Мы никогда не узнаем имя первого человека, выдолбившего ствол дерева и оттолкнувшего его от берега.
Навеки останется неизвестным имя того, кто первым осмелился покинуть берег, который населяли его родичи или соплеменники, и уйти в море.
Останется неведомым и имя первого человека, догадавшегося привязать к мачте шкуру или ткань, с тем чтобы использовать силу ветра.
Мореходство существует испокон веков. Мы можем только гадать, когда именно оно началось.
Да и что удивительного: издавна говорили, что, быть может, правильнее было бы именовать нашу планету «Вода», или «Море», или «Океан» и рассматривать сушу как некую странную аномалию, занимающую в конце концов не так уж много места в безбрежных просторах Мирового океана.
Профессор Томас Якобсон из университета в Индиане в США нашел недавно свидетельства тому, что в Греции примерно 90–95 веков назад была уже хорошо известна профессия моряка!
В Франшти, в Пелопоннесе, в слоях примерно девяти-тысячелетней давности, а может быть, и несколько постарше, он разыскал кусочки обсидиана.
Как показали исследования, обсидиан этот был «родом» с острова Мелоса (Милоса). И, следовательно, для того чтобы доставить на материк это черное вулканическое стекло, из которого так удобно было выделывать ножи, скребки, тесла и прочие необходимые в хозяйстве предметы (люди еще не знали металлов), была одна дорога — по морю. И преодолеть нужно было 130 километров. А всего древние мореплаватели проделывали минимум 260 километров: 130 туда и 130 обратно.
Добавим, что эти Улиссы неолита, как называет их Якобсон, уже занимались разведением овец, сеяли хлеб и ловили рыбу: об этом свидетельствуют бараньи и овечьи кости, зерна злаков и косточки тунца, найденные ученым.
И Крит, и многие другие острова Эгейского моря, и Мальту — это наглядно показали раскопки — люди населяли примерно с IX тысячелетия до нашей эры. Но ведь не посуху они туда добрались!
В одной из своих статей Тур Хейердал имел все основания написать: человек поднял парус раньше, чем оседлал коня. Он плавал по рекам с шестом и веслами и выходил в открытое море задолго до того, как стал ездить на колесах по дороге.
Сейчас это не вызывает ни малейших сомнений.
Кстати говоря, исследования пещеры Франшти помогли разыскать следы древнейших поселенцев Балкан. Пробы, взятые со дна пещеры, засвидетельствовали: за 20 тысяч лет до нашей эры, в эпоху верхнего палеолита, поселились они в этом большом — 200 метров в длину — гроте. Охотились, занимались рыболовством. На протяжении добрых 17 тысяч лет, по сути, без перерывов жили здесь люди — вплоть до третьего тысячелетия до нашей эры.
За эти тысячелетия менялись и климат, и условия существования, менялись и совершенствовались техника производства орудий, сами орудия. Открывали для себя новые горизонты и люди. Далеко ушли они в развитии от охотников палеолитических времен. В слоях, относящихся к VI тысячелетию до нашей эры, археологи нашли остатки ремесленной мастерской. В ней изготавливали ожерелья из морских ракушек, которые, вероятно, шли на обмен. Нашли каменные зернотерки, хорошо отшлифованные топоры, зубила, скребки.
…Мы знаем: на протяжении по меньшей мере пяти веков, начиная со второго тысячелетия до нашей эры, на Средиземном море господствовал Крит. В отличие от Египта и Месопотамии, строивших речные суда с округлым днищем, кораблестроители Крита сооружали килевые корабли. Устойчивые и крепкие, позволявшие ходить не только на веслах, но и под парусами, они бороздили Средиземное море из конца в конец.
На Мальте, где издревле шла торговля, во многих других пунктах на пути из Крита в Африку археологи находят ныне горшки и вазы древних критян. Наведывались критские моряки и в славный город Тарсис, или Таршиш, в споре о котором немало было сломано копий, в том числе уже и в наши времена. До сих пор остается неясным, где именно находился этот пиренейский город — в устье Гвадалквивира, неподалеку ли от Севильи, или в окрестностях позднейшего города Ксерес де ла Фронтера. Но то, что этот крупный, богатый город, своего рода перевалочный торговый пункт, существовал — в этом сейчас ученые не сомневаются. Равно как и в том, что путь туда был хорошо известен кносским морякам.
Отваживались критские мореходы ходить и к туманным берегам Британии, где находились крупные разработки олова, столь необходимого для получения бронзы; и к неким островам в Атлантике, которые впоследствии древние греки назовут «Счастливыми», уверяя, что на этих островах «…пробегают светло беспечальные дни человека, ни метелей, ни ливней, ни хладов зимы не бывает, сладко-шумно летающий веет зефир, Океаном с легкой прохладой туда посылаемый людям, блаженный». Ныне эти острова известны под именем Канарских.
Да, еще в давние времена — и этим во многом объяснялось его могущество и великолепие — Крит выступал как держава, ведущая международную торговлю. Эта торговля включала не только обычные в Эгеиде оливковое масло, вино и хлеб, не только бронзовые изделия, не только поистине бесчисленные керамические изделия и не менее изобильные украшения, но и испанское серебро в брусках, корнуэльское олово, прибалтийский янтарь, африканскую слоновую кость. В далекой Англии, в слоях, относящихся к XVII веку до нашей эры, археологи обнаружили металлические бруски, которым была придана бытовавшая в это время на Крите форма ласточкиного хвоста; нашли и украшения, как две капли воды похожие на те, которые Шлиман откопал в Трое.
Соль, кожи, утварь, предметы роскоши, бесконечные изделия ремесла — все то, чем обменивались жившие в Средиземноморье многочисленные племена и народы, товары, доставляемые сюда из других мест, вся эта обширная и необходимая торговля осталась, разумеется, и после того, как сошел с исторической сцены Крит.
Его место — это доказано новейшими исследованиями — заняли Микены.
Когда Шлиман сто с небольшим лет назад, раскапывая древний холм, расположенный на том месте, где некогда стоял дворец микенских царей, в одном из его нижних слоев нашел страусовое яйцо, — а страусы, как известно, в Греции никогда не водились, — он многого еще не знал. Ему еще предстояло обнаружить маленькую обезьянку из голубого стекла, на плече которой окажется штемпель владельца безделушки фараона Аменофиса II, царствовавшего примерно с 1448 по 1420 год до нашей эры. Попадется ему и великолепный скарабей, некогда принадлежавший царице Тайе, супруге фараона Аменофиса III (1422–1375 годы до нашей эры).
Изучение Микен еще только начинается. И Шлиман ничего не ведает ни о существовании великолепной коллекции Микенских ваз, которую еще предстоит найти ученым в сокровищнице Тутмоса III, мужа и престолонаследника знаменитой древнеегипетской царицы Хатшепсут, ни об иных великолепных образцах микенской керамики, которые сыщутся на Кипре, в Сирии, Палестине, на острове Сицилии, на Мальте, в Сардинии, в Испании. Он ничего не знает ни об испанском серебре, ни о прибалтийском янтаре, ни о нубийской слоновой кости, которые вскоре обнаружат в микенских гробницах. Ему и в голову не приходит, что микенские греки — ахейцы, подобно критским мореходам, уже весьма рано отваживались хаживать в открытое море.
На полпути между Аргосом и Коринфским перешейком находятся Микены. Немногое сохранилось здесь от тех времен, когда по этой земле ступали цари. О былом великолепии свидетельствуют лишь руины циклопических стен да главный вход во дворец, так называемые «Львиные ворота», перед которыми в изумлении замирают посетители. Сохранилось и несколько «сокровищниц».
Еще Шлиман обнаружил в Микенах девять древних гробниц. Пять из них представляли собой шахты-могилы и находились внутри кольца крепостного вала, остальные четыре имели куполообразную форму и находились вне крепостных стен.
Огромные клады нашел Шлиман в этих могилах. Не так уж в конечном итоге важно, что он ошибся, считая, будто ему «удалось разыскать погребения, в которых были похоронены (об этой трагической истории рассказал Гомер в «Одиссее») один из героев Троянской войны, микенский царь Агамемнон, Кассандра, Эвримедон и их друзья, умерщвленные во время трапезы Клитемнестрой, женой Агамемнона, и ее любовником Эгистом».
Последующие исследователи исправили его ошибку, погребения были действительно царскими, но они относились к более ранним временам. Вероятнее всего, к XVII веку до нашей эры.
15 золотых диадем насчитал ученый в одной лишь первой могиле, золотые венки и украшения. Потом пошли и другие находки — золотые пластины с великолепным орнаментом из изображений животных, золотые украшения, опять-таки диадемы, украшения из горного хрусталя, геммы из сердолика и аметиста, кубки и ларчики из золота, золотые маски и нагрудные изделия…
Он нашел перстни с печатями, браслеты, тиары, пояса, множество золотых цветов и пуговиц.
