- Здорово же ты, парень, врешь,- крикнул на всю избу Миней.- Не в подъем человеку вранье твое. Как заврешься, под тобой, парень, и лавка не устоит,слышь, потрескивает. Поберегись. Убавляй, не бойсь, много еще останется.
- Нет, точно десять возов привезено и в палатку поставлено,- заметил один из осиповских токарей, Асаф Кондратьев, только что прогнанный Патапом Максимычем за воровство и пьянство.- Сам своими глазами видел,- продолжал он.Вот с места не сойти!
- И золото видел? - спросил Миней.
- Нет, врать не хочу, золота не видал, видел только воза да сундуки,ответил осиповский токарь.- Сундуков, укладок и коробья пропасть.
- Надо думать, что лежат в тех сундуках платья, да шубы, да иное приданое, может статься, есть тут и золото и серебро, а чтобы все десять возов были полны чистым золотом - этому поверить нельзя,- насмешливо молвил Миней и переглянулся с Илюшкой пустобояровским.
Тот будто и не заметил, сидит себе на печи да ногами побалтывает.
- Что, Илюшка? - спросил у него, подходя к печке, Миней.
Илюшка молчал, но, когда Миней, взгромоздясь на печь, сел с ним рядом, сказал ему потихоньку:
- Лишних бревен в избе много, после потолкуем,- прошептал Илья пустобояровский. Меж тем Мироновна продолжала плакаться.
- Господи Исусе! - причитала она.- И хлеб-от вздорожал, а к мясному и приступу нет; на что уж дрова, и те в нынешнее время стали в сапожках ходить. Бьемся, колотимся, а все ни сыты, ни голодны. Хуже самой смерти такая жизнь, просто сказать, мука одна, а богачи живут да живут в полное свое удовольствие. Не гребтится им, что будут завтра есть; ни работы, ни заботы у них нет, а бедному человеку от недостатков хоть петлю на шею надевай. За что ж это, господи!
И до самого расхода с посиделок все на тот же голос, все такими же словами жалобилась и причитала завидущая на чужое добро Акулина Мироновна. А девушки пели песню за песней, добры молодцы подпевали им. Не один раз выносила Мироновна из подполья зелена вина, но питье было неширокое, нешибкое, в карманах у парней было пустовато, а в долг честная вдовица никому не давала.
- Что сегодня мало пьете, родимые? Нешто зареклись, голубчики? - ласково, заискивающим голосом говорила она парням.- Аль и у вас, ребятушки, в карманах-то стало просторно? Не бывал вот чапуринский зять, то-то при нем было веселье: изломала, слышь, сердечного злая жена железным аршином. Эх, ребятушки, мои голубчики! Раздобыться бы вам деньжонками, то-то бы радость была и веселье! Эй, дружки мои миленькие, оглянитесь-ка, сударики, на все четыре сторонушки, попытайте-ка, не лежит ли где золота казна, клада в окольности поискать бы вам.
- Боязно, тетушка, да и грех велик,- вступился Алешка, поглядывая на свою зазнобу, племянницу Мироновны.- Ведь при каждом кладе бесовская сила приставлена, ни отбечь (Отбежать.), ни отчураться от нее никак невозможно... Беда!
Вскинулась на него честная вдовица, обругала на чем свет стоит и под конец прибавила:
- Коли ты из заячьей породы, страховит да робок, лежи себе на полатях, разинь хайло-то (Горло, рот, зев, пасть.), да и жди, что богатство само тебе в рот прилетит. Про бесовские клады по всей здешней палестине и слыхом не слыхать, зато лежат иные, и ни лысого беса к ним не приставлено. Взять те клады легко, все едино что в полое (Заливное, поемное место берега или луга, пойма, займище, остаток весеннего разлива.) рыбу ловить. Нужна только смелость да еще уменье.
Илюшка с Минеем молча переглянулись меж собой, когда Мироновна ругала Алешку.
Вдруг Илюшка спрыгнул с печи, стал среди избы, кликнул, гаркнул беседе громким голосом:
- Эй вы, девушки красоточки! Пойте, лебедушки, развеселую, чтобы сердце заскребло, чтобы в нас, молодцах, все суставчики ходенем пошли... Запевай, Лизавета, а вы, красны девицы, подтягивайте. Пляши, молодцы! Разгула хочется. Плясать охота. Ну, девки, зачинай!
И запели девки развеселую, и вся беседа пошла плясать, не стерпела сама Мироновна. Размахивая полотенцем заместо платочка, пошла она семенить вдоль и поперек по избе. Эх, был бы десятник жив, уже как бы накостылял он шею своей сожительнице, но теперь она вдова - значит, мирской человек: ее поле - ее и воля.
А Илюшка пустобояровский, немного поплясав, сел среди шума и гама за красный стол, под образами. Сидит, облокотясь на стол, сам ни слова. Не радуют его больше ни песни, ни пляски. Подошла было к нему Лизавета Трофимовна, стала было на пляску его звать, но возлюбленный ее, угрюмый и насупленный, ни слова не молвивши, оттолкнул ее от себя. Слезы навернулись на глазах отецкой дочери, однако ж она смолчала, перенесла обиду.
И что-то всем стало невесело. Недолго гостили парни у Мироновны, ушли один за другим, и пришлось девушкам расходиться по домам без провожатых; иные, что жили подальше от Ежовой, боясь, чтобы не приключилось с ними чего на дороге, остались ночевать у Мироновны, и зато наутро довелось им выслушивать брань матерей и даже принять колотушки: нехорошее дело ночевать девке там, где бывают посиделки, грехи случаются, особливо если попьют бражки, пивца да виноградненького.
Минею Парамонову с осиповским токарем идти было по дороге, но к ним пристал и дюжий Илья, хоть его деревня Пустобоярова была совсем в другой стороне. Молча шли они, и, когда вышли за ежовскую околицу, вымолвил слово Илья.
- Что ж, други? Станем, что ли, клад-то вынимать?
- Какой клад?- спросил прогнанный Патапом Максимычем токарь. А звали его Асафом Кондратьичем.
- Эх, ты! - с усмешкой сказал ему Илья в ответ.- Сам ходит вокруг клада, каждый день видит его, а ему и невдомек, про какой клад ему сказывают.
- Я пойду,- молвил Миней Парамонов.- Чем с бедности да с недостатков чужие клети ломать, цапнуть сразу тысячу-другую да и закаяться потом.
- Да где же клад-от лежит? - спрашивает недогадливый Асаф.- И какой зарок на нем?
- Никакого зарока нет, а лежит клад у тебя под носом,- молвил Илья пустобояровский.- Сам же давеча сказывал, что на десяти возах к Чапурину клад на днях привезли.
- Так ведь он его в каменну палатку сложил,- сказал Асаф.
- А что ж из того? - спросил Илья.
- Ключи у самого, как без них в палатку войти? - молвил Асаф Кондратьев.
- Не то что палатку, городовые стены пробивают,- сказал Илья.- Были бы ломы поздоровей да ночь потемнее.
- А как услышат? - промолвил Асаф.
- Надо так делать, чтобы не слыхали,- отвечал Илья.- Ты осиповский, тебе придется сторожить. Ходи одаль от палатки, и на задах ходи, и по улице. Ты тамошний, и кто тебя увидит, не заподозрит - свой, значит, человек. А ежель что заметишь, ясак (Сторожевой клик или другой знак, непонятный посторонним. ) подавай, а какой будет у нас ясак, уговоримся.
- Ведь десять возов - всего не унести,- заметил Асаф.
- А кто тебе про все говорит? - сказал Илья.- Вестимо, всего не унесешь. Возьмем, что под руку попадется; может, на наше счастье и самолучшее на нашу долю достанется. Ну что ж, Асаф Кондратьич, идешь с нами али нет?
- В ответе не быть бы...- колеблясь, промолвил Асаф.
- Какой тут ответ, когда только сторожем будешь,- возразил Миней Парамонов.- Да ты постой, погоди,- ночные караулы бывают у вас на деревне?
- Исправник и становой не один раз наказывали, чтобы в каждой деревне караулам быть, только их николи не бывает,- отвечал Асаф.- Дойдет до тебя черед, с вечера пройдешь взад да вперед по улице, постучишь палкой по клетям да по амбарам, да и в избу на боковую. Нет, на этот счет у нас слабовато.
- А у Чапурина есть свои караулы? - спросил Илья.
- Как ему без караулов быть? Нельзя,- отвечал Асаф.- У токарен на речке караул, потому что токарни без малого с версту будут от жилья, а другой караул возле красилен. Эти совсем почти в деревне, шагов сто, полтораста от жилья, не больше.
- А далеко ль от палатки те караулы? - спросил Миней Парамонов.
- Далеконько,- ответил Асаф,- токарни-то ведь по другую сторону от деревни.
- А за палаткой что? Назади-то ее, значит? - продолжал расспросы Миней.
- Да ничего,- отвечал Асаф.- Одно пустое место, мочажина, болотце гладкое, без кочек. А за мочажиной перелесок, можжевельник там больше растет, а за перелеском плохонький лесишка вплоть до Спасского села.
- Так хочешь, что ли, с нами? - спросил Илья.
- Да я, право, не знаю,- нерешительно отвечал Асаф.- Боязно, опасно, ежели проведают. В остроге сгниешь.
- Коли что, так мы с Илюшкой в ответе будем,- молвил Миней.- Твое дело вовсе почти сторона, станешь ходить по приказу начальства да по мирской воле. Твое дело только ясак подать, больше ничего от тебя и не требуется. А дуван станем дуванить, твоя доля такая ж, как и наша.
- Вина тогда, Асафушка, будет у тебя вволю. В город поедем, по трактирам станем угощаться. А какие, братец ты мой, там есть любавушки, посмотреть только на них, так сто рублей не жаль, не то что наши деревенские девки,говорил Илья осиповскому токарю.
Асаф долго колебался, наконец решился. Очень уж прельстился он никогда до тех пор не виданными городскими любавушками, что поют на всякие голоса, ровно райские птицы, а в пляске порхают, как ласточки, что обнимают дружка таково горячо, что инда дух занимается. Знал Илья пустобояровский, за какую струну взяться, знал он, что Асаф чересчур уж падок до женского пола и что немножко брезговал деревенскими чупахами. С полчаса он расписывал ему про веселое житье в городе и про тамошних красавиц, что на все руки горазды и уже так ласковы и податливы, что и рассказать недостанет слов. Уговорились ломать палатку, только что настанут темные ночи. Ежели будет сухо, нести добычу к Илюшке в Пустобоярово, а если грязно, так нести сначала прямо в лес по мочажинам, чтобы не было заметно следов.
