Рис. 88. Проектный рисунок «путивльского» чеха 1675 г., и севский чех 1686 г.
Выпуск чехов начали подготавливать еще при Алексее Михайловиче около 1675 г. в Путивле, но осуществить его удалось лишь в правление царевны Софьи в 1686 г. на устроенном в г. Севске монетном дворе. ля вырезывания штемпелей разыскали человека, ранее занимавшегося этим делом на службе у гетмана Дорошенко, который одно время имел монетный двор в с. Лысянка на Киевщине для чеканки поддельной польской монеты. На «чехах» обозначалось место чеканки — г. Севск, а длинная надпись — титулы и имена Ивана и Петра Алексеевичей — была передана латинскими начальными буквами всех слов. Кратковременная чеканка чехов производилась, по-видимому, способом «вальц-верк», больше никогда в России не применявшимся (прокатка тонкой полосы металла между валками, на которых выгравированы штемпельные изображения лицевой и оборотной сторон).
Рис. 89. Серебряные копейки. 1,2 — Федора, 3 — Ивана к 4, 5 — Петра Алексеевичей (до 1696 г.).
Последствия реформ 1654–1663 гг . Народ надолго запомнил медные деньги Алексея Михайловича и сохранил недоверие и неприязнь к ним. Неудачный опыт 50-х гг. оставил будущей реформе дурное наследство, так как предстояло так или иначе ввести в обращение разменную медную монету. Однако, говоря о зависимости, существовавшей между реформами Алексея Михайловича и Петра, нужно отметить, что в некоторых отношениях между ними имеется полная преемственность. Возвращение к монетной системе 1534 г. выглядело как отступление правительства от намеченной программы. Но важнейшим завоеванием реформы было крушение старых порядков и правовых норм в денежном деле. С правом свободной чеканки было покончено. Чеканка монет стала государственной привилегией — исключительным делом государства. Переделка ефимков в копейки теперь давала казне более основательные доходы. Однако иностранные покупатели русских товаров, отдававшие в казну ефимки по цене в 40–50 копеек, тоже не оставались в накладе и получали свою долю барыша. Их доходы и доход государства от чеканки монеты основывались на свирепой эксплуатации крепостных крестьян и занятых в разных промыслах работных людей.
Рис. 90. Шведские медные монеты 1626 и 1628 гг. из клада, открытого в Колтушах близ Ленинграда.
Рубль в последней четверти XVII в . В годы правления старшего брата Петра I — Федора Алексеевича (1676–1682) сохранялся прежний вес копейки; серебряный рубль содержал около 46 г серебра. Очередное снижение веса произошло, по-видимому, в первый год регентства царевны Софьи: вес серебра в рубле понизился до 38 г. Серебряные монеты — копейки и денги — выпускались раздельно от имени каждого из братьев-царей, Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича. Вероятно, это объясняется тем, что традиционное изображение всадника на монетах считалось изображением государя, а монетная легенда — как бы истолкованием этого изображения. Эта же практика продолжалась, по-видимому, до смерти Иоанна Алексеевича (1696), когда Петр стал единовластным государем.
В последней четверти столетия вблизи Нерчинска была открыта серебряная руда и началась ее разработка. Новое производство осваивалось с большими трудностями, и добыча в течение многих лет оставалась совершенно ничтожной. Производство монеты по-прежнему полностью зависело от ввоза серебра из-за границы.
Смешанное обращение . К концу XVII в., помимо сохранявшихся особенностей денежного хозяйства Украины, где существовало смешанное обращение иноземной и русской монеты, такое же явление, но в менее ярких формах, наблюдается на западе, в находившейся под властью Польши Белоруссии. Как показывает состав многих кладов, ее население знало русскую монету и пользовалось ею.
Длительная борьба Русского государства за исконные русские земли на северо-западе страны наложила заметный отпечаток на местное денежное обращение, в котором «переслаивались» то русские, то шведские монеты. Временами возникало и смешанное обращение, например, талеров вместе с копейками. Такой смешанный клад происходит из Пулкова. Известно большое число «чистых» кладов серебряных копеек XVI–XVII вв. и кладов медных шведских монет XVII в., обнаруженных в Ленинградской области.
Мордовки. Во многих коллекциях можно встретить грубые подражания допетровским монетам, изготовлявшиеся из грязно-серого металла, а изредка и из серебра, и почти всегда проколотые. У собирателей они получили название «мордовки» — по имени одного из народов Поволжья. «Надписи» на них обычно не читаются: это просто орнамент, составленный из подобия букв. Производство их в Поволжьи породила потребность в привычных, традиционных украшениях для одежды, ставшая ощутимой, вероятно, еще в XVII в., когда серебряная копейка сильно измельчала, и особенно возросшая после реформы Петра I. Восходя как к прообразу к монете, эти подражания в местной среде, в Поволжье, имели по-видимому, даже платежное применение (разумеется, неофициальное) и поэтому встречаются там и в виде кладов. Однако немногие виды наиболее старых «мордовок» из хорошего серебра могут относиться еще к последним временам Казанского ханства, где потребность в русской монете временами вызывала производство полноценных подражаний за счет местных ресурсов серебра. Такие подражания встречались в кладах Поволжья времени Грозного.
Рис. 91. Кадашевский монетный двор. Открыт в 1701 г. Рисунок конца XVIII в.
Реформа Петра I и развитие русской монетной системы
Значение реформы. При Петре I эксплуатация «монетной регалии» получила характерные для абсолютной монархии черты. Борьба за монопольное обладание монетным металлом и за управление денежным обращением в интересах государства приобрела гораздо более последовательный и острый характер, чем прежде. Доходной и вполне безопасной статьей стала чеканка неполноценной медной монеты.
Значение денежной и монетной реформы Петра в истории России начала XVIII в. огромно. Достаточно сказать, что она быстро положила конец обособленности денежного обращения Украины. «Монету старовечную польскую во всей Малой России… вывел и выгубил;… а на то место своею медной и сребрною, дробною и твердою (т. е. мелкой и крупной) красным кунштом изданною наполнил Малую Россию монетою» — записал о Петре украинский летописец XVIII в. С. Величко. Точно так же эта реформа смело решала вопрос и о быстрейшем включении экономики Прибалтики в русло экономики Русского государства. Военная обстановка, перевооружение армии, создание флота, строительство каналов и гаваней, большие закупки за границей, приглашение иностранных специалистов, посылка за границу в выучку русских людей и множество других небывалых прежде расходов требовали огромного напряжения государственного бюджета и создавали неблагоприятную обстановку для осуществления реформы. В то же время старая монетная система и вся организация денежного дела в стране стали уже совершенно нетерпимыми в новых условиях жизни.
Рис. 92. Кожаный жеребей конца XVII в.
Денежный кризис конца XVII в . К концу XVII в. серебряная копейка, ставшая в результате нескольких снижений веса крохотной монеткой, совершенно не в состоянии была удовлетворять требованиям рынка. Крупные платежи копейками требовали огромной затраты времени на счет; в то же время для рыночной мелкой торговли копейка была все еще слишком ценна; выпуск же более мелких монет (денег) при ручной чеканке делался все более невыгодным для казны, и их почти не чеканили. Поэтому в конце XVII в. для нужд мелкой торговли на рынках, в кабаках и т. п. население повсеместно стало резать копейки на части: легкие, новые — пополам, более тяжелые, старые — натрое; получалась денга. Кое-где появились как знамение кризиса выпускавшиеся по частной инициативе местные денежные суррогаты вроде «кожаных жеребьев» — клейменых кусочков кожи.
Допустимо предположение, что «кожаные жеребья» первоначально возникли в XVII в. как марки, которыми городское население отчитывалось перед властями в выполнении таких городских повинностей как, например, поддержание в порядке земляных укреплений и т. п. Подобные городские марки, причем не всегда даже металлические, хорошо известны в быту Западной Европы XVI–XVIII вв. На такое значение кожаных жеребьев может указывать весьма единообразный характер всех известных сообщений о их находках: кожаные жеребья находились каждый раз в большом количестве — то в Воронежском цейхгаузе, то при разборке городской стены в Серпухове, то в Новгороде, то в Александрове. Одно из сообщений касается находки в монастыре, что может указывать и на «вотчинный» характер этих знаков.
