Именно Каппель возглавил армию в Сибирском ледяном походе. Так назвали белогвардейцы отступление колчаковских армий. Он наводил порядок в отступавших частях, пытался вдохнуть бодрость в бойцов, чтобы отступление не превратилось в бегство. В туманном сорокаградусном морозе, как в бреду, шли люди, забывшие, что такое теплая изба, путавшие день с ночью, утолявшие голод горстью муки или куском мерзлого сырого мяса. Шли люди с обмороженными черными лицами, удивленно озиравшиеся, если воздух не разрезали пулеметные очереди и винтовочные залпы. Армия призраков, верившая лишь генералу Каппелю.
Сильно похудевший, с покрытыми инеем бородой и усами, такой же голодный и промерзший, как и его солдаты, Владимир Оскарович требовал от себя только одного – спасти армию. Министр сибирского правительства Георгий Гинс в своих воспоминаниях отмечал, что когда Каппель приказывал идти вперед – все шли, не задумываясь над тем, куда именно они идут. Армия верила своему командующему. Каппель все время был в авангарде. Плохо одетый, в разбитых сапогах, он вместе со своими бойцами прокладывал дорогу в глубоком снегу. И однажды случилось непоправимое – генерал провалился в сугроб по пояс. Промерзшие ноги вдруг обожгло, как огнем, бурки стали страшно тяжелыми. К нему бросились, помогли выбраться из сугроба…
Ноги через несколько минут покрылись коркой льда. До ближайшей деревни оставалось больше семидесяти верст. И он шел, не показывая вида, а ноги коченели, теряли чувствительность. Начался сильнейший озноб, временами Владимир Оскарович терял сознание. На третьи сутки его, не приходящего в себя, на коне довезли до первого человеческого жилья – таежной деревни Барги. Здесь доктору пришлось простым ножом, без анестезии сделать ампутацию обмороженных пяток и некоторых пальцев на ногах Каппеля. Один из его близких друзей, полковник Василий Вырыпаев вспоминал уже в эмиграции: «Вносят Каппеля в теплую избу, снимают валенки. До самых колен ноги твердые, как дерево, не гнутся. Часть пальцев уже умерла – спасти их нельзя. “Ампутировать немедленно”, – говорит врач. На другое утро генерал пришел в себя. “Доктор, почему такая адская боль в ногах?” И, услышав ответ, закрывает глаза…».
У богатого мехопромышленника каппелевцы нашли большие удобные сани, в которые хотели уложить больного прооперированного генерала. Услышав это, Владимир Оскарович удивленно взглянул на окружающих и немедленно потребовал своего коня. Сжавшего зубы от боли, бледного, худого, страшного генерала на руках вынесли во двор и посадили в седло. Он выехал на улицу – там шли части его армии. Преодолевая мучительную боль, Каппель выпрямился и приложил руку к папахе. Он отдавал честь тем, кого вел, кто не сложил оружия в борьбе.
Стоять и ходить Владимир Оскарович уже не мог. На ночлегах его осторожно снимали с седла и вносили на руках в избу, где, чуть обогревшись, он, лежа в кровати, приступал снова к обязанностям Главнокомандующего. Генерал вызывал своих офицеров, отдавал приказания. Так продолжалось больше недели. Состояние Каппеля ухудшалось – жар не спадал, пропал аппетит, временами он терял сознание. Сосредоточившись на обмороженных ногах, врачи не обратили внимания на появившийся у генерала кашель.
Держаться в седле он уже не мог, и его снова уложили в сани. 21 января 1920 года, чувствуя, что силы его оставляют, Каппель отдал приказ о назначении генерала Войцеховского Главнокомандующим армиями Восточного фронта. Вместе с властью над войсками Владимир Оскарович передал ему также орден Святого Георгия, сняв его со своей груди. Незадолго до смерти он вручил генералу Войцеховскому обручальное кольцо, попросив передать его жене.
Трагичная история. И у любого нормального человека вызовет чувство жалости к блестящим русским офицерам, героям Первой мировой войны. Не за поместья и заводы сражались георгиевские кавалеры, молодые поручики, штабс-капитаны и полковники. За свои убеждения. Ничего другого у них не было. Они не могли не проиграть. Потому что их вожди, блестящие русские военачальники, оказались слабыми политиками, и когда дела застопорились, прибегли к проверенному средству – кнуту. С его помощью можно достичь определенных успехов. Белые достаточно близко подобрались к Москве. Но с помощью одного только кнута победить нельзя.
Двадцатый год – прощай, Россия
Мы идем на чужбину с высоко поднятой головой, в сознании выполненного до конца долга.
Генерал Врангель
Я не случайно вынес в название этой главы строки известного эмигрантского поэта Николая Туроверова. Они точнее всего отразили последний этап Гражданской войны в стране. Тогда всем уже стало ясно: Белое движение терпит крах. В феврале большевики расстреляли в Иркутске адмирала Колчака. В марте, после Новороссийской катастрофы, генерал Деникин сдал командование барону Врангелю. За границу ушли остатки войск Юденича и Миллера. Добровольческая армия все еще старалась удержать Крым – последний клочок Русской земли, не попавший пока под власть большевиков. Генерал Туркул, командовавший в то время Дроздовской дивизией, в своих мемуарах писал: «Полчища, то чем только и могли они нас подавить – валы цепей, находящие друг на друга, двигались атака за атакой. Грудь Белой армии была разбита». С этим трудно не согласиться.
А вот гражданское население Крыма до последнего дня пребывало в состоянии блаженного неведения. Чтобы не создавать паники и почвы для активизации и без того вовсе не пассивного большевистского подполья, газета «Время» специально взяла интервью у генерала Слащева, в котором тот со свойственной ему хвастливостью заявил: «Жители могут быть вполне спокойны. Армия наша настолько велика, что одной пятой ее состава хватило бы на защиту».
Он ненавязчиво напомнил всем о собственных подвигах, когда он удерживал красных с четырехтысячным корпусом. Но тогда против Слащева было три дивизии, а не пять армий. Крым поверил и жил спокойно. Работали кинотеатры, в Таврическом дворянском собрании ставили пьесы лучшие актеры России из числа сбежавших от большевиков. В рядах же белых армий царили совсем другие настроения (легко представить, какие именно).
Лишь самые дальновидные жители полуострова уже начали подыскивать места на пароходах и покупать валюту. Крымский рубль, хоть и сильно обесценился, но еще конвертировался по курсу 600 тысяч за один фунт стерлингов. Катастрофа 8 ноября 1920 года для многих грянула как гром среди ясного неба. Интересно, что даже в штабе Врангеля, где знали о положении дел на фронте лучше городских обывателей, не предполагали, какое преимущество обеспечили себе большевики. На 25 тысяч белогвардейцев красные обрушили 200-тысячную группировку войск. Конечно, барон понимал, что долго выстоять одна область против целой страны не сможет, но и он не ожидал, что развязка произойдет столь стремительно. 10 ноября на совещании с участием командира первого армейского корпуса генерала Кутепова было решено начать эвакуацию тылов. Для этого были реквизированы все коммерческие суда, находящиеся в портах. Стали грузиться лазареты, некоторые центральные учреждения.
Через французского посланника графа де Мартеля правительство Врангеля обратилось к властям Франции с просьбой о предоставлении убежища. Для предотвращения беспорядков, организуемых коммунистами, из работников штабов создавались команды, вооруженные винтовками и гранатами. Началась выдача населению документов на выезд из страны. В ночь на 12 ноября рухнули последние рубежи обороны. План эвакуации был к тому времени уже разработан, распределены корабли между частями, выделены транспорты для семей военнослужащих, тыловых и правительственных учреждений. Поручик Марковской дивизии Аркадий Слизской вспоминал спустя несколько лет: «Последний день. Через несколько часов мы должны покинуть последний клочок русской земли. Почувствовать сердцем весь трагический смысл этих слов я еще не мог. Это произошло гораздо позднее, когда ослабла надежда на возвращение, когда стало ясно – эмиграция навсегда».
Чтобы обеспечить быструю и планомерную погрузку, решили проводить ее в разных портах. Корниловской, Марковской и Дроздовской дивизиям было приказано отходить к Севастополю, кубанским казакам – в Феодосию, а донцам – в Керчь. Штабу Врангеля удалось организовать эвакуацию по всем правилам военной науки. Даже несмотря на свое десятикратное превосходство, части красных были измотаны боями. Понимая, что белогвардейцам нечего терять и они будут сражаться до последнего патрона, Фрунзе направил Врангелю радиограмму с предложением капитулировать на особых условиях. Сдавшимся гарантировались жизнь и неприкосновенность, а тем, «кто не пожелает остаться в России, – свободный выезд за рубеж при условии отказа под честное слово от дальнейшей борьбы».
