В первой книге Еноха (II в. до н. э.), по-видимому, существовала группа сатанов, лидеров падших ангелов, но к началу христианского периода стало распространенным мнение, что был один Сатана, который возглавил восстание. Ангелы отождествлялись со звездами, и Люцифер, светоносный, был величайшей звездой, которая пала. Хотя ортодоксальные евреи и христиане, в отличие от мессалиан, богомилов и катаров, никогда не считали Сатану сыном Божьим, представление о том, что он является источником всего зла, уже утвердилось в религиозном учении евреев, когда появилось христианство.
Раннее христианство унаследовало все эти традиции. Подобно современным евреям и гностикам, у ранних христиан существовала подробная демонология, которая все чаще отождествляла демонов с падшими ангелами, а языческих богов – с теми и другими. Идея об одержимости злым духом – явление, которое позднее связывали с ведовством, – прочно укрепилась в Новом Завете и трудах Отцов Церкви, как и мысль о том, что вся магия творилась с помощью демонов.
Большинство христианских писателей, таких как Тертуллиан, утверждали, что Сатана был мудрейшим, высшим или самым славным из ангелов, а Лактанций даже настаивал на том, что Сатана был сотворен (хотя и не рожден) до начала мира, ставя его в онтологической иерархии выше всех других духов, кроме Бога. Некоторые Отцы Церкви не соглашались, считая, что Сатана и его последователи были из числа низших ангелов, однако на протяжении всего Средневековья ангельская природа Сатаны, пусть и морально падшая, обладала высоким онтологическим статусом. Большинство в Средние века разделяло мнение Святого Августина о падших ангелах, которое заключалось в том, что падение случилось до сотворения Адама, но некоторые старые представления о том, что ангелы пали из-за вожделения к дочерям человеческим, сохранялись, укрепляя предрассудки в отношении женщин. Антихрист из Книги Откровения и последующей христианской мысли был человеком – генералом армии Сатаны во время конца света, иногда его отождествляли с самим Сатаной.
Согласно апостолу Павлу и большинству Отцов Церкви, дьявол и его приспешники имеют эфирные тела, подобные телам ангелов [199], однако могут принимать видимый облик – хотя и не сущность – животных или людей.
Сатана и его ангелы обитают в подземном мире, как и древние хтонические божества, или в воздухе, вместе с ангелами, или прямо на земле. Один из любопытных парадоксов христианского учения заключается в том, что, хотя Сатана был низвергнут с небес в ад архангелом Михаилом и его власть над людьми была ослаблена страстями Христа, он и его демоны все еще могут бродить и губить человеческие души. Согласно христианскому вероучению, есть два корня зла: один – извращенная воля Сатаны и его ангелов, другой – извращенная воля Адама и человеческого рода. Бог не желает этого зла, но он терпит его как отмщение или, по меньшей мере, следствие первородного греха. Таким образом, Сатана имеет власть искушать и наказывать христиан. Над нехристианами или неправедными христианами его власть намного больше. Язычники, смертные грешники, еретики и, в конечном счете, ведьмы, отсеченные от мистического тела Христа, соединились с телом Сатаны.
До XI века представления Святого Августина о демонологии почти не претерпели изменений в богословской литературе. Однако тем временем народное сознание становилось все более дуалистическим. Попытки теологов ограничить власть Сатаны потерпели неудачу, поскольку люди пребывали в благоговейном страхе и ужасе перед отцом всего зла. С течением времени этот ужас только возрастал. В искусстве раннего Средневековья мало изображений Сатаны, и если он появлялся, то с лицом скорее печальным, нежели чудовищным. Но по мере того как росло представление о Сатане как о Творце всего зла, его злоба и могущество его демонов распространились на весь спектр человеческих несчастий. Если кто-то заболевал, в этом винили демонов; если кто-то испытывал вожделение, то это дьявол искушал его или даже, в образе суккуба, соблазнял его; если случалась засуха, колодцы пересыхали или не было урожая, то в этом винили демонов. Разлады в браке были вызваны завистью демонов. Безумие или припадки были результатом одержимости демонами. Всю землю населяли невидимые, но реальные полчища дьявольских духов, которые мешали человеческому счастью и благополучию.
Вездесущесть демонов была усилена элементами, пришедшими в демонологию из германских и кельтских традиций. Ни кельты, ни германцы не имели никакого представления о высшем принципе зла, но христиане отождествляли их богов и низших духов с демонами и считали поклонение им суевериями и идолопоклонством.
Боги продолжали существовать в народном воображении, иногда сохраняя свой высокий статус, иногда лишившись его и превратившись в демонов, духов, а то и святых. Многие из северных духов имели звериное обличие, благодаря чему демоны представлялись в воображении именно в облике животных. Рога дьявола были позаимствованы у средиземноморских фавнов и сатиров, в первую очередь у бога Пана, а также воспроизводили тотемные изображения и бюсты североевропейских богов, в частности галльского рогатого бога Кернунна. Наиболее заметным и непосредственным вкладом североевропейских мифов в феномен ведовства было множество низших духов – фей, кобольдов, гномов, лепреконов или эльфов, которых Церковь усердно пыталась приобщить к сонму демонов. Однако полной ассимиляции не случилось, поскольку эти существа сохранили что-то от своей первоначальной идентичности в фольклорной традиции. Даже превратившись в демонов, они не стали такими могущественными или ужасными, как иудео-христианские падшие ангелы. Хотя глупый человек может сильно пострадать, недооценив их, умный может задобрить, обмануть их и использовать ради своих целей. Самой важной функцией младших демонов в ведовстве была роль фамильяров. Многие люди следовали старой народной традиции и верили, что имеют дело с маленьким народом, и Церковь, которая была убеждена, что все неангельские духи были злыми, предполагала, что маленькие духи помогали ведьмам совершать их злодеяния. Отсюда и уменьшительно-ласкательные имена, которые фамильярам давали ведьмы и которые никогда не носили падшие ангелы. Такие имена, как Хэммерляйн, Хауссибут или Хинкебейн, говорят об озорной, пусть и вредоносной, природе этих духов.
В XI веке и еще больше в XII–XIII веках власть Сатаны и его демонов продолжала расти. Это было связано с развитием дуалистической мысли, вызванной появлением катаризма в 1140-х годах, очеловечивающим эффектом революции вкуса, влиянием еврейской каббалы и в значительной степени – с триумфом аристотелизма над платонизмом и неоплатонизмом среди интеллектуалов. Аристотелизм с его концепцией строго упорядоченной рациональной вселенной относил все иррациональные силы к царству зла, в отличие от более терпимых и слабо структурированных систем платонизма и неоплатонизма.
«Сентенции» Петра Ломбардского, основной учебник по теологии в Средние века, не касались демонологии подробно, но придерживались старой традиции, согласно которой ангелы были низвергнуты с небес в воздух из-за гордыни. (См. Послание к Ефесянам 2:2, где Сатана описывается как князь, повелевающий силами воздуха.) В воздухе они будут пребывать до тех пор, пока не будут брошены в ад во время Судного дня. Гильом из Конша, придерживаясь неоплатонической традиции, утверждал, что существует два чина добрых демонов (καλοδαίμονες), которые живут в эфире и в верхних слоях атмосферы, и один чин злых демонов, живущих в воздухе близко к земле, у которых тела состоят из воздуха и частично из воды. Суждения Гильома из Конша подвергались резкой критике со стороны Гильома из Сен-Тьерри и других аристотеликов, и подобные аргументы стали звучать все реже вплоть до возрождения идей неоплатонизма в эпоху Ренессанса.
В произведениях искусства (включая витражи, живопись, книжную миниатюру, истории и проповеди) злые духи теперь появлялись чаще и становились все более ужасными, чудовищными и гротескными. Наиболее распространенным изображением дьявола стал искаженный, но узнаваемый человеческий облик, поскольку в этих уродствах человеческого тела люди могли видеть, словно в зеркале, отражения деформаций, которые грех произвел в их собственной душе. Назидательные образы чудовищного обрели наиболее гротескную форму в художественной традиции, самым известным примером которой является Иероним Босх. Сейчас мы относимся к монстрам как к шутке или, по глупости, как к развлечению для детей, но в Средние века все чудовищное воспринималось как наглядный символ онтологически и морально реального искажения Вселенной грехом.
