Ренно шагнул было к ней, но тут же остановился. Она сама должна была выбрать, какие между ними будут отношения.
Девушка могла коснуться его рукой, но прошла мимо, даже не взглянув в его сторону. Истинная дочь сенека, Йала прошла хорошую школу и дословно исполнила волю отца. Ренно для нее больше не существовал, и он почувствовал себя как тогда, в детстве, когда мать окунала его в ледяную воду.
Гонка последним простился с Эйбом. Великий сахем научился стрелять из подаренного пистолета, хотя все же предпочитал лук и стрелы. Великий сахем пожелал Эл-и-чи доброго пути и повернулся к старшему сыну.
Ренно знал, что отец заметил поступок Йалы.
Гонка положил руку на плечо сына.
Ренно было приятно. Пусть кто-то не любит его, потому что он не был рожден сенека, но он был таким же членом этого народа, как любой другой. Сегодня он получил огненную дубинку, которую возьмет с собой в путешествие. Может, настанет день, и отец Йалы передумает, и тогда они с Ренно будут вместе. До тех пор ему нечего стыдиться ни себя, ни клана медведя, ни всего народа.
Сначала путники держались обычного бега сенека, но Эйб не мог долго двигаться в таком темпе, и братья пошли шагом. Во второй половине дня они остановились на берегу ручья и наловили рыбы себе на ужин.
Молодые люди шли через лес прямо на восток, наслаждаясь погодой, охотой и обществом друг друга. За последние месяцы Ренно и Эйб стали друзьями и питали друг к другу величайшее уважение. Теперь Эйб учился индейскому способу ходить по дикому лесу, не оставляя следов.
На следующий день устроили охоту, и Эл-и-чи настрелял столько дичи, что им должно было хватить на несколько дней.
- Ты станешь хорошим стрелком, - сказал Эйб, - не таким, как твой брат, но не хуже наших ополченцев.
Они задержались еще на полдня, решив искупаться, и по мере того, как путешествие подходило к концу, все больше жалели о предстоящей разлуке.
- Пойдем со мной в форт Спрингфилд, - предложил Эйб, - Мама угостит вас нашей едой.
Ренно вдруг испугался, сам не зная чего, и покачал головой. Даже если видения матери были точны, и ему предстоит сыграть особую роль в укреплении дружбы между сенека и чужестранцами, родными его по крови, он еще не был готов к встрече с ними. Придет время, и маниту дадут ему знак.
Путники вышли на опушку леса на западном берегу реки Коннектикут и остановились. Эйб посмотрел на форт.
- Вот наш город. Может, пойдем к нам?
- Когда-нибудь, - ответил Ренно. - Не сейчас.
Братья простились с Эйбом и ушли обратно в темный лес. Надо идти домой, решил Ренно. Вид высокого бревенчатого дома почему-то встревожил его. Он и понятия не имел, что именно здесь Гонка нашел и взял его с собой, перед тем, как сжечь старый форт.
На следующий день, в воскресенье, Эйб Томас вместе с родителями пошел в церковь. Обадия Дженкинс был так рад видеть его, что позабыв про проповедь, поздоровался с юношей и пригласил на кафедру, рассказать о своем путешествии.
Эйб предпочел бы оказаться на поле битвы, но отказаться было бы невежливо.
- Я почти полгода провел с сенека, и не считаю их дикарями. Они добрые люди, и я люблю их. Я верю им. Я горжусь, что у меня есть настоящие друзья в этом племени. Когда-нибудь мы будем больше доверять друг другу, и, надеюсь, заключим настоящий союз.
Обадия Дженкинс подумал, что такие слова звучат намного убедительнее, чем его проповедь о братстве. После окончания службы люди окружили Эйба и принялись расспрашивать его.
- Хорошо, что вы сами не превратились в дикаря, молодой человек, - с усмешкой сказала Ида Элвин. - Дебора просила передать, что соскучилась, но осталась дома, потому что у нее болит голова.
Эйб собрался с духом.
- Может, она не станет возражать, если я зайду повидать ее на этой неделе.
Улыбка тетушки Иды была лучшим приглашением.
Полковник Вильсон отвел Эйба в сторону и выслушал короткий предварительный доклад, и пока Милдред ждала мужа, Агнес Хиббард подошла к ней.
- Мы с Томом едем домой, и я сразу начну готовить воскресный ростбиф. Мы взяли коляску, так что обед сегодня не запоздает.
Если бы Хиббарды знали, что их ждет впереди!
Они ехали по пустынной дороге вдоль берега реки, как вдруг множество индейских воинов окружили коляску. Двое остановили кобылу, а третий подхватил вожжи.
Том Хиббард потянулся за винтовкой, лежавшей на задней скамье, но могучий воин оглушил его плоской стороной каменного томагавка.
Агнес тоже хотела взять винтовку, но дикари схватили ее, она пробовала кричать, но слышалось только тихое всхлипывание. Каменный нож рассек ей горло, и хлынула кровь.
Один из воинов оскальпировал ее, другой наклонился, чтобы снять скальп с Тома.
- Не трогай его, сын мой, - резко приказал голубоглазый командир отряда. - Он видел, что на нас желтая и зеленая краска сенека. Пусть расскажет об этом всем остальным. Пойдем скорее. Впереди еще много работы,
Гурон повиновался и скрылся в зарослях вместе с Золотым Орлом.
Тридцать семь воинов отлично справились с заданием. Алан специально выбрал время для нападения, когда большинство колонистов находились в церкви.
В итоге два фермера были убиты, оба из луков, потому что гуронам было строго запрещено использовать огнестрельное оружие. В обоих домах остальных членов семей, в том числе детей, связали и заткнули им рты, но не ранили, и оставили в живых, чтобы те могли рассказать о жестоких сенека.
Потом Грамон поджег ферму, обитатели которой находились в церкви.
Тем не менее француз был немного раздосадован. Он хотел взять хотя бы одного пленника, ребенка, если б подвернулся подходящий случай. Он привык выполнять задуманное до конца, но теперь, после поджога, нужно было как можно скорее уходить обратно в лес.
Грамон повел людей обратно к реке, где в зарослях были спрятаны их каноэ, когда на пороге маленького домика увидел молодую женщину.
Дебора Элвин от ужаса не могла двинуться с места. И вдруг она закричала.
Алан де Грамон не раздумывал.
- Схватите женщину! Мы забираем ее с собой.
Исчезновение такой красивой блондинки, несомненно, вызовет гнев англичан. Дело было сделано, и зерна вражды между колонистами и сенека должны принести отменные плоды. Оставалось только не дать раскрыться обману, который мог послужить причиной начала военных действий между французами и англичанами.
Полковник доверял подчиненным и даже не обернулся в сторону домика, направляясь к берегу.
Воины бросились к дому и влетели внутрь. Дебора даже не успела достать винтовку.
Она боролась, кусалась, царапалась и брыкалась, но стоило закричать, как индеец больно ударил ее по лицу. Дебора окаменела, потому что до сих пор никто не смел так с ней обращаться, и не успела опомниться, как во рту у нее оказался кляп, а колени и запястья были связаны ремнями из сыромятной кожи. Один из воинов перекинул Дебору через плечо, другой поджег дом и оба побежали к поджидавшему их каноэ.
С другого каноэ прокричали приказ, обе лодки вышли на реку и двинулись вверх по течению.
Через некоторое время обе лодки пристали к западному берегу. Воины вышли на берег, вытащили каноэ и разбили так, что ими уже нельзя было пользоваться. Дебора заметила, что индейцы вооружены металлическим ножами европейского производства, но пока не могла оценить всю важность своего наблюдения.
Один из воинов снова поднял ее, легко перекинул за спи ну, и отряд скрылся в лесу.
Дебора с грустью думала о том, как жестоко ошибалась, надеясь, что колонистам удастся найти способ установить дружеские отношения с коренными жителями Северной Америки. Лицо все еще горело от сильного удара, ремни больно врезались в колени и запястья, и Дебора пусть с опозданием, но все же пришла к выводу, что тетушка Ида была права. Колонисты находились в Новом Свете в безопасности только тогда, когда силой изгоняли индейцев с их земли.
Вдали послышался сигнал тревоги, поданный из форта, но было уже слишком поздно.
Колонисты, стоявшие в церковном дворе, первыми прибежали в форт, где встретились с фермерами из отдаленных поселений. Первым делом люди принялись тушить горящие дома. Ополченцы по бревнышку разобрали руины, оставшиеся от домика Иды Элвин, но тела Деборы так и не нашли. Она пропала, и скорее всего, была захвачена в плен.
Расспросили тех, кто видел индейцев, и все они, от детей, оставшихся сиротами, до безутешного Тома Хиббарда, повторяли одно и то же.
Лица воинов были зеленого и желтого цвета.
Обадия Дженкинс первым высказал ужасную мысль, пришедшую в голову каждому, кто был знаком с индейцами.
- Нападавшие, - сказал он во время совещания в кабинете полковника в форте, - должно быть, сенека.
- Не верю, - твердо возразил Эйб Томас.
- Почему? - спросил Эндрю Вильсон.
- Потому что Гонка, великий сахем, и все члены совета очень хорошо относились ко мне - да и ко всем нам. Великий сахем хочет, чтобы у нам были хорошие отношения, и я не верю, что он задумал такое, когда разговаривал со мной.
