Уже в XI в. вполне определилось местопребывание лукоморских половцев. Они были разбиты в первом большом походе русских в степь в 1103 г. Однако, судя по тому, что во второй половине XII в. Лукоморцы начинают играть весьма заметную роль в жизни степи, полностью эта орда уничтожена не была. К тому же находки каменных статуй «промежуточной» группы в районе предполагаемого расположения основного массива Лукоморцев на речке Молочной, впадающей в Азовское море, также свидетельствуют в пользу того, что жизнь здесь не замирала и в первой половине XII в. Правда, довольно длительное время орда, как и орда Боняка, оставалась безвестной. Она не принимала участия в военных действиях, и на нее – ослабленную и разбитую на аилы – не имело смысла ходить в походы (взять с разоренных аилов было нечего). Однако постепенно мирное существование приводило к экономическому укреплению входивших в орду куреней и аилов. И это, в свою очередь, привело к увеличению ее военного потенциала.
На западных от Приднепровья землях, помимо орды «диких половцев», о которой мы говорили в предыдущей главе, где-то в степях бассейна Буга локализовалась крупная куманская орда. Под 1159 г., видимо, именно об этой орде писал летописец. Русский приднестровский князь Иван Берладник, заключив военный союз с половцами (естественно, с ближайшей к нему ордой), ходил на «подунайские земли», взял там «товара много» и затем, по словам летописца, «пакостяше» галицким рыбакам, подойдя к галицким городам Кучелмину и Ушице. Однако он не разрешил половцам взять и ограбить эти городки, и обиженные кочевники отошли от него: «…разгневашеся половци, ехашаот Ивана» (ПСРЛ, II, с. 497).
Второе сообщение под этим же годом также, видимо, касается этой орды. В нем даются немногочисленные, но весьма любопытные сведения. Во-первых, указываются размеры орды - 20 тыс. человек. Во-вторых, в тот год во главе ее стоял хан Башкорд. В-третьих, он назван отчимом вщижского князька Мстислава Владимировича, «бе бо мати его бежала в половци и шла за него (Башкорда. – С. Я.)» (ПСРЛ, II, с. 501). Летописец специально подчеркивает, что мать бежала в степь, т.е. второй раз вышла замуж «самоволкой». Это было нарушение установившихся за прошедшие сто лет отношений Руси с кочевниками. Русские князья никогда не отдавали своих дочерей замуж за ханов, хотя сами часто женились на знатных половчанках. В данном случае безотказно действовал неписаный закон средневековья: в тех случаях, когда кочевые правители стояли во главе сильных государственных объединений, владетели соседних оседлых государств не только брали из степи жен, но и отправляли своих дочерей и сестер в жены степному властителю, подчеркивая этим свое равноправие с ним. Можно безошибочно судить о степени влиятельности кочевого объединения по тому, брали ли жен из него или вообще не роднились с ним и, что особенно существенно, отдавали ли в него своих родственниц. Так, не известно ни одного случая браков русских князей с дочерьми вассальных черных клобуков, переяславских торков или черниговских коуев. С «дикими половцами» и со всеми остальными половецкими ордами русские князья охотно роднились. Начиная со Святополка, взявшего за себя дочь Тугоркана в 1094 г., браки с половчанками стали, по-видимому, частым явлением среди русской знати и особенно князей, которым постоянно нужны были союзники и наемники в войнах. Характерно, что Святополк женился на дочери половецкого хана после сокрушительного поражения, которое он потерпел от будущего тестя. Несмотря на то что в момент женитьбы русский князь был слабее, он не отдавал в степь свою дочь или сестру, а, наоборот, брал из степи девушку. Этот акт был официальным признанием кочевых соседей в качестве достаточно самостоятельной и влиятельной «организации». Однако в целом сила и международный вес половецких ханов были значительно меньше, и ни один из них за все время пребывания в южнорусских степях половецких орд и объединений так и не смог получить в жены русскую княжну. Вот потому-то уникальная история матери Мстислава Владимировича и нашла отражение в летописной записи.
Интересно, что хан Башкорд вовсе не считал себя обязанным помогать своему «сыну», перейдя на сторону Изяслава, воевавшего в тот год с Мстиславом Владимировичем, а также с Владимиром и Ярославом, которые стремились выгнать его с киевского стола. В то же время и Мстислав не жаловал своего степного «родича». Когда половцы вслед за Изяславом отступили от осажденного Белгорода к Юрьеву, русские князья (в том числе и Мстислав) послали за ними в погоню берендеев «и много их изоимаша берендичи и гюргевичи и ино их во Рси истопе» (ПСРЛ, II, с. 502). Очевидно, «самовольное» родство не признавалось ни в степи, ни в русских княжествах.
Западнее Буга отдельные степные районы Подунавья начали также осваиваться половцами-куманами (Голубовский, 1889). Есть сведения, что первая группа, или «волна», куманов осела в 90-х годах XI в. на реке Прай. Еще одна группировка кочевала в Добрудже. Вероятно, именно на них посылал Изяслав свои полки в 1153 г. на реку Сирет. Возможно, что половцы частично уже утвердились и на южном берегу Дуная. После смерти византийского императора Алексея Комнина (1118 г.), бывшего отважным воином и хитрым политиком, умевшим держать «варваров», с которыми приходилось сталкиваться, под своим контролем, половцы вторглись в Болгарию и заняли долину вокруг городка Видина, а в 1122 г. они разрушили город Гарван (древнюю Диногетию), также находившийся на левом берегу Дуная. В середине XII в. Оттон Фризенгентский писал, что половцы кочуют вместе с печенегами в Подунавье на востоке от Венгрии, за Трансильванией. Тогда же появилось в источниках упоминание об одном из нижнедунайских бродов, названном Куманским. Все это свидетельствует об активном освоении куманами придунайских долин и пастбищ. В конце XII в. русский летописец вполне определенно называл эту группировку Подунайцами (запись 1190 г.).
Какие же черты характеризуют половецкое общество, внутреннюю и внешнюю политику половцев в первой половине XII в.?
Прежде всего это очевидное разделение половецкого и куманского объединений на разрозненные самостоятельные орды. Каждая орда имела определенную территорию кочевания. Во главе орды стоял правящий род – курень, в котором выделялась семья (аил, кош) главного хана. Наибольшим влиянием и властью, как правило, в степях пользовались и при жизни, и даже после смерти наиболее сильные и деятельные в военном деле ханы – военные предводители. Однако в годы, о которых рассказывается в данной главе, у половцев нет выдающихся ханов-воителей. Во всяком случае, их не называют летописцы, повествующие о событиях, происходивших в южных русских княжествах и в степи. Так, с 20-х по 60-е гг. в летописных записях фигурируют всего три половецких хана: Селук (1128 г.), Боняк (1140 г.) и Башкорд (1159 г.). Рассказ о Сырчане и Атраке помещен в летописи много позже – в записи 1201 г.
Отсутствие имен конкретных лиц вовсе не означает, что русские князья совершенно не общались со степью. Наоборот, общение было постоянным и весьма активным. Только характер его полностью изменился. На Руси в те десятилетия начались разъединяющие ее междоусобицы. Они особенно усилились после смерти Владимира Мономаха: столкновения двух «лагерей» – Мономаховичей и Ольговичей – стали фактически ежегодными. При этом первые обычно привлекали для борьбы «своих поганых», т.е. черных клобуков, а Ольговичи – половцев, продолжая начатую еще Олегом Гориславичем жестокую политическую игру, в которой от половецких набегов страдали подданные не только чужих, но и своих княжеств. Половцы обычно не разбирали, кого грабить: попав с разрешения князя на русские земли, они в качестве компенсации за помощь увозили все, что попадалось им в руки, и ежегодно угоняли сотни и тысячи пленных. Кроме того, в качестве «помощников» являлись порой не только воины той или другой орды, но и вся орда полностью: женщины, дети, старики, рабы, стада. Именно в таком составе, например, пришел на русскую землю хан Башкорд, упомянутый нами выше (он привел с собой весь наличный состав орды – 20 тыс.). Такая «помощь» была особенно обременительной, так как стада начисто вытаптывали и уничтожали посевы.
Поскольку, как говорилось, междоусобные склоки велись постоянно, то и военная добыча половцам поступала регулярно. А это, естественно, способствовало укреплению экономической базы половецких орд.
Уже в 1128 г. Всеволод Ольгович для борьбы с сыновьями Мономаха Мстиславом и Ярополком просил помощи у хана Селука, который не замедлил прийти с семью тысячами воинов к черниговской границе (за городок Вырь). Правда, в том году дело кончилось, видимо, благополучно для русских людей, поскольку половцы, не получив повторного приглашения от Ольговича, «бежаша усвояси» (ПСРЛ, II, с. 291).
Много трагичнее развернулись события в 1135 г. в междоусобице Ярополка, ставшего в 1133 г. киевским князем, с тем же Всеволодом Ольговичем. Всеволод позвал на помощь своих братьев и половцев и повел их прежде всего на Переяславское княжество (родовую вотчину Мономаховичей), «воююче села и городы», «люди емлюще, а другие секуще» (ПСРЛ, II, с. 296). Так дошли они почти до Киева, взяли и зажгли Городец, расположенный на левом берегу Десны примерно в 10-15 км от стольного города.
