, покладистость, Кроме того, тогда, но, да, хорошо, возможно, Haply, and such like terms inconsequent…. О свинцовых ногах, о прирученном нейтралитете…. Если говорить чистую правду, то вы доживете до этого момента. Папа Адриан прославился благодаря этому папству.24
Он взял себе в советники Джанматтео Гиберти, который был сторонником Франции, и Николауса фон Шёнберга, который был сторонником империи; он позволил своему разуму разрываться между ними; и когда он принял решение в пользу Франции — всего несколько недель до французской катастрофы в Павии — он обрушил на свою голову и свой город все хитрости и силы Карла, и всю ярость полупротестантской армии, развязанной на Рим.
Климент оправдывался тем, что боялся власти императора, владеющего Ломбардией и Неаполем, и надеялся, что, встав на сторону Франциска, он обеспечит французское вето на беспокойную идею Карла о создании Генерального совета для решения церковных дел. Когда Франциск спустился через Альпы с новой армией из 26 000 французов, итальянцев, швейцарцев и немцев, захватил Милан и осадил Павию, Климент, давая Карлу заверения в верности и дружбе, тайно подписал союз с Франциском (12 декабря 1524 года), привлек к нему Флоренцию и Венецию и неохотно дал победоносному Франциску разрешение на сбор войск в папских государствах и на отправку армии через папскую территорию против Неаполя. Карл так и не простил обмана. «Я отправлюсь в Италию, — поклялся он, — и отомщу тем, кто меня обидел, особенно папе-изгою. Когда-нибудь, возможно, Мартин Лютер станет весомым человеком».25 В тот момент некоторые считали, что Лютера сделают папой; несколько человек из окружения императора советовали ему оспорить избрание Климента на основании незаконнорожденности.26
Карл послал немецкую армию под командованием Георга фон Фрундсберга и маркиза Пескары, чтобы атаковать французов под Павией. Плохая тактика свела на нет французскую артиллерию, а ручное огнестрельное оружие испанцев стало посмешищем для швейцарских пик; французская армия была почти уничтожена в одном из самых решительных сражений в истории (24–5 февраля 1525 года). Франциск вел себя галантно: пока его войска отступали, он бросился вперед в ряды противника, устраивая королевскую резню; его лошадь была убита под ним, но он продолжал сражаться; наконец, совершенно измотанный, он не мог больше сопротивляться и был взят в плен вместе с несколькими своими капитанами. Из палатки среди победителей он написал своей матери послание, которое так часто цитируется наполовину: «Все потеряно, кроме чести и моей шкуры, которая цела». Карл, который в это время находился в Испании, приказал отправить его в качестве пленника в замок под Мадридом.
Милан вернулся к императору. Вся Италия чувствовала себя в его власти, и одно итальянское государство за другим давало ему разнообразные взятки за разрешение продолжать существование. Климент, опасаясь вторжения императорской армии и революции против Медичи во Флоренции, отказался от французского союза и подписал договор (1 апреля 1525 года) с Шарлем де Ланнуа, вице-королем Неаполя от имени Карла, по которому папа и император обязывались оказывать друг другу взаимную помощь; император будет защищать Медичи во Флоренции и примет Франческо Марию Сфорца в качестве императорского наместника в Милане; папа заплатит Карлу, за прошлые обиды и будущие услуги, 100 000 дукатов (1 250 000 долларов?),27 которые были крайне необходимы для имперских войск. Вскоре после этого Климент стал потворствовать заговору Джироламо Мороне с целью освободить Милан от императора. Маркиз Пескары раскрыл его Карлу, и Мороне был заключен в тюрьму.
Карл относился к пленному Франциску с кошачьей медлительностью. Смягчив его почти одиннадцатью месяцами учтивого заключения, он согласился освободить его на невыполнимых условиях: король должен отказаться от всех французских прав, действительных или предполагаемых, на Геную, Милан, Неаполь, Фландрию, Артуа, Турень, Бургундию и Наварру; Франциск должен снабдить Карла кораблями и войсками для экспедиции против Рима или турок; Франциск должен жениться на сестре Карла Элеоноре; и король должен отдать Карлу своих старших сыновей — десятилетнего Франциска и девятилетнего Генриха — в качестве заложников за выполнение этих условий. По Мадридскому договору (14 января 1526 года) Франциск согласился на все эти условия с торжественными клятвами и мысленными оговорками. 17 марта ему было разрешено вернуться во Францию, оставив вместо себя в качестве пленников своих сыновей. Прибыв во Францию, он объявил, что не намерен выполнять обещания, данные под принуждением; Климент, опираясь на каноническое право, освободил его от клятв; И 22 мая Франциск, Климент, Венеция, Флоренция и Франческо Мария
