В истории колдовства 1000–1150 годы во многих отношениях являются важным периодом. Язычество окончательно перестало существовать как самостоятельная сила и сохранилось только в христианизированных формах; народная ересь приобрела значительное влияние, и начался период, когда ведовство все больше отделялось от магии и колдовства и срасталось с ересью, – этот период достигнет своего пика к XV веку.
Под воздействием ереси к ведовству в то время добавлялись новые детали, а старые элементы были уточнены и получили дальнейшую разработку: оргии, пиршества, тайные встречи по ночам в пещерах, каннибализм, убийство детей, открытое отречение от Бога и поклонение демонам, осквернение креста и церковных таинств. Все это теперь стало неизменными элементами в композиции ведовства.
Наконец, радикальные изменения в средневековом обществе, начавшиеся в XI веке, создали более богатую почву для развития ведовства. За смутным временем последовало относительное благоденствие, которое, в свою очередь, привело к росту населения и переселению, что также повлияло на развитие городов, промышленности и торговли. Переселение и непостоянная занятость вызвали внутреннюю нестабильность в средневековом обществе в противовес внешним угрозам, существовавшим ранее. Эта внутренняя нестабильность спровоцировала повсеместное нарушение равновесия и недовольство, что вызвало необходимость в политических и религиозных переменах. Крестовые походы, погромы, борьба между папством и империей, развитие новых монашеских орденов, рост мистицизма, рост ереси и нетерпимости к ереси и, наконец, развитие самого ведовства – все это последствия общественного недовольства. Когда некоторое сообщество подвергается давлению извне, оно объединяется и внутренние конфликты в нем сводятся к минимуму; когда оно в безопасности и торжествует над врагами, как это стало происходить в средневековом христианском мире после 1000 года, внутренние разрушительные силы начинают действовать. Кризис продолжался и углублялся на протяжении всего XII века, а общественное недовольство и страхи позволили добавить в котел ведовства еще два важных элемента: демонологию и катарский дуализм.
Глава 5. Демонология, катаризм и ведовство (1140–1230 гг.)
Существенным элементом феномена ведовства в христианстве является неповиновение Церкви и обществу во имя сил зла. В XII и XIII веках в сознании людей ширилось представление о могуществе сил зла, поэтому вера в ведовство и ненависть к ведьмам возрастали. Еще до появления христианства Сатана считался вполне реальным персонажем. Однако под влиянием дуализма катаров он больше не воспринимался как мятежное, могущественное и порочное существо, а стал вечным космологическим принципом, лишь немногим уступающим Богу в силе и славе и начинающим приближаться к величию, которое было ему уготовано в «Потерянном рае». Как это ни парадоксально, по мере роста его небесной мощи ширилось его присутствие на земле. Обычные феи, эльфы и кобольды из фольклора превратились в демонов, и благодаря расширению магических законов, посредством которых человек мог контролировать их, они распространили свою власть даже на Сатану.
Еще и в другом отношении присутствие Сатаны ощущалось все сильнее. Все неотступнее он преследовал мир, погружающийся в пучину перемен и беспорядков: быстрый рост населения, миграция людей в города, изменения в экономике, сдвиги в политике, реформистские и контрреформистские движения внутри Церкви. Общество стремилось к порядку, но обнаружило, что его поискам препятствуют силы, которые оно не может постичь. На фоне такой неопределенности духовные сущности, казалось, становились все ближе. По мере того как люди переезжали из деревень в города, где им впервые приходилось жить среди незнакомцев, они начинали бояться обезличивания и все больше стремились персонифицировать духовных существ. В этих условиях европейское общество претерпело массовую трансформацию во вкусах, характеризующуюся изменениями в изобразительном искусстве (переход от романского стиля к готическому), в богословии, литературе и во многих других аспектах средневековой жизни.
Результатом стал решающий переворот в восприятии людьми сверхъестественного. Святые, Богородица и сам Господь Бог постепенно приобретали человеческие черты. Суровый, сдержанный, величественный Христос с романских распятий уступил место страдающему, сострадательному Христу готического искусства. Христос – суровый и недостижимый Творец был заменен на образ брата и человеколюбца, и его новый кроткий образ был дополнен нежностью и теплотой культа Богородицы. Этот же импульс привел и к очеловечиванию образа Сатаны. Христос, Богородица и Сатана – все трое больше не были абстрактными фигурами, а присутствовали непосредственно в каждом мгновении, в суете дня и тишине ночи. Извечный Принцип зла в телесной, хоть и в незримой человеческому глазу форме ходил за человеком, таился в темных уголках разума и пространства, выжидая момент. Под влиянием этого ощущения всемогущей и ужасной власти зла под судом могли оказаться сотни тысяч людей за поклонение Сатане, из них лишь часть могла быть действительно виновна.
Демонология
Для того чтобы понять, как идея о Дьяволе и его демонах могла так прочно засесть в умах средневекового общества, необходимо обратиться к истокам христианства. Идея демонов требовала не просто признания наличия зла в мире, но и восприятия этого зла в олицетворенной форме, как того, что можно умиротворить, чего можно бояться и чему даже можно поклоняться. Мы можем лишь догадываться, не опираясь, однако, на доказательства, о палеонтологии этой веры в демонов. Изначально они могли быть враждебными духами усопших, духами животных или человеческих существ, живущих за пределами общины, воплощениями губительных и разрушительных сил природы или, что наиболее важно, проекциями разрушительных и неконтролируемых сил внутри самого человека.
Последний элемент стал наиболее распространенным в истории, поскольку существует любопытная взаимосвязь между нашей волей и демоном, которого мы проецируем из наших самых темных желаний. Глубинные истоки злых наклонностей в человеке в буквальном смысле могут быть демоническими, или результатом первородного греха, или отголосками животной природы, или силой фрейдовского Ид (Оно), или чем угодно еще. Каким бы ни было происхождение этих наклонностей, было бы глупо отрицать, что они присущи людям, или предполагать, что прогресс или революция смогут устранить или контролировать их. С одной стороны, мы очеловечиваем дьявола, не только придавая ему человеческий облик, но и позволяя ему реализовывать свои силы, используя наши человеческие слабости. С другой стороны, дьявол расчеловечивает нас, разрушая наши представления о порядке и безопасности, а также иллюзию, что мы можем управлять нашим окружением или самими собой. Наша судьба оказалась неразрывно связана с судьбой Сатаны.
В Средневековье злые силы находили воплощение как в верховном духе зла, так и в многочисленных низших духах, происходящих от старых богов или от фей, кобольдов или других подобных существ. Высший злой дух именовался дьяволом или Сатаной, меньшие духи назывались демонами. Различие между дьяволом и демонами последовательно соблюдалось [194]. Подобное разграничение представляется разумным, поскольку происхождение и функции дьявола все же были отличны от происхождения и функций меньших демонов.
Христианская средневековая демонология берет начало из иудейского представления о зле, которое, в свою очередь, заимствовано из традиций древнего Ближнего Востока. До Изгнания представления иудеев были очень похожи на представления шумеров, вавилонян, хананеев и – в некоторой степени – египтян. Во всех перечисленных культурах существовало четкое различие между принципом зла (онтогенез зла в мире, созданном добрым Богом) и демонами, низшими духами – добрыми или злыми, порожденными анимизмом, который видит в каждом предмете живое существо с мыслью и волей.
