А Гитлер? Разве не мог бы он царить после первых успехов? Потрясающих успехов! Разрушил кабальный Версальский договор, уничтожил безработицу, поднял экономику и укрепил армию. Собрал в единый рейх населенные немцами земли сопредельных государств. Без единого выстрела! Что же заставляло его спешить со все новыми экспансиями? Кто-то подсказывал ему: соседи вооружаются более быстрыми темпами. Но ради скорого перевооружения нужны внутренние займы. А как отдать их? Как избежать финансового кризиса? Только за счет военного грабежа. Все это тоже подталкивало за пределы обустроившейся было Германии. К тому же «внутренний голос» внушал Гитлеру, что он скоро умрет и не успеет осуществить даже малой доли задуманного. В его душе царил страх перед упущенным временем. Бесовская суета была явным признаком одержимости. В сентябре 1939 года Гитлер говорил своим генералам: «При сложившемся положении вещей… можно считать, что время с большей вероятностью является союзником западных держав, нежели нас».
И еще одно диавольски лукавое противоречие. Гитлер пугал соплеменников теснотой Германии. Многократно повторял: на одном квадратном километре нас 140 человек. С какой стати в России на каждого в восемнадцать раз больше земли?! Он рассуждал точно так же, как и современные политики мировой демократии. Идея нехватки пространства также была диаволь-ской подсказкой. Обманом. Сама Германия разоблачила его после войны, прекрасно наладив хозяйственную жизнь в своих границах. Но Гитлер нагнетал истерию. Что делать? — пафосно вопрошал он. И отвечал: расширять жизненное пространство! Воевать. Но для этого немцев слишком мало… А дальше — по кругу. Больше рожать — воевать — захватывать ресурсы — наращивать мощь — снова и снова воевать — до полного овладения миром… Так увеличивалось не жизненное, а погибельное пространство.
Тема массовых жертвоприношений известна сейчас в основном в связи с понятием «холокост». Ведь само это слово обозначает «жертвенное всесожжение». В книге «От Герцля до Рабина», изданной в Израиле, признается, что еврейские историки намеренно придают метаисторический смысл исключительно страданиям своего народа. «Лагерь уничтожения Освенцим, который и заключенные, и охранники называли «анус мунди» (задний проход мира), претерпел процесс существенного изменения («от скверны к святости»)…» Конечно, евреи были жертвами. Но — далеко не только они одни. И если некоторые ученые доказывают, что число еврейских потерь в шесть миллионов намеренно завышено, то потери Советского Союза (основное число погибших — славяне) никто преувеличивать не собирается. Скорее, наоборот.
Характерен рассказ Ф. Сетина, исследовавшего проблему потерь СССР по документам главного российского военного архива. «Однажды, накануне обеденного перерыва, из отдельного читального зала отгороженного от нас глухой стеной, вышла группа молодых людей. В этом зале работали люди с особо секретными документами.
Как потом выяснилось, это были офицеры Генерального штаба… Как офицер в отставке и фронтовик, я потянулся к ним; в столовой, в курилке или комнате отдыха то и дело включался в общую беседу с коллегами. Из обрывков разговоров я понял, что они занимаются подсчетом безвозвратных потерь наших войск за время войны… как мне сказали, предыдущая группа высчитала цифру более чем в тридцать миллионов. «Наверху» эту цифру не приняли. «Слишком много», — сказали. И сформировали новую группу».[49]
Наверно, слишком просто сказать, что таким образом скрывается низкий уровень командования Красной армии. Хотя было, наверно, и такое. Дело в том, что, размышляя над нашими колоссальными, часто неоправданными потерями, поневоле возникает «крамольный» вопрос: а каковы были мотивации тех, кто гнал эту «серую скотинку» на убой?
Командиры понимали: положив в атаке весь батальон, полк, дивизию и не выполнив поставленной задачи, лично они не пострадают. Зато не выполнить задачу и отступить с живыми бойцами могло означать для командира трибунал. Такой был порядок. Не Бога, а Сталина боялись. А сам генералиссимус? Наверно, категориями жертвоприношений он не мыслил. Просто приносил жертвы, исходя из своих мотиваций… Но мотивации эти диктовались из некоего незримого центра, которому попущена власть над грешными душами. Вот одна из главных. К 1941 году не были искоренены еще люди, помнившие старую Россию, те, кто не верил каждому слову комиссаров. Война стала хорошим средством для «прополки».
В 1941 году военное руководство страны получало типовые доклады: «В соседних полках отмечены разговоры такого содержания. Сейчас 50 % колхозников настроены против Советской власти. Наши генералы кричали, что будут бить врага на чужой территории, а делается все наоборот. Русский народ продали генералы» (ЦАМО РФ. Ф. 358. Оп. 5914. Д.1. Л.3).
«Конечно, и Сталин, и Жуков, и Мехлис были едины в том, что таких солдат, ведущих такие разговоры, надо смело бросать в бой, заставлять идти в атаку в полный рост — и обязательно — «до последнего человека». Это и происходило — не только в 1941-м под Москвой, но и в 1945-м, на Зееловских высотах и в Берлине… В августе 1945 года маршал Жуков поразил генерала Эйзенхауэра, будущего президента Америки, откровенным рассказом о марксистско-ленинском методе преодоления немецких минных полей. Цитируем прославленного Жукова: «Когда мы подходим к минному полю, наша пехота проводит атаку так, как будто этого поля нет. Потери, которые войска несут от противопехотных мин, считаются всего лишь равными тем, которые мы понесли бы от артиллерийского и пулеметного огня. Атакующая пехота подрывает противопехотные мины. Когда она достигает дальнего конца поля, образуется проход…»
«Я представил себе, — пишет Эйзенхауэр, — что было бы, если бы какой-нибудь американский или британский командир придерживался подобной тактики… Американцы измеряют цену войны в человеческих жизнях, русские — во всеобщем «очищении» нации»[50].
В СС готовили настоящих жрецов для человекоубийственных ритуалов: «Трагедия величия состоит в том, что нужно нагромождать трупы».
Гитлер был возмущен тем, что Паулюс не покончил самоубийством: «Что теперь есть жизнь? Жизнь — это народ, а индивидуум должен умереть… В понимании Гитлера всемирная история должна была протекать по безжалостному сценарию, созданному им из смеси книг Карла Мая, дневников Вагнера и описаний сражений, взятых из учебников».
Фон Манштейн писал о Гитлере: «Его образу мыслей более импонировало зрелище груд окровавленных трупов противника перед нашими неприступными позициями, чем образ умелого фехтовальщика, уклоняющегося от выпадов нападающих, чтобы в нужный момент нанести смертельный удар»…
«Действительно, вся его политическая карьера, и не только в последние годы, когда фюрер, чтобы продолжать войну на уничтожение, вынужден был поддерживать себя уколами, демонстрировала совершенно необычайную целеустремленность, скрытую за беспорядочным фасадом» [20].
Биограф Гитлера Иоахим Фест считает: «Уже после зимы 1941 года он знал, чем все это кончится. И осознанно потащил за собой страну в пропасть».[51]
Еще в начале 30-х годов он говорил: «Погибая сами, мы увлечем с собой в бездну еще и половину мира». В 1945 году впору было вспомнить эти слова. «Чтобы создать атмосферу жесточайшей непримиримости, Гитлер в феврале дал Имперскому министерству пропаганды указание так подвергать нападкам и оскорблять в личном плане государственных деятелей коалиции, «чтобы они были лишены возможности сделать немецкому народу какое-либо предложение».
По свидетельству историков, как и в ранние годы, когда Гитлер обрел самоуверенность именно в кризисные периоды, так и теперь с каждым новым поражением у него возрастала вера в себя. Свою силу и опору он черпал именно в катастрофах. Точнее, подпитывался за счет принесенных жертв.
Даже грядущие военные триумфы представлялись ему в каком-то танатократическом духе. «На границах империи — от скалистых берегов Атлантики и до русских равнин, — провозглашал Гитлер, — будут возведены величественные мемориальные «Тотенбурги» — «Крепости мертвых».
Он не хотел мира. Но по другую сторону фронта, в Англии, Америке, СССР правители делать мирных предложений и не собирались. В демократическом мире звучали призывы к тотальному уничтожению немцев. Черчилль предлагал начальнику Генерального штаба «поразмыслить над вопросом об удушающих газах». Лондонская «Джейли Геральд» опубликовала статью священника Уиппа: «Лозунгом должно быть их истребление. Для этой цели наша наука должна сосредоточиться на открытии новых, еще более ужасных взрывчатых веществ. Проповедник Евангелия не должен поддаваться таким чувствам, но я откровенно заявляю, что если бы я мог, я стер бы Германию с карты мира. Это дьявольская раса, которая была проклятием Европы на протяжении веков».
